Прекрасная Галатея - Бестер Альфред - Страница 3

— Впрочем, тебя это все равно не оправдывает, — снова бросил он Джезами. — Какого дьявола тебе это надо было?

— Она рвала мне покрывала.

— Что-о?!

— Ваше лучшее творение изодрало в клочья мои шелковые покрывала с монограммами, за которые я платил бешеные деньги. Ручная вышивка, монастырская работа. Ваша копия мифологической Сирены изодрала их своими ногами. Вы только посмотрите на них!

Присматриваться не было нужды. Отрицать очевидное невозможно: стройные ножки соблазнительнейшей из Сирен от коленей книзу покрывали фазаньи перья.

— Ну и что? — нетерпеливо осведомился Мэнрайт.

— Я весь исцарапан.

— Черт бы тебя побрал! — взорвался Мэнрайт. — Ты просил Сирену? Ты получил ее за свои денежки.

— С птичьими лапами?

— А ты чего хотел? Не слышал, что Сирена — наполовину женщина, наполовину птица? Можно подумать, Булфинча [13] никогда не читал. Еще Аристотель писал об этом. И сэр Томас Браун [14] тоже. Скажи спасибо, что у нее только ноги фазаньи, а то могла бы оказаться в перьях от талии и ниже. Ха-ха!

— Занятно, — пробормотал Джезами.

— Имей в виду, тебе не просто повезло, — продолжал Мэнрайт. — Все дело в моих гениальных способностях. И в глубочайшем понимании сексуальных потребностей.

…

— Не нахальничай, девочка. Я, конечно, тоже не монах, но если я гарантирую девственницу, то… ну да ладно, неважно. Забирай ее домой, Джезами. И не спорь, не то я убью тебя. Черт, где мой огнетушитель? Я его только что держал в руках. Неустойку профессору я уплачу сам. Не хватало, чтобы страдали его исследования. А ты, Санди, ради всего святого, подстриги свои коготки. Спокойствие и еще раз спокойствие, девочка. А вы, профессор, собирайтесь и приезжайте ко мне. Вот мой адрес ка карточке. Ну так какого черта вы крутите в руках этот идиотский огнетушитель?

…Вот такая у меня здесь картина, Чарльз. Жаль, что именно сейчас у меня в работе нет ничего интересного. Вы же понимаете, я не из породы ремесленников вроде этой швеи, которая только и может, что кромсать на части взрослых особей, да как попало сшивать куски. Все это вы уже видели в балагане. Нет уж, такое не для меня. Свои творения я генерирую собственными руками, я создаю их на клеточном уровне из настоящей ДНК. Мои младенцы, представьте себе, созревают в колбах: биороботам, как и зародышам человека, не обойтись без материнского чрева.

— Потрясающе, Редж, необыкновенно! Но я совершенно не представляю, как вы регулируете действие РНК.

— Вы имеете в виду посредническую функцию РНК?

— Именно. Общеизвестно, что ДНК — источник жизни…

— Общеизвестно? Скажете тоже! Жалко времени, а то бы я показал вам ту ахинею, что пишут наши академические светила.

— И все-таки, нам известно, что РНК служит передатчиком команд в развивающейся клетке.

— Прямо в точку, Чарльз. Вот здесь у нас и появляется возможность вмешаться в клеточные процессы.

— Но как вам удается управлять командами, передавать через посредство РНК команды, необходимые вам? И каким образом вы отбираете эти команды?

— Пойдемте в инкубатор.

— Куда?

— Сейчас мы посмотрим мое тепличное хозяйство, потом я вам все объясню.

Мэнрайт и его коллега вышли из просторного помещения в цокольном этаже, освещенного красноватыми лампами, чей мягкий отблеск множился в лабораторных склянках, окрашивал жидкости в цвет рубина. («Мои младенцы должны быть надежно защищены от шума и яркого света».) Они поднялись этажом выше, туда, где располагались жилые комнаты, отделанные в несуразном вкусе, свойственном домини. Убранство этажа являло собой ужасающую смесь античности, ренессанса, африканского искусства и стиля эпохи Регентства. Венчал все это великолепие мраморный бассейн, в котором обитала переливчатая рыбина, тут же с выжидательным любопытством воззрившаяся на гостей.

— Надеется, что один из нас нырнет в воду, — пошутил Мэнрайт. — Одна из моих причуд, гибрид пираньи и карпа золотистого.

Весь второй этаж — двадцать пять на сто метров — занимал кабинет Мэнрайта, одновременно служивший библиотекой. Все четыре стены до самого потолка были увешаны полками, забитыми книгами, кассетами, научной документацией. У каждой стены — переносная лестница. В качестве рабочего места хозяин кабинета использовал громадный плотницкий стол, заваленный всякой всячиной.

На третьем этаже помещались столовая, кухня; кладовая и комнаты слуг в дальней части здания, выходящей на сад.

Следующий этаж, светлый и просторный, был отведен под спальни. Четыре большие спальни, по соседству с каждой — ванная и туалетная комната. Здесь обстановка отличалась спартанской простотой. Сон рассматривался Мэнрайтом как досадная необходимость, с которой нужно смириться, если уж нельзя получить от нее удовольствие.

— Девять месяцев зародыш человека проводит в глубокой спячке в утробе матери. Да и на том свете отоспимся, — ворчал он. — Впрочем, что я говорю? Я же сам работаю над проблемой бессмертия. Вся беда только в том, что ткани оказываются недолговечными.

По узенькой лестнице, ведущей на крышу, они поднялись в светлую комнатку с куполообразным пластиковым потолком, надежно защищавшим теплицу от ветра и непогоды. Сверкающая конструкция в центре комнаты более всего походила на один из фантастических аппаратов Леонардо да Винчи. Сооружение напоминало неуклюжего сломанного робота, застывшего в ожидании чудо-мастера. Корк внимательно рассмотрел груду металла и перевел взгляд на хозяина.

— Нейтриноскоп, — объяснил домини. — Изготовил собственноручно, вариант электронного микроскопа.

— Неужели нейтрино? Процесс распада бета-частиц?

Мэнрайт кивнул.

— Подсоединен к циклотрону. Вот таким образом я произвожу отбор определенных частиц, придаю им ускорение до десяти мегаэлектронвольт. Отбор частиц — самое трудное, Чарльз. Каждая молекула в цепочке РНК по-своему реагирует на бомбардировку теми или иными частицами. Мне удалось выделить до десяти тысяч передаточных команд-инструкций.

— Невероятно, дорогой Редж.

— Еще бы! На это у меня ушло десять лет.

— А я и понятия не имел. Почему ваши результаты до сих пор не опубликованы?

— Вот еще, — презрительно фыркнул Мэнрайт, — не хватало, чтобы любой шарлатан из кретинского университета развлекал публику моими опытами. Отдать им самое грандиозное и необыкновенное из того, что создано творческим гением! Никогда.

— Но вы же продолжаете заниматься этим, Редж.

— Зато я не занимаюсь трюкачеством, сэр.

— Простите, Редж…

— Никаких простите, профессор. Клянусь небесами, даже если Иисус Христос, в которого я, впрочем, не верю, сойдет на землю и появится в этом самом доме, то и тогда я не раскрою секретов своей лаборатории. Вы-то понимаете, какой ад ожидает человечество, если оно получит результаты моих экспериментов? Это будет новая Голгофа.

Пока профессор размышлял над тем, к чему именно относились последние слова Мэнрайта о Голгофе — к его биороботам, к воскресению Христа или к тому и другому, — за стеной послышались странные звуки. Казалось, будто наверх по ступенькам втаскивают неподъемный куль.

Нахмуренное лицо Мэнрайта разгладилось. Он улыбнулся и довольно произнес:

— Мой слуга. Вчера вы не успели его увидеть. Настоящее сокровище.

В дверь просунулась голова дебила, затем показалась уродливая горбатая фигура с непомерно большими руками и ногами. Чудовище открыло скособоченный рот и просипело:

— Гоффподин!

— Да, Игорь?

— Украфть вам фегодня мофги?

— Спасибо, Игорь. Сегодня не нужно.

— Хорофо, гоффподин. Заффтрак готов.

— Благодарю, Игорь. Вот наш уважаемый гость, профессор Корк. Постарайся, чтобы у него ни в чем не было нужды. Слушайся его во всем.

— Да, гоффподин. К вафим уфлугам, профеффор. А вам украфть мофги фегодня?

— Нет, не стоит.

Игорь мотнул головой, повернулся и выкатился из комнаты. За стеной снова послышался звук спускаемого с лестницы тяжелого мешка. Корк затрясся в беззвучном смехе.