Спецназ не сдается - Нестеров Михаил Петрович - Страница 61

Андрей Кашинский рассказывал, что во дворе этого форта в 1990 году был расстрелян заместитель начальника иранской военной разведки, который «отвечал» за горный север Ирака, где жили курды. Его обвинили в предательстве. Суд вершился здесь, на Черепашьей скале. Так называемый «суд кенгуру», или самосуд.

Коридор между внутренними и внешними камерами был узок – чуть больше метра – и, по сути, замкнутым. Его разрывали лестницы, сходящиеся продолговатыми площадками, и два проема на юге и севере. «К ним не помешало бы по паре балконов», – пришел к неожиданному выводу Сергей. И действительно, со стороны казалось, что в этих местах не хватало примитивных ограждений: хотя бы перил. Пробегающие мимо собаки и прохаживающиеся часовые визуально попадали на край ямы. А в искусственной иллюминации форта они ступали, казалось, по воздуху, как призрачный всадник без головы. И пропадали в узком рукаве черно-серого коридора, чтобы снова появиться фантомами с противоположной стороны.

Если бы диверсантов было больше, они бы действовали по наработанной, классической схеме: снятие часовых, сигнал к началу операции выстрелом из гранатомета по одному из элементов системы обороны объекта, уничтожение караула, затем следовала основная часть акции и – по залпу – отход к средству высадки или доставки.

Часовых так и так снимать, а что касается системы обороны объекта, то это был заранее намеченный объект – антенны: уничтожение связи гарнизона с основными береговыми силами. Второе – это энергопитание. Хорошо, что кабель, проложенный под водой, не служил системой оперативного оповещения. Иначе при отключении питания и отсутствии связи с фортом на берегу возникшие неполадки могли посчитать как диверсию.

Сергей первым выбрался из полузатопленной камеры, когда в южном проеме промелькнули силуэты собаки и часового. Он сделал по двору длинный рывок к лестнице, минуя подстанцию, находившуюся прямо над ним. Когда он взошел на первую ступеньку, справа от него (с юга) оказалась караулка, а слева – подстанция и сразу за ней – узкий кольцеобразный коридор.

Командир взял высокий темп, который ему предстояло держать по всему коридору.

Кашинский мог страховать товарища лишь с одной точки, оставаясь на месте – непосредственно у камеры, из которой они вышли: он взял на себя южный проем. Этот открытый участок в десять метров был его.

Бег по кругу – так, наверное, можно было назвать действия Сергея Перминова. Он рассчитал все точно. Устремляясь по кольцевой, он догонял одного караульного с собакой, а позади него – на расстоянии половины окружности форта – шла другая пара.

Коридор был освещен лампами, заключенными в металлические решетки; в их неярком свете бились сотни ночных насекомых. Сергей миновал северный проем (точно под ним находился Кашинский) и скрылся из виду.

Первой диверсанта обнаружила собака. Она бежала впереди часового и резко обернулась. Сергей предвидел такую реакцию и был готов к ней. Припав на колено, он с расстояния в пятнадцать метров произвел из «эмфибиен» два точных выстрела – в грудь и голову животному. Пес, изготовившись к прыжку и напружинив лапы, обмяк, попятился назад, издав короткий визг, и повалился на бок. Следующих два выстрела – в часового, который так и не успел обернуться.

Звуки выстрелов из самого, пожалуй, бесшумного оружия, за исключением стрел, не были услышаны даже чутким ухом Тритоныча, но неладное почуяла вторая собака. Именно почуяла смерть, поджав хвост и заскулив. Но вскоре над страхом взяла верх выучка, дрессировка. Собака рванула по коридору вслед за Перминовым.

Это был бесстрашный и умный пес, он ни разу не гавкнул, несясь по коридору.

Сергей поджидал собаку, стоя на колене. Она четко обозначилась в освещенном проеме и в мгновение ока миновала его. Но вот приостановила свой бег, покачиваясь из стороны в сторону, когда первая пуля попала ей в грудь. В то же место Сергей послал еще две и быстро поменял опустевший магазин.

Второй часовой сделал то, чего от него ожидала амфибийная группа: он, обеспокоенный поведением собаки, появился в освещенном проеме, который контролировал Кашинский. Тритон, держа этот участок под прицелом полуторакилограммового пистолета больше минуты, почувствовал в ослабевших руках дрожь – сказалась нелегкая работа по удержанию чертовых прутьев решетки. Плюс несвойственная закаленному бойцу торопливость. Он «зацелился», как говорят стрелки, и «попал» в цель раньше, чем поймал ее на мушку.

Короче, старый Тритон промазал. Не попал в охранника и со второго выстрела. Однако своими действиями «выбил» караульного из освещенной зоны, заодно – пару здоровенных кусков камня из стены. Что было плохо и хорошо одновременно. Плохо то, что караульный, скрывшись в коридоре, мог голосом или выстрелом из винтовки поднять на ноги весь гарнизон форта. Вот тогда двойке диверсантов придется на практике показывать, как вдвоем связывать боем целый гарнизон. А у них другая, более амбиционная задача – полностью уничтожить его.

Хорошо то, что караульный метнулся в западное крыло, куда уже ступил командир группы. Не снижая темпа, Сергей в прыжке ударил часового ногой в голову, и тот снова оказался в зоне видимости Тритона. Кашинский видел, как на охранника обрушилась облаченная в черное фигура. Видел короткий взмах руки, вооруженной боевым ножом, и видел окончание этого неравного поединка: Перминов, сжав горло противника, всадил клинок ему в сердце.

«Молодец, – вяло похвалил его Тритоныч, – тихо снял».

Они встретились у караульного помещения. Тритон тихо шепнул на ухо Сергею:

– Зацелился… Руки устали. А раньше такая центральность была…

«Все нормально», – ободряюще кивнул ему Перминов.

Они поднялись на гребень форта. Кашинский, повернув голову в сторону порта, заметил:

– Бог любит диверсантов.

Сергей понял его: ветер, набирая силу, задул со стороны Бендер-Солеймана. Так что ни взрывы, ни трескотня автоматов не долетят до берега. Разве что кто-то заметит мимолетную вспышку на гребне форта. Один шанс из тысячи. К тому же прожектора в порту делали хорошую подсветку на глаза. Это как из освещенной комнаты смотреть в ночь за окном. Сколько ни пялься, все равно ничего не увидишь.

Сергей сам убедился в этом, когда прошлой ночью пытался рассмотреть форт. Лишь в отдельные моменты он видел отблески прожекторов на Черепашьей скале. И снова в голову пришло сравнение, как и в ту роковую ночь: огни святого Эльма. Их появление считалось добрым знаком, но одиночный светящийся пучок предвещал морякам беду. И в душу вкралось суеверное опасение: скала бросала вверх именно одиночный пучок света…

Командир глянул на часы: до смены караула оставалось всего десять минут. И пока не до караульных. Когда в форте не осталось ни одного часового, исполняющего свои функции, нужно было срочно выводить из строя радиостанцию. И лишь одним путем: разрушением антенн, которые располагались по южному гребню форта и между двумя прогулочными коридорами. Этот небольшой пятачок был надежно опутан колючей проволокой и стальной лентой. Стричь этот ощетинившийся газон можно и час, и два.

– Как у тебя руки, Михалыч? – тихо спросил Сергей, глядя на неприступную изгородь.

Кашинский посмотрел на свои мозолистые ладони.

– Вроде отходят.

– А ноги?

– Ноги в порядке.

– Тогда беги вниз, – распорядился Перминов, – к подстанции, готовь ее к взрыву. Сверим часы. Ноль пятьдесят одна сорок.

За последний час это была вторая сверка.

– Точно, – отозвался Тритон, отмечая положение стрелок; часы у него чуть отставали. – С поправкой на двадцать секунд.

У диверсантов осталось всего по одному взрывному заряду – старого образца, в латунной оболочке и с массой взрывчатого вещества 300 граммов. Где Тритоныч откопал их, Сергей спрашивать не стал. Как не стал выяснять, по какой причине начбазы хранил взрывчатые вещества, подлежащие уничтожению, и оружие. Экономный старикан, вряд ли он предвидел, что они когда-нибудь пригодятся. Хотя как знать. Спроси он об этом у Кашинского, «баталер» мог ответить, не задумываясь: «С волками жить – по-волчьи выть». И, наверное, был бы прав.