Последний контракт - Нестеров Михаил Петрович - Страница 2

Последний раз Алексей Матиас видел этого высокопоставленного кремлевского чиновника, решая на Старой площади вопросы, касающиеся банковской реформы. Он стал свидетелем унизительной выволочки, устроенной безукоризненно выхолощенным человеком ряду депутатов Госдумы: «Никакие вы не депутаты и не народные избранники. За каждого из вас лично поручились конкретные люди из аппарата президента». Он едва не докатился до истерики, ставя парламентариев на место.

Администратора звали Николаем Груздевым.

Сейчас тридцатипятилетний чиновник казался спокойным. Казался человеком, отчаянно ответственным за судьбу страны. «Перед кем, о господи, – мысленно воскликнул Матиас, – он шелестит фальшивыми государственными размышлениями!»

– Алексей Михайлович, – продолжал Груздев, посверкивая золотыми запонками и отбеленными зубами, – вы купили пакеты акций предприятия, которое не продается.

– Но я купил его, верно?

– Оно не продается, – повторил чиновник. – Владельцы акций вернут вам деньги.

Груздев указал большим пальцем за спину на портрет президента. «Он велел», – без труда расшифровал этот жест банкир.

– Опустим этот бесполезный спор, – продолжил Груздев, – мол, вы владелец и в суд можете подать.

– Вот чего я не собираюсь делать, так это подавать в суд.

– Отчего же? Председатель Конституционного суда на вашей стороне. Он ляпнул недавно, что суды уязвимы для коррупционной атаки со стороны бизнеса и что судебная коррупция встроена в различные коррупционные сети, действующие на разных уровнях власти.

– Только не добавил, что суды еще и управляемы сверху.

«Он велел», – вспомнился Алексею Михайловичу жест администратора. Парадокс заключался в том, что Груздев, работая как на собственное благополучие, так и на «черную» кассу Кремля, питающую секретные фонды – деньги для спецслужб, операции за рубежом и прочее, действовал во благо государства.

Отличительная особенность Алексея Михайловича: его угрозы никогда не были пустыми, равно как и его боевики сроду не таскали оружия с холостыми патронами. Банкир прошипел:

– Сколько я должен отстегнуть за эту разовую сделку?

– Только не вы, Алексей Михайлович. Может, вы хороший парень, только начальники здесь дурные.

– Только не я? Начинаете отлучать от той элиты, которая приносит в черный бюджет тысячу и за это получает с народа миллион? Значит, только не с меня вы хотите получить тысячу, чтобы положить в черный бюджет рубль?

Алексей никогда не сносил унижений. Он не собирался взирать, как на его глазах будут лопать его пряник. По большому счету дело не в деньгах, хотя на возврате денег и сопутствующих операциях он, конечно, потеряет. Дело приобретало моральную окраску. Он терял в весе, престиже. Он видел насмешливые глаза партнеров по бизнесу, они же злопыхатели: «Как тебя согнуло!..» Он не хотел позора, который уже начал охаживать его огромной малярной кистью.

– Вы… – сквозь зубы процедил Матиас, глядя на это ничтожество в деловом костюме. – Вы будете долго жалеть об этом.

Кремлевский чиновник устало махнул рукой. Он изредка слышал нечто подобное, но чуть завуалированное по причине бессильной злобы: «Как бы не пожалеть…» Как бы. Это словесный мусор, и мести его можно как угодно.

– А вы, – задал никчемный вопрос администратор, – не пожалеете? Хотите жертвовать собой – ради бога. Только не портите настроение другим.

Матиас даже не хмыкнул пренебрежительно. Этого лощеного урода угораздило в змеиное болото, и он долго, корчась в судорогах, будет искать ползучего гада, укусившего его.

Ни о чем подобном Груздев не думал по разным причинам. Он не видел в этом «слепыше» никакой угрозы. Но если бы он видел его без очков… Вот если бы сейчас Матиас снял свои неподъемные минусовые стекла и глянул на чиновника, того пробрал бы мороз. От неожиданности, от мертвечины, сквозившей из глубины зрачков. И если бы сам Матиас, которого в школе дразнили Фильмоскопом, догадывался о магическом воздействии своих коптилок, он бы очки снимал, как шляпу, приветствуя каждого второго.

Убить – самое простое дело. Смертельно ранить – почти то же самое. Изувечить…

Хорошее определение. За свои деньги посмотреть, как будет корчиться на медленном огне эта элитная жаба.

Сейчас Матиас не жалел о тех незначительных деньгах, на которые он купит билет в первый ряд партера и будет любоваться этим захватывающим зрелищем. Как не жалел денег на сопутствующие нужды: сотовая связь, охрана, выпивка и жратва, цацки на любовниц. Все это необходимо, полезно и удобно, хлеб и зрелище.

Злоба, подогреваемая этими виденьями, закипала в груди Матиаса. Еще немного, и его «бронированные» стекла могли запотеть. Они стали проводником в прошлое, воскресили в памяти его детище – мощную организацию, действующую легально и в духе спецслужб. С ней не могла конкурировать ни одна преступная группировка, какой бы организованной она себя ни считала. Некоторых лидеров опознавали лишь по зубным протезам. Матиас же был уверен, что его не суждено опознать даже по характерным очкам с чудовищными линзами. Он ни в какую не соглашался на операцию по коррекции зрения. Знакомому офтальмологу он заметил: «А почему ты не сделаешь себе операцию?» Знакомый имел зрение минус пять с половиной диоптрий, «всего» вдвое меньше, чем у Матиаса.

Несколько лет наглядно показали: в России можно делать все что угодно. Создавать силовые структуры, выдавать сотрудникам удостоверения и оружие, пинком открывать двери министерств и ведомств, требовать конфиденциальную информацию, приватизировать предприятия и банки, продавать первые и приумножать богатство последних.

Оглядываясь назад, Алексей ловил себя на странной мысли: такого не могло быть в принципе. Голова кругом от всего этого.

Он никогда не был «вождем и учителем для никому не известных парней»; и пусть другие ОПГ хвалятся сотнями убийств – это от недостатка ума. Матиас всегда действовал выборочно и показательно. Если он говорил кому-то по телефону: «Или ты продаешь свой бизнес и твой компаньон выходит на свободу, или вскоре можешь попрощаться с обоими», то всегда держал слово: нажимал на рычаг и звонил – либо в Генпрокуратуру, либо шефу группы особого резерва.