Тени Королевской впадины - Михановский Владимир Наумович - Страница 49

После памятного собрания Гульельмо не считал удобным появляться в доме Либеро, хотя и страдал: привычка видеть Роситу давно уже переросла для него в необходимость.

Спустя несколько дней, как стало известно об исчезновении Гарсиа, Гульельмо повстречал в порту Орландо. Они поговорили о делах.

Положение в Королевской впадине оказалось лучше, чем можно было ожидать поначалу. Докеры держались стойко, не поддавались на провокации.

– Главная работа впереди, – сказал Орландо.

Гульельмо спросил:

– А как дела на табачной фабрике?

Ему очень хотелось узнать, как чувствует себя Росита, но он не решался спросить об этом прямо.

– Фабрика не работает.

– Неужели забастовали?!

– Не то, – покачал головой Орландо. – Работу остановил хозяин: говорит, нет сырья.

– Враки!

– Конечно, враки, – согласился Орландо. – Хозяин хочет под флагом сворачивания работ расправиться с неугодными, вышвырнуть их на улицу.

– Да, у нас на шахте тоже поговаривают о сокращении. А пока собираются закрыть главный штрек, где я работаю, – сообщил Гульельмо.

– Придет время – и сами рабочие будут хозяевами фабрик страны, – сказал Орландо.

– Рабочие будут хозяевами всей Оливии! – воскликнул Гульельмо.

Мимо них несколько раз прошел человек в пончо, с холодным, немигающим взглядом. Каждый раз он внимательно поглядывал на разговаривающих. Комитетский гример потрудился на славу. Трудно было узнать в этом угрюмом, изможденном, с мешками под глазами, сезоннике того щеголеватого бразильского коммерсанта, который сумел оказать помощь самому генералу Четопиндо.

– Где-то я уже видел этого субъекта, – заметил Орландо, обернувшись.

– Здесь, в порту, и видел, – сказал Гульельмо. – Сезон осенних работ, порт перегружен, тут толкутся тысячи поденщиков.

Заметив, что за ним наблюдают, сезонник в пончо медленно побрел в сторону пакгауза.

Гульельмо спросил:

– Что же Росита теперь делает?

– Росита нашла себе занятие, – ответил Орландо. – С утра исчезает, домой приходит поздно вечером.

– Куда же она уходит?..

– Не уходит, а уезжает. В Санта-Риту.

– Каждый день?

– Теперь каждый день, – вздохнул Орландо. – И я ничего не могу с этим поделать.

– Может, работу ищет?

Орландо покачал головой:

– Она надеется найти там следы Гарсиа, «хотя бы какую-нибудь нить» – так она сказала. Надеется отыскать того бразильца, который помог добраться генералу Четопиндо до бензоколонки.

– И сегодня она поехала в Санта-Риту?

– И сегодня.

– Не нравится мне этот тип, – нахмурился Гульельмо, когда батрак в пончо снова прошел мимо них.

– Как у тебя дела с листовками? – спросил Орландо.

Гульельмо махнул рукой:

– Это сейчас не самое главное.

– Что же ты предлагаешь? Отказаться от листовок?

– Листовки листовками, но мы должны выйти на улицы с красными знаменами. Массы нас поддержат – и докеры, и рабочие, и батраки… Красное знамя – лучший агитатор, лучшая листовка.

– У меня нет времени снова вступать с тобой в спор, – сухо произнес Орландо. – Изволь подчиняться партийной дисциплине. Рамиро вчера сказал мне, что…

– Пусть Рамиро и занимается листовками, – перебил Гульельмо, закашлявшись.

– У каждого свое задание, Гульельмо, – сказал Либеро, дождавшись, пока у Новака пройдет приступ кашля. – Делай что хочешь, но чтобы завтра ротатор был подготовлен.

Когда они прощались, Миллер кивнул двум молодчикам, которые стояли поодаль, любезничая с весовщицей. Те с готовностью подошли к нему.

– Вот этого, тощего… – кивнул Миллер в сторону медленно удалявшегося Гульельмо Новака.

– Убрать? – подхватил один.

– Охранять. Чтобы волос с его головы не упал, – веско сказал Миллер.

– А второй? Орландо Либеро?

– Этим я сам займусь.

Со времени таинственного исчезновения Гарсиа прошло несколько месяцев.

Обнаружить пропавшего шофера генерала Четопиндо нигде не удалось, несмотря на длительные усилия, предпринятые сыскным аппаратом страны. Во всяком случае, по мнению Четопиндо, высказанному им на страницах печати, Гарсиа едва ли мог бы так долго скрываться на территории Оливии, будучи неопознанным. Оставалась заграница, но и оттуда пока что никаких сигналов не поступало.

Чаяния генерала Четопиндо, связанные с последствиями его секретной акции, не оправдались: ожидаемого взрыва в Королевской впадине – средоточии всей смуты – не произошло, хотя в день, когда было официально объявлено о бегстве Гарсиа, казалось, что именно к этому идет дело. Легко подавив спровоцированную стачку, генерал развязал бы себе руки.

Однако кто-то сумел «заморозить» события в Королевской впадине.

Вместо этого в порту исподволь разворачивались весьма нежелательные события. Прежние стачки в Королевской впадине – а их было немало – отличались плохой организованностью и в подавляющем большинстве своем они заканчивались для докеров ничем, слишком легким делом оказывалось расколоть на несколько пластов эту шумную, беспокойную, разнородную массу. Такой раскол уже предрекал поражение докеров. Осуществив его, не составляло труда залить костер забастовки водой мелких подачек самым крикливым. Остальным предназначались посулы, впоследствии не выполняемые.

На этот раз все происходило иначе. В том, как развивались события, чувствовалась опытная рука. О, если бы узнать, кто руководит действиями этих голодранцев! Выявив зачинщика в Королевской впадине, Четопиндо уж сумел бы убрать негодяя без лишнего шума – хотя бы с помощью своего нового помощника.

Однако все попытки обнаружить тех, кто руководит действиями докеров в порту, до сих пор оставались безуспешными. Не помогали и штатные осведомители, которые загодя сумели внедриться в среду докеров. Чтобы «излечить» одного новичка от излишнего любопытства, рабочие так его избили, что тот – к вящему огорчению Четопиндо – по крайней мере на две недели выбыл из строя.

Едва став на ноги, агент притащился в Комитет общественного спокойствия. Четопиндо принял его сразу, не поманежив в приемной ни минуты – верный признак того, что генерал пребывал в состоянии некоторой растерянности.

– Садись, – кивнул Четопиндо агенту.

Агент сел на краешек стула, угодливо глядя на грозного хозяина.

– Ну, как после взбучки? – спросил Четопиндо. – Пришел в себя?

– Пришел…

Четопиндо одобрительно кивнул.

– И готов вернуться в Королевскую впадину, – торопливо докончил агент. – Вчера я там, кажется, кое-что выудил…

Четопиндо посмотрел на него и бросил:

– Выкладывай.

– Одним из руководителей докеров в порту является Рамиро Рамирес.

– Что? Этот нищий гитарист? – недоверчиво усмехнулся Четопиндо.

– Он самый.

– Чепуха! Я уже допрашивал его и ничего не добился.

– У меня несколько косвенных доказательств, что Рамиро Рамирес – один из руководителей, – сказал агент.

– Ты что же это дурака валяешь, голубчик! – рассердился Четопиндо. Он порылся на столе, отыскал нужную бумажку и прочел: – «Что касается Рамиро Рамиреса, полагаю, что брать его пока нецелесообразно. Рабочие не очень ему доверяют, и левые в профсоюзах считают его слишком легкомысленным. В то же время Рамирес популярен в рабочей среде благодаря своим песням, и арест его мог бы вызвать нежелательные волнения…» Чье это донесение? – возвысил голос Четопиндо, переводя взгляд с листа на агента.

– Мое.

– Так когда тебе верить?

– Обстоятельства переменились, ваше превосходительство, – пробормотал агент.

Генерал спросил:

– Что ты имеешь в виду?

– Людям свойственно меняться. И это приходится учитывать в нашей работе. Взять, к примеру, того же Рамиреса. Прежде пел он себе и пел, вроде как птица небесная. Нет, я не пускал дело на самотек, собирал тексты, просматривал их. Белиберда сплошная: любовь, жемчужная морская пена, печальные глаза Люсии, которые зовут, словно звезды в ночи… Чепуха собачья. Политикой в его песнях, короче, и не пахло.