Один в поле воин - Нестеров Михаил Петрович - Страница 72

Что, черт возьми, происходит, думал он. К чему Андрею понадобилось упоминать это прозвище, которое, кроме Шустова и дочери, никто не знает. Теперь вот в курсе Белоногов. Никто не знает, кроме...

Пора возвращаться. Олег выпил полстакана воды и вернулся в комнату.

– Я думаю, – пристально глядя на Сергея, сказал он, – что Андрей пошутил, а ты принял все за чистую монету.

– Да нет, Олег, – качая головой, ответил Белоногов, – Яцек говорил вполне серьезно.

– Много вчера выпили?

– Да нет, слегка пригубили.

– Ну да, – усмехнулся Шустов, – потому тебе и пригрезился Олимпийский Вася.

– Да не пригрезился, Олег, клянусь. Андрей уже уходил от меня, когда неожиданно сказал: "Знаешь, Сергей, чувствую большие неприятности, связанные с этим делом". Он имел в виду...

– Я понял, понял, давай дальше. – Только сейчас Олег понял, что Белоногов врет. Его ложь сошла бы за чистую монету, если бы не одно обстоятельство: разговор Шустова с Яцкевичем во Дворце спорта шел по душам, о личном, наболевшем. Нет, Андрей не был тем человеком, который обратил бы это в насмешку.

Олег отошел к окну и повернулся к партнерам спиной.

Никто не знал, кроме...

Убийца не сделал контрольного выстрела, стало быть, могла иметь место беседа со смертельно раненным Андреем. Вероятнее всего, времени у него было достаточно, а близкая смерть Яцкевича не вызывала сомнения.

С содроганием Олег представил вдруг, как, отвечая на вопрос убийцы, Андрей думал о нем, своем товарище, Олеге Шустове, посылая ему последний привет. Или просьбу отомстить за его смерть.

Вспомнилось и то, что Андрей заговорил о Ширяевой, когда Белоногов покинул свое место и отправился к брату. Что, Яцкевич подозревал в чем-то Сергея? Не исключено. Если так, то его подозрения напрямую связаны с делом Валентины Ширяевой. Тем делом, где нет места жалости ни к детям, ни к больным, ни к женщинам.

А потом Андрей отправляется вместе с Сергеем к нему домой. Бельчонок – последний человек, видевший Яцкевича. Если предположить, что Белоногов убрал Яцкевича, то, значит, есть за что. Другой вопрос, самостоятельно или по приказу. А приказать ему мог, кроме Шустова, только один человек. И почему произошла такая разительная перемена в обоих? Белоногов после смерти Ширяевой казался раскрепощенным, напрашивался термин "свободным", будто вздохнул с облегчением. Яцек же, наоборот, стал хмур, неожиданно выказал жалость к покойной судье, через Олега просил Рожнова об услуге...

Стоп! Все встанет на свои места, присутствуй в этом деле какое-то значимое событие, повлиявшее на Андрея соответствующим образом. А таковое имеется – собственно задание, к которому совершенно неожиданно был привлечен Яцкевич. Случайно ли? А если нет, то снова возникает фигура Рожнова, именно Михаил Константинович отдает приказы подчиненным.

Олег решил бросить тренировку мозгов – уж очень мало пока материала для размышлений. Хотя если такового много, то и думать нечего.

– ... и вид у Андрея был такой, что я сразу поверил ему. Если серьезно, мужики, никто не слышал раньше этого имени?

"Да, друг, – скрипнул зубами Шустов, продолжая стоять у окна, – здесь ты перегнул палку. С такими закидонами ты далеко не уедешь".

И мысленно улыбнулся дочери: "Спасибо тебе, милая, от одного хорошего парня спасибо".

Совершенно неожиданно словно повеяло теплом от незнакомого человека, которому дочь дала трогательное прозвище Олимпийский Васька. Впервые Олег подумал о том, имел ли он вообще право ненавидеть человека, который на протяжении нескольких лет заботился о его дочери? Наверное, нет.

А пока режет душу смерть Андрея, смерть незаслуженная и обидная. Тем более, если принял он ее от руки Белоногова, человека, во многом ему уступающего. Чтобы убедиться в этом, стоит посмотреть на Сергея, послушать бред, который он несет. А остальные? Олег встал спиной к окну и задержал на каждом пристальный взгляд.

