Формула боя - Нестеров Михаил Петрович - Страница 50

Он дал Андрею приложить шкурку к левой стороне лица, и почти тут же жгучая боль перекосила его лицо: Андрей, нажимая, резко опустил руку.

Большая часть левой половины лица Горшкова превратилась в серо-красную кровоточащую массу, будто Вована провезли лицом по асфальту. Приглядевшись, Андрей привел в такое же состояние правую половину лба Горшкова и часть подбородка.

– Отлично, Вован, теперь ты герой. Не забудь, что ты ничего мне не сказал. – Андрей сложил распечатку кодовых слов и спрятал ее в карман. – Если мне что-то понадобится еще, не беспокойся, я позвоню тебе.

Взяв с тумбочки полиэтиленовый пакет с одеждой, он быстро вышел из квартиры.

Забывшись, Горшков устало провел ладонью по лицу. Скользкая сукровица попала в глаз, и его невероятно зажгло.

Когда он предстал перед Ивановым, вид у него был ужасный: с кровяной маской, со страдающими красными глазами. Особенное сочувствие вызывал правый глаз, на котором полопались все сосуды, и Иванову захотелось дополнительно со всей силы заехать по нему кулаком.

Горшков был дважды напуган за этот вечер; когда он начал отходить от первого испуга, то его непогрешимые мозги дали сбой. Это он понял только сейчас, глядя на Иванова красными глазами. Кто-кто, а Горшков-то знал, кто ведет в ФСБ дело Никишина, знал об этом человеке достаточно. Эти сведения могли бы так или иначе пригодиться Андрею Фролову, который, будучи у края бездны, подвел к обрыву его, Горшкова.

«Как же так, – думал он, глядя на точную копию Эрнста Рема, – ведь Андрей спросил меня: «Ты знаешь, кто ведет дело Никишина?», а я… Что ответил я? А… Я сказал: «Не знаю, был только один радиоперехват». В тот момент я совсем не соображал. Я пришел в себя только через несколько минут».

Горшков продолжал смотреть на Иванова, но оправдывался мысленно перед Андреем.

А что, если…

И ему стало страшно в третий раз.

Еще до армии Антон звонил по этому телефону всего несколько раз. Запоминался он очень легко и принадлежал его тренеру по самбо Игнатьеву Станиславу Ефимовичу. Ехать к Игнатьеву, который жил на Сокольническом валу, Антон не собирался, ему нужна была короткая информация, которую тренер мог дать и по телефону. У Антона было еще несколько людей, которые могли бы помочь ему, но он остановил выбор на Игнатьеве. Набирая номер, он почти не отрывал пальца от диска: 269-00-00.

После третьего гудка трубку сняли.

Антон проглотил ком, внезапно подступивший к горлу. Осевшим голосом он тихо спросил:

– Ефимыч?

– Да, кто это?

– Привет, Ефимыч. Это Антон Никишин.

– Антон?! Антон, сукин ты сын! А ну заходи. Ты рядом?

Антон улыбнулся, представив себе лысую голову тренера и длинную прядь у левого уха, которую тот старательно зачесывал на голое место; представил его вечно прищуренные глаза и сломанный нос.

– Извини, Ефимыч, не могу. Если слышал что-то обо мне, то поймешь.

– Я слышал какую-то ерунду, которую передали по телевизору. Я до сих пор не верю. Неужели это правда, Антон?

– Пока ничего не могу сказать.

– Понятно… Так тебе нужна помощь? Что я могу сделать?

– У тебя есть телефонный справочник?

– Есть, конечно. Вот он, на тумбочке.

– Тогда открой его на букву «р» и найди там Рябова М. А.

– Погоди минуту. – Игнатьев умолк ровно на одну минуту. – Тут два Рябовых М.А., продиктовать обоих?

– Да, телефоны и домашние адреса.

– Слушай. Первый: Краснодонская улица, 19/17, телефон: 550-50-15. Второй: Дмитровское шоссе, 131а, квартира 88, телефон: 480-21-10. Записал?

– Да, спасибо большое, Ефимыч. Извини, у меня нет времени.

– Ты уверен, что ничего не хочешь больше сказать?

– Да. Только…

– Что?

– Как мне добраться до Краснодонской, ты не знаешь?

– Как не знаю, в Москве вырос. В общем, катишь на метро до станции «Кузьминки», потом садишься на автобус и шпаришь до остановки «Переезд». Дом 19 должен быть где-то в том районе. А второй адрес – это район станции метро «Белорусская». Там куча автобусов. Я могу ошибаться, но, по-моему, 131-й дом по Дмитровскому недалеко от остановки «Кинотеатр «Волга».

– Ну, второй адрес я приблизительно представляю.

– Антон… Так ты не скажешь мне – это правда, что про тебя передали?

– Не знаю, как тебе ответить… Я попал в сложную ситуацию, Ефимыч.

– Я-асно, – протянул тренер. – Антон, если что, звони, я помогу.

– Спасибо, Ефимыч.

Чтобы не пользоваться дважды одним и тем же телефоном-автоматом, Антон проехал на автобусе до родного стадиона «Динамо» и набрал 550-50-15. Интуиция подсказывала Антону, что в такой глуши жить подполковник ФСБ не должен.

На звонки долго не отвечали, наконец женский голос простуженно сказал «алло». На вопрос: «Михаила Анатольевича можно?», на другом конце провода ответили, что «можно только Михаила Ананьевича». Антон извинился и повесил трубку.

Итак, на 50 процентов он был уверен, что теперь знает адрес следователя Рябова – Дмитровское шоссе, 131а, квартира 88; тоже неблизко от центра. Другие 50 процентов он отвел на отсутствие данных следователя Рябова в телефонном справочнике. Если честно, он совсем не рассчитывал на то, что телефон фээсбэшника окажется в нем. Антон не мог знать, что оформление производила Ирина, а у самого Рябова так и не дошли руки исключить себя из адресатов справочника. Впрочем, до этого дня и повода не было.

Свои предположения Антон мог проверить очень просто, позвонив по телефону и спросив его владельца по имени-отчеству. Шансы увеличились бы, поскольку сочетание «Михаил Анатольевич» не единственное: Александрович, например, или Андреевич и еще несколько вариантов. Если искомый Рябов действительно проживает на Дмитровском, то звонок, после которого человека просят к телефону и тут же вешают трубку, покажется ему подозрительным. Рябов, конечно же, насторожится и будет вынужден принять меры. Такого шанса ему давать не надо.

В метро Антон доехал до станции «Белорусская», сел на автобус № 149 и вышел на остановке «Кинотеатр «Волга». Прошло несколько минут, и он уже стоял возле дома 131а по Дмитровскому шоссе.

С тех пор как Антон позвонил Игнатьеву, прошло полчаса. По ТВ шел блок спортивных новостей, комментатор бесцельно напрягал голос. Тренер с помрачневшим лицом мерил шагами комнату. Иногда он останавливался возле стола и смотрел на газету, которую хранил несколько дней. Когда заметка о вооруженном беглеце впервые попалась ему на глаза, он буквально опешил и отказывался верить написанному. Тренер, найдя номер телефона Антона, позвонил Ольге Федоровне; та, едва Игнатьев представился, разговор закончила и положила трубку. Итак, все же это был Антон – его Антон, Станислава Ефимовича Игнатьева, который научил его первым приемам и первым заповедям самбиста.

И вот он позвонил ему.

Услышав голос Антона, Игнатьев почувствовал облегчение: он по голосу, душой понял, что Антон не мог совершить того преступления. Однако спросить-то нужно было об этом. Антон от ответа ушел. И тренер начал сомневаться.

Он помнил Антона еще мальчишкой. Тот довольно поздно пришел в борьбу, хотя у него была хорошая подготовительная база: он два года занимался плаванием. Когда Игнатьев осмотрел мускулистого паренька, понял: толк из него будет.

Он рос у него на глазах, был одним из лучших, тренер никогда не замечал каких-либо изменений в его психике, которые бы могли привести к такому финалу. А он бы заметил любое отклонение от нормы, на то он и тренер, помимо всего прочего, он вкладывал свою душу и понимал другие души.

Что же произошло? Недоглядел?

Глупо было бы Игнатьеву взять на себя хоть часть вины за случившееся, и он не собирался этого делать. И все же что-то не давало ему покоя. Вот эта газета, которую он положил на стол, не давала.

Несколько дней назад он показал статью жене.

– На вот, почитай. Это о моем ученике пишут.

– Господи! – воскликнула жена, пробежав глазами заметку.