Приказ обсуждению не подлежит - Нестеров Михаил Петрович - Страница 9

Нет, ему не демонстрировали свою власть, не предупреждали и не давали понять, что он один, за ним никого нет и никогда не будет; если у него и был когда-то канал связи [5], то прервался раз и навсегда. Но именно все это стояло за каждым словом, за каждым жестом Боровича.

Игра была неравной – полковника просто использовали, а не перехватывали инициативу; установление же с ним контакта было до безобразия простым.

Артемов же «огрызался» тем, что вел оперативную игру, по сути – незримо перехватывал инициативу у противника. Но догадывался ли об этом Борович?

Генерал (сегодня он уже не спросил о связях Артемова в ГРУ) полагал, что на сто процентов знает, о чем думает бывший разведчик. Единственная тактика выброшенного на помойку полковника, полагал он, – оставаться в стороне. Любой промах Артемова будет стоить ему головы. А вдруг все эти позы – блеф? А вдруг нет? Вот и все ответы. Для разведчика их слишком мало и слишком много.

А время идет. И чем меньше его остается, тем меньше шансов у Артемова «скинуть» информацию о тайной операции, которую готовило управление Боровича. И скоро это время иссякнет.

У полковника, полагал начальник управления, был еще один вариант – продолжение предыдущей темы: продать имеющуюся у него информацию. Но опять же: у него не осталось каналов связи. Но все это так, мелочная мысленная перестраховка, тасование колоды.

Борович расстелил, как скатерть, на столе карту и пригласил Артемова стать рядом. Карандашом генерал-майор очертил место.

– Район поселка Дымный, Дагестан. Собственно, что мы тут имеем… Береговая полоса, взгорье, за ней небольшая равнина, наконец строение – какой-то давно заброшенный завод, не знаю. Очень похоже на местность, где содержат немецкого бизнесмена. – Пауза. – Грузию имею в виду. Недалеко от Поти. Через несколько дней и перебросим вас туда.

– Собраться-то можно? – спросил Артемов.

– Я же сказал, что мероприятие запланировано не на сегодня. Можно, конечно.

Вот как нужно составлять документы, нервно и немного самодовольно заметил Артемов. Он знал, через кого передать и, главное, получить ответ. Всего за несколько минут в темпе стенографистки он набросал на чистых листках бумаги несколько коротких срочных телеграмм. Одна предназначалась резиденту ГРУ в Берлине, работавшему под прикрытием военного атташе, другие «молнии» – для разведчиков в Грузии и СКВО. Он здорово рисковал, подписывая как ДИРЕКТОР. «Херня, выкручусь». А «херня» заключалась в том, что на данном этапе полковник Артемов, получивший распоряжение от начальника управления Минобороны, доверять не мог никому. Даже своей жене.

Но прежде чем набросать шифровки, полковник поразмышлял о том, что у него единственный шанс выйти на военную разведку, и самым безопасным путем. Ведь он не знал, кто стоит за управой генерал-майора Боровича, может – ГРУ, которое использовало в качестве прикрытия даже управления «родного» Генштаба. Он и сам втягивался в игру и втягивал военную разведку – это в любом случае: знают ли в ГРУ про «немецкие» дела Боровича или нет. В любом случае его не тронут, пока он проявляет инициативу, а будут ждать его дальнейших шагов. Это как дважды два.

В данное время Михаил Артемов походил на члена абвера, назубок знавшего памятку о борьбе против шпионажа и измены: «Я незаметно и как можно скорее сообщаю о своих подозрениях в шпионаже или саботаже своему начальнику, не говоря об этом ни с кем. Я знаю, что эта моя обязанность распространяется на всех, то есть и на моих товарищей и даже на членов моей семьи».

Что касается «товарищей». У полковника был неплохой контакт со штаб-квартирой ГРУ, а «товарища» звали Светланой Николаевной Комиссаровой. Выйти на контакт со своей бывшей секретаршей и помощницей было проще простого; к тому же Артемов точно знал, что сделает капитан Комиссарова, проработавшая в управлении военной разведки два десятка лет.

Это был рискованный ход, но другого Артемов не видел. И такая работа на грани риска возбудила полковника – точнее, бурно возвращала его к родным пенатам.

В конце рабочего дня артемовская «четверка» отяжелела примерно на девяносто килограммов. Грузная помощница едва протиснулась в «малолитражку». Вот тут Артемов натурально сыграл настоящего шпиона. На нем были очки с непроницаемыми стеклами. Бросив быстрый взгляд в зеркальце заднего вида, Артемов газанул и помчался по раскисшей от снега улице Зорге, несколько раз свернул, словно отрывался от преследования. И насмешливо подмечал круглые глаза слегка напуганной секретарши.

Когда остановился наконец, полуобернулся в кресле и протянул Светлане Николаевне несколько листов бумаги.

– Срочно передай эти сообщения. Найди способ оставить в них все, вплоть до запятой, поняла?

Светлана Николаевна поняла. Уже утром следующего дня шифровки Артемова читал в своем кабинете начальник ГРУ. Хотя бы по тому факту, что все они были подписаны от его имени.

Отложив шифровки в сторону, генерал армии Ленц в упор посмотрел на Комиссарову. Светлана Николаевна была одета в темную мешковатую юбку и пеструю кофту, от которой рябило в глазах.

– Он тебе передал это…

– Вчера, ровно в 18.30. В своей машине. Мы встретились на углу Хорошевки и Зорге.

Спрут не стал спрашивать, имели ли место словесные дополнения полковника, и так ясно, что не было. Он взял со стола авторучку и, буркнув под нос: «Слепой я, что ли…», вычеркнул из текста двух первых телеграмм примечания:глава «Ариадны» Марта Зельман обратилась за содействием в управление «М» Минобороны России.

Эта отдельная строка предназначалась лично начальнику ГРУ. Тому, кому адресована телеграмма, такие детали совсем ни к чему. В общем, в каждой телеграмме было по два ключа. Одним Артемов указывал на конкретное военное подразделение. Что оно собой представляет, кто им руководит и кто его курирует, генерал армии знал наверняка.