Аполлон - Михановский Владимир Наумович - Страница 7

Не долетев до робота нескольких метров, амфора упала на пол, разлетевшись на мелкие осколки.

С хрустом ступая по черепкам, робот, продолжая бормотать свое, проследовал дальше.

– Я спасу, я спасу тебя, Искра, – рокотал он. Или обезумевшему от страха Коле это только почудилось? Да и времени прислушиваться к бормотанию робота у него не было. Нужно было думать, как избегнуть встречи, счет теперь шел на мгновения…

– Ты в смертельной опасности… но я… но я… – Отдельные осмысленные слова всплывали в бессвязной речи Аполлона, словно щепки в бурливом потоке. Но они только усиливали опасения Коли: ясно, что робот находится в плену какой-то воображаемой, нереальной ситуации, а в таком состоянии он и опасен.

Проскочить мимо Аполлона к выходу и думать было нечего: мальчик убедился в этом после нескольких неудачных попыток. Широко расставленные щупальца робота без усилий перегораживали в поперечнике весь пакгауз.

Со стороны могло показаться, что они играют в догонялки – робот и человек.

Когда Аполлон оказался рядом, Коля схватил оказавшееся под ногами весло, снабженное цепью, и принялся наносить удары по преследователю. Но роботу это было как слону дробинка. Похоже, он даже не обращал внимания на удары, погруженный в пучину каких-то своих умозаключений.

Еще секунда – и клешневидные щупальца, из которых показались острые закраины, протянулись к Коле, который отчаянно закричал. Робот, не обращая внимания на крик, обхватил его поперек туловища и поднял под самый потолок, так что Коля ударился о гофрированную крышу.

– Пусти, – прошептал он. – Слышишь? Пусти.

– Не бойся, землянин. Здесь ты в безопасности, – пророкотал робот, туже сжимая клешни.

Унизительное чувство собственного бессилия охватило мальчика, и он заплакал злыми слезами. Затем забарабанил что было сил по литой спине робота, однако только расшиб руки.

Держа мальчика в клешнях, робот начал описывать по пакгаузу круги, все туже сжимая щупальца. Он был похож на заклинившуюся машину.

Изловчившись, Коля дернул головную антенну. Болевой разряд пронзил некогда великолепное, сохранившее до сих пор чуткость тело Аполлона. Глухо охнув, он сначала замер на месте, затем медленно опустился на колени. Клешни разжались, полузадушенный Коля выскользнул из них и опрометью бросился вон из пакгауза.

У самых дверей он оглянулся. Робот, задрав клешни, медленно заваливался на бок. Если бы мальчик не успел выскочить, робот задавил бы его собственной своей тяжестью.

…Все это невероятное происшествие промелькнуло в голове мальчика, когда он проснулся.

«Может быть, это все мне только приснилось?» – подумал с надеждой Коля. Но нога, расцарапанная гвоздем, и многочисленные ссадины красноречиво говорили, что приключение в пакгаузе было в действительности.

Интересно, где сейчас Аполлон? Остался в пакгаузе, прекратил существование? Или с затуманенным рассудком снова бродит по улицам города? Но он ни для кого не представляет опасности, ведь Аполлона по неизвестной причине интересует только он, Коля.

Коля сделал зарядку, понырял в бассейне, позавтракал и, задумчиво вертя в руках записку, оставленную отцом, думал, что делать дальше.

Странная вещь! Он не испытывал к Аполлону неприязни, а только жалость. И хвалил себя за то, что не рассказал отцу о происшествии в пакгаузе.

Аполлон долго лежал без сознания на полу пакгауза, затем постепенно пришел в себя. Медленно, покачиваясь, покинул пакгауз.

Больше всего его мучило полное поражение памяти. Бродя по пустынным бульварам и притихшим ночным улицам, он силился выудить хоть что-нибудь из ее глубин, но за всю ночь сумел припомнить только одно.

…Небольшое озеро в горах. И тогда стояла осень – такая же, как сейчас. Он только вернулся в Зеленый из какой-то – теперь не вспомнить межзвездной экспедиции. Первым делом, конечно, навестил Карпоносова. Иван Михайлович был совсем плох. Аполлон предложил свозить его за город, надеясь, что конструктору-воспитателю там станет получше. Так они очутились на озере – самом любимом месте Карпоносова.

За время отсутствия Аполлона Карпоносов еще больше исхудал, борода его стала как снег. Он говорил мало, больше слушал рассказы Аполлона о последнем полете. Откинувшись в шезлонге, глядел в небо, на проплывающие тучи, тяжко набухшие проливными дождями, которые вот-вот грянут… И не поймешь, слышит он Аполлона или нет. «Столько лет смотрю в земное небо, но только сейчас заметил: облака похожи на проплывающие скорлупки», – вдруг замечает он слабым голосом.

Вот эта картина, подернутая дымкой, и выплыла теперь в памяти Аполлона: потемневшее озеро на дне горного ущелья. Ранний вечерний сумрак, борющийся с хмурым днем. Вдали – полуразрушенная ветхая ограда, неизвестно кем и с какой целью сооруженная. Облетевший сад, печальные яблони с узловатыми, словно изломанными ветвями. Одинокая фигура Ивана Михайловича в шезлонге. Он, Аполлон, закончив рассказ о полете, подходит к берегу, долго смотрит на водяную поверхность, подернутую еле заметной рябью. Вода, подобно зеркалу, отражает в себе целый мир, бесприютный, хрупкий осенний мир…

Робот решил, что ему необходимо любой ценой снова разыскать юного землянина Николая Искру, с которым его, Аполлона, связывает какая-то непостижимая, все время ускользающая загадка. Быть может, именно этот мальчик поможет ему восстановить память, без которой невозможно существование.

Но как разыскать Колю в огромном городе?

…Конечно, с годами Аполлон многое потерял, но кое-что и приобрел. Так, чувства, которыми наделил его на свой страх и риск в свое время конструктор-воспитатель, за долгие века утончились и развились. Многое Аполлон научился схватывать, угадывать на лету по еле уловимым признакам. Люди, возможно, назвали бы это свойство старого робота интуицией.

Восстановив двигательную функцию, Аполлон отправился на поиски жилища, где обитает Коля, отыскивая правильный путь по одному ему известным приметам.

…В конечном счете любопытство и желание увидеть марсианскую гарангу пересилили опасения, и Коля решил отправиться в порт.

С бьющимся сердцем приоткрыл он дверь и выскользнул на оживленную улицу.