Норик Оганесян: по-кавказски темпераментно взволнован, если можно так сказать. Все чувства написаны на его лице, видно, что переживает за друга. Верит ли словам Белоногова? Наверное, да.

Тимофей Костерин: равнодушен, лицо будничное. Интересно, о чем думает и верит ли Сергею? Похоже, ему все равно. Если все же и шевелит мозгами, то относительно предстоящей операции, которая принесет деньги.

Белоногов Сергей... Без вопросов. Вот именно теперь без вопросов.

Олег только сейчас вспомнил, что на днях предстоит сложнейшая операция в гостинице "Олимпия". А тут такое несчастье с Андреем. Не хочется, да посетуешь невольно, что в самый ответственный момент лишились лучшего бойца. Но и вчетвером можно справиться. Невольно прищурился на Сергея Белоногова: а втроем?

"Ну нет, пока я не узнаю, за что ты положил Андрея, будешь жить".

И снова сомнения, которые невольно пришли к Олегу: а правильно ли будет ему ввязываться в это дело? Стоит ли? Как знать, не за это ли поплатился Андрей Яцкевич? За язык – звучало грубо, неуважительно к покойному, но иного объяснения на ум не пришло.

Сомнения, сомнения... И поделиться не с кем, никто теперь не внушает доверия, даже себе кажешься подозрительным, будто собственными ушами слышал от покойного Яцека его последние слова.

Сколько это может продолжаться? Для себя Олег решил: еще одна операция – и пошли все к черту: виноватые и невиновные, живые и...

Хотя тут проблема – мертвые не дают уйти спокойно.

– Ну все, – Шустов опустился на стул и шлепнул ладонью по столу. – Кончай, Сергей, нести ахинею, надо готовиться к работе. Рожнов сказал, что в "Олимпии"...

– Вот черт!.. – Белоногов хлопнул себя по лбу. – А не в "Олимпии" ли обитает...

– Хватит! – рявкнул Шустов, прерывая Сергея. Затем неожиданно расслабился. – А вообще, можешь идти и проверять всех проживающих, может, и отыщешь там десяток-другой Вась или Василиев с пятью кольцами.

Он снова подумал о Яцкевиче, к горлу подступил тугой комок, но Олег совладал с собой и отрезал:

– Мы всегда знали и знаем, чем однажды может закончиться наша жизнь. Одного уже размазали по стенке.

Слушая Рожнова, Олег расстегнул джинсовую безрукавку, вынул из кармана сигареты и закурил. Совсем рядом – через несколько станций метро – дом, его дом, в котором живут родные ему люди. А с другой стороны – чужие. И подойди он к дому вплотную, взбеги на этаж, войди в квартиру – так и останутся чужими. Даже дочь. Можно сколько угодно говорить о родной крови, но факт остается фактом: чем больше проходит времени, тем больше отдаляется от него дочка. Растет – слово-то какое хорошее, только вот заставляет грустнеть глаза.

Найти бы нормальную работу, вздохнул про себя Шустов. Не думал он, что все так сложится. В спецгруппу Рожнов его за хобот не тащил, просто сделал предложение. От Олега требовалось только принять его или отказаться. Чем руководствовался, принимая? Возможно, и словами о "чистоте воздуха", негодяях, заслуживающих наказания. Но все же главное, что привлекло, – это деньги, очень хорошие деньги. Даже за приличную зарплату Олег не принял бы предложение Рожнова. А тут – поддался. По привычке можно валить все на обстоятельства, беспокойные и тяжелые времена, но стоит ли?

Чувствуется, Михаил подходит к концу юрьевских "разбираловок", все чаще бросает взгляды на Архипову. Ну что ж, и Олег внутренне готов поделиться с полковником "радостью" о Сергее Белоногове. Интересно, какой будет реакция Рожнова? Сумеет ли оценить Михаил поведение умирающего Яцека?

В одиночку Бельчонку нелегко было спустить труп с этажа, погрузить в машину, естественно, кто-то помогал, скорее всего Костерин. А может, и Оганесян.

Теперь понятно, почему соседи Ширяевой не слышали никакого шума. Судья открыла потому, что хорошо знала человека, позвонившего в ее квартиру среди ночи, и этим человеком был Белоногов: милый, сочувствующий, готовый помочь и в дальнейшем, не только деньгами. Помог.

Наконец Рожнов отослал Архипову, и они остались вдвоем. Бросив взгляд на закрытую дверь, Олег спросил: