Если враг не сдается - Нестеров Михаил Петрович - Страница 3

Хлопотать…

Словцо-то неплохое. Как хорошо хлопотать по дому, на даче; слегка тревожные, но ставшие привычными хлопоты перед новым назначением тоже порой приходятся по душе. Но вот это чуть суетливое слово деформируется и, меняя свойства, превращается в просьбу. Придется даже не ходатайствовать, а просить на самом высоком уровне прощения за слова сына. Николай Мельников хорошо помнил, когда в середине интервью Игорь чуть придвинулся к видеокамере: «Вот интересный момент: «То, что не удалось Басаеву, оказалось по плечу начальнику Генштаба Квашнину. Который создает чеченские формирования. Хотите пример? Вы его знаете: чеченская спортивная рота СКА Московского военного округа. Чеченская боевая единица. Генерала на … послать – легко, избить офицера – еще легче, обоссать памятник погибшим на Кавказе бойцам – их долг и удовольствие».

Хорошо сказал сынок. С упоминанием фамилии и должности генерала армии. И как тут не представить военную палатку, битком набитую заговорщиками. Они шепчутся, делятся соображениями, вынашивают планы, засранцы!

Но про «чеченскую боевую единицу» сказал верно. Сто пятьдесят человек, сосредоточенных в одном месте и в самом центре родины, в любой момент готовых взять в руки оружие. И таких подразделений по стране хватает. Если апеллировать, то… цитатами, взятыми из интервью. Что могут посчитать и поддержкой отпрыска-заговорщика. Переворачивай как хочешь.

Генерал Мельников улыбнулся – впервые за эти полчаса, пролетевшие, как одна минута. Не сводя с сына глаз, насмешливо и со знанием садовода-профессионала произнес:

– Посадив семя, я вырастил вид, а не культуру. А с другой стороны, где бы я взял привитой саженец?

Игорь отреагировал мгновенно, как и подобает спецназовцу:

– Женился бы на даме с ребенком, и все дела.

Генерал рассмеялся.

– Как мать, спрашиваешь? – Он пожал плечами. – Вроде ничего.

– А ты? Как работа?

– Не спрашивай. Увязли всем округом в охранении железнодорожных составов с боевыми отравляющими веществами: зарин, зоман, иприт, люзит и прочая отрава. Везут и везут к нам на «Каустик-2» по Южно-Уральской «железке». Скоро загадят весь Приволжский округ. Кто-то на этом делает деньги и набирает политический вес, а кто-то однажды, не дай бог, задохнется.

– Интересно. Поподробнее не расскажешь?

– Я же сказал: не спрашивай. Я спрошу тебя. Хочешь послужить под Самарой? Все равно тебя уберут из подразделения. Лучше будет с моей помощью.

– Меня никто не заставит написать рапорт.

– Тебя переведут приказом.

2

Та связующая нить, что мысленно удерживала Сашку Литвинова в войсковой части 1286-Р, а иначе Школа по подготовке снайперов Приволжско-Уральского военного округа (ПУрВО), оборвалась, когда пассажирский поезд «Орск – Москва», несильно грохнув сцепками вагонов, отошел от орского железнодорожного вокзала и, набирая скорость, с участившимся пульсом перестука колес покатил в сторону таких же заснеженных краев, туда, где молодого бойца спецназа поджидали новые товарищи, командиры, впечатления, обстановка, наверное, иные отношения. В общем, много нового.

Сашка, хранивший в своей душе немало старого, по-своему дорогого, давшегося ему тяжелым трудом, потом и кровью, грустно улыбнулся. Прихватив со столика пачку сигарет и зажигалку, он вышел в студеный тамбур, где ритм дороги ощущался острее, и закурил. Подышав на замороженное стекло, он всматривался одним глазом, как в оптику снайперской винтовки, в проносящиеся мимо дома и деревья, в путаницу проводов, провисших между покосившимися телеграфными столбами.

Ритм. Рваный. Неспокойный. Щемящий душу. На него ложатся строки из песни: «А стекло… на прицеле от влаги… опять… запотело… Снайпер, сняв… рукавицу, его… аккуратно протер…» Про него, про сержанта Сашку Литвинова песня.

Позади осталась какая-то станция, названия которой Литвинов прочесть не успел, а сосредоточил свой острый взгляд на полноватом мужичке с сигнальным флажком, вышедшем провожать поезд, – точь-в-точь командир войсковой части подполковник Николай Дичев, где прошли шесть месяцев службы: главное, в фуражке, коренастый, с широкими бровями, сросшимися на переносице. Ты, говорит, Сашка, самостоятельный парень, тебе провожатого не надо, один доедешь, тем паче без пересадок. Вроде как не боевой командир, прошедший Чечню и Дагестан, говорил с ним, а добрый деревенский дядька, провожающий племянника. У Литвинова не было клички, все просто звали его Сашкой, что на самом деле и стало его позывным. Наверное, потому, что характер у него был покладистый, улыбка – доброжелательной. Так его называл и репортер центрального телеканала.

«О-о… – снова улыбнулся сержант, продолжая «подсматривать» за дорогой, – тема щекотливая, но, с одной стороны, приятная».

Сашка окончил школу (роту) снайперов, аналог солнечногорской, созданной по инициативе заместителя министра обороны генерала Топорова в 1999 году. После он два месяца проходил боевую стажировку в Чечне, куда повзводно школа направляет своих курсантов. Мечтал попасть после учебки в Асбест-5, в 12-ю отдельную бригаду спецназа. Или в Самару, где дислоцирована 3-я Гвардейская отдельная бригада СпН. Но – совершенству нет предела: из одной учебной роты, как из одного вуза в другой, Сашка «попал» под эксперимент Генштаба (первый – в результате военной реформы), целью которого было сформировать на базе учебного центра войск СпН Приволжско-Уральского военного округа отдельное экспериментальное подразделение спецназа, способное создавать на территории противника активно действующий фронт. Вот так – ни много, ни мало. Именно в учебный центр нес его сейчас пассажирский «Орск – Москва». Нес избранного – одного из целого выпуска роты, первого среди равных.

В школе снайперов Сашка сдружился с сержантами и офицерами, штатскими инструкторами – теми, кто раньше занимался спортивной стрельбой, биатлоном, даже охотой (командир части Дичев и начальник штаба Румянцев были ярыми охотниками). Проходили службу в роте солдаты и сержанты срочники, а контрактников – ни одного. Сашка слышал, что часть одного выпуска школы – из контрактников – попала в криминальные структуры. Теперь сержант Александр Литвинов, несмотря на свои двадцать один год и шесть месяцев, профессионально делает свою работу, ориентированную на «фиксированную ликвидацию и действия в составе пары или пары пар».

Во время боевой стажировки Литвинова задействовали не в одной спецоперации, насыщенность боевых выходов группы спецназа, в которую входил Сашка, была высокой. Он работал по своему профилю – против снайперов, когда просто в качестве наблюдателя с последующей наводкой на противника огня артиллерии, а когда сам бил в цель из «СВД».

Репортер. Центральный телеканал. Щекотливая тема.

…Сашка сидел спиной к видеокамере и на вопросы репортера отвечал неохотно; а взгляд оператора, смотрящего через визир камеры, отчего-то жег затылок сержанта. И вообще он согласился на интервью под давлением коменданта Октябрьского района Грозного, где была расквартирована группа спецназа ГРУ. Корреспондент обещал изменить голос сержанта Литвинова, но по какой-то причине слова своего не сдержал. И мать с отцом, конечно же, узнали сына по голосу. Каково им было слышать, что Сашка за одну только ночь убил двух чеченских снайперов и навел огонь группы спецназа на их прикрытие в составе четырех боевиков.

Стране нужны герои – это понятно. Скрывает герой свое лицо – зрителя совсем захватывает: невидимый фронт, рашн коммандос, супер, класс; за один вечер шестерых, и тут же по совковой программе идет пересчет: а сколько в месяц, в год? Стране нужны герои. А семье? – рассуждал повзрослевший Сашка. Нужны родителям постоянные думы о том, что их сын убивал? Защищал ли он в это время Родину – не очень-то и важно. Скорее не Родину защищал, а ее интересы, и здесь Литвинов видел громадное различие. Сложная тема, и Сашка, углубляясь в нее, запутывался все больше и больше. И откровенно завидовал прямому, как мачтовая сосна, командиру разведгруппы спецназа ГРУ, ориентированного на поиск и уничтожение боевиков без суда и следствия, старшему сержанту Мельникову по кличке Миротворец. У Миротворца своя правда, устал он от беспредела – так и сказал: «Нужно, чтобы у людей что-то сдвинулось в их уродских мозгах. Нельзя так. Я здесь не то чтоб совсем свихнулся, но что-то важное в себе погубил. Человека убить, как два пальца… Ничего не чувствую».