Тени Королевской впадины - Михановский Владимир Наумович - Страница 3

Вой бомбы сверлил уши. Талызин толкнул напарника и упал на него.

Бомба вонзилась в землю сразу за карьером. Тяжелый взрыв потряс почву, осколки и обломки щебня веером брызнули ввысь.

– Дура! – беззлобно сказал Кузьма, поднимаясь. – Эта смерть не про нас. Здесь тебе не передний край. Мне, видно, судьба не от бомбы погибнуть…

Жидкая грязь капала с него на землю, даже щеки были в грязи.

Талызин покачнулся, лицо его побелело.

– Ты что? – спросил Кузьма. – Ранен?

– Рука!.. – прохрипел Талызин. На левой кисти его быстро расплывалось красное пятно.

Кузьма огляделся, подозвал кого-то. К ним подошел человек, который опытным глазом осмотрел кисть Ивана и сказал:

– Легкое ранение – счастливо отделался.

Он быстро сделал из ветошки жгут и туго перетянул Талызину руку повыше раны.

– Мой гостинец на себя принял… Спасибо, Иван, – напарник впервые назвал Талызина по имени.

Все трое с тревогой озирались, но охранникам, к счастью, было не до них: сбившись в кучку, они оживленно обсуждали, на какой объект направилась воздушная армада союзников.

Гул постепенно затихал.

– Может, попросить немцев обработать рану? – предложил знакомец Кузьмы, заканчивая перевязку. – Может нагноиться.

Кузьма покачал головой:

– Госпиталь – верная смерть. Сначала всю кровь высосут, а потом гадость какую-нибудь впрыснут – и амба.

– Ну, гляди сам.

– Лучше рану в бараке золой присыплем, – продолжал Кузьма, – авось обойдется… Парень здоровый, выдюжит.

Напарник опустил Талызину рукав, чтобы повязка не была видна, после чего спросил:

– Работать-то сможешь?

Талызин нерешительно кивнул.

– Ладно, – решил Кузьма, – цепляй носилки. Ты только вид делай, что тянешь, чтобы этот гад ничего не заприметил.

Вечером в бараке они, укрывшись с головой, долго шептались.

Талызин решился открыться Кузьме, рассказав, что должен разыскать пленного француза, и описал его приметы.

– Постараемся, – коротко пообещал Кузьма, не вдаваясь в расспросы. – Я сведу тебя с людьми из интернациональной организации Сопротивления. Ею руководит наш, из русских.

Руководитель Сопротивления, когда они встретились с Талызиным, дал понять, что и он задействован в той же операции, что и Талызин. Ткнув пальцем кору платана, подле которого они стояли, заметил:

– Видишь, сколько времени понадобилось, чтобы нам удалось встретиться? Здесь, в лагере, любой шаг дается непросто.

И он был прав. Томительно долго пришлось ждать Талызину следующей встречи. Когда она наконец состоялась, руководитель Сопротивления капитан Савин со вздохом сообщил:

– Пока ничего не получается, правда, появилась одна тонкая ниточка…

– Какая?

– Удалось установить, что в лазарете под особым наблюдением находится какой-то француз. Его даже содержат в отдельной палате.

– Приметы совпадают?

– Лишь одна – француз в очках. Изуродован в процессе допросов. Их ведет сам Карл Миллер, заместитель начальника лагеря. Видимо, у француза какие-то серьезные прегрешения. Возможно, замешан в саботаже и немцы хотят выявить его сообщников. Вот и все, что нам удалось узнать.

– Каково его состояние?

– Тяжелое. Но немцы стараются подлечить его, не знаю с какой целью…

– Я должен проникнуть в лазарет.

– Это очень трудно.

– Другого выхода нет. Постарайтесь что-нибудь сделать…

Теперь вся деятельность участников Сопротивления сосредоточилась на лазарете.

В конце концов, удалось выйти на санитара, работающего в лазарете, который согласился на короткое время под покровом темноты обменяться с Талызиным одеждой, благо они были почти одного роста.

…Поздно вечером Талызин с ведром и шваброй, уверенно миновав охранника, который только покосился на него, но не окликнул, вошел в здание лазарета и направился в палату, расположенную в конце коридора.

На узкой железной койке лежал человек. Глаза его были открыты, изредка он тихо стонал.

– Послушайте, – обратился к нему Талызин по-французски. – Не знаю, как вас зовут, возможно, вы вовсе не тот, кто мне нужен. Но времени у меня в обрез… Я проник сюда, в лагерь, ради встречи с вами – человеком, который работал в подземной лаборатории Свинемюнде.

– Грубо работаете, – тихо проговорил француз, едва шевеля распухшими губами. – То, что я из лаборатории Свинемюнде, не составляет для вас тайны. Я уже говорил вам: зря стараетесь. Не было у меня никаких сообщников, я действовал в одиночку.

– Меня не интересуют ваши сообщники.

– Вот как? – в глазах француза впервые вспыхнул слабый огонек интереса. – Что же вам нужно?

– Сведения о том, над чем вы работали в подземной лаборатории.

– Я не знаю, кто вы. И не хочу знать. Оставьте меня, – произнес француз и устало прикрыл глаза.

– У вас есть родной брат во французском Сопротивлении.

– О-о!.. – простонал француз. – Вы и до него докопались, боши проклятые!

– Я русский.

Талызин наклонился над распростертым французом и четко произнес:

– «Один из нас всегда прав».

Француз прошептал:

– Боже мой, вы действительно знаете брата… Теперь я верю вам. Скажите, он жив?

– По крайней мере, несколько месяцев назад был жив. Проводил работу на морском флоте.

– Начнем, – сказал француз. – Мой истязатель может появиться с минуты на минуту. Значит, вас интересует, как получается новое нервно-паралитическое ОВ?

– Да.

– Пишите, я буду диктовать.

– Говорите, я запомню.

– Запомните структурные формулы органических соединений?

– Запомню. И еще назовите точные координаты этой подземной лаборатории.

Француз с сомнением посмотрел на Талызина и начал говорить. Он часто прерывался, задыхаясь от кашля, и Талызину приходилось ждать, когда пройдет приступ удушья.

На прощание француз, вконец обессиленный, еле слышно прошептал:

– Желаю вам выполнить задание до конца. Передайте на волю, если погибну: меня допрашивал…

– Я знаю, – перебил его Талызин, – Миллер.

– Остерегайтесь его. Это не простая штучка.

– Прощайте, – сказал Талызин и осторожно пожал искалеченную руку француза.

В коридоре, возвращаясь из лазарета, Талызин встретился со штурмбанфюрером. Немец скользнул безразличным взглядом по привычно ссутулившейся фигуре санитара и, четко, по-солдатски отбивая шаг, проследовал дальше, в палату, где находился француз.

Талызин не мог знать, что это и был Карл Миллер, как не мог знать, что Карл Миллер был направлен сюда из Берлина национал-социалистским руководством с поручением – собрать и вывезти из лагеря все ценности, остающиеся после ликвидации военнопленных: золотые коронки, кольца и прочее, чтобы золото не пропало для партийной кассы. Время становилось все более тревожным, Германия разваливалась под ударами союзнических армий, и в таких условиях возможно было всякое.

Что касается строптивого француза, едва не поставившего под удар важнейшие работы вермахта, то выбить из него показания было поручено Миллеру, так сказать, «по совместительству». Руководству было известно, что Миллер умеет добиваться признаний от подозреваемых.

Каждое свободное мгновение – и во время изнурительной работы, и в минуты короткого отдыха – Иван мысленно твердил формулы исходных веществ и химических реакций. Ему было необходимо срочно найти способ переправить полученную информацию в Москву.

С руководителем лагерного Сопротивления капиталом Савиным ему удалось встретиться только четыре дня спустя после тайного посещения лазарета.

– Теперь главное – как тебе выбраться отсюда.

– Только о том и думаю, Сергей, – признался Талызин.

– Дело сложное.

– Знаю. Послушай, а нельзя мне бежать вместе с французом?

– С Пуансоном?

(«Одна из фамилий, названных Андреем Федоровичем», – отметил про себя Талызин.)

– Да, – сказал он.

– Мы думали об этом. Ничего не получится.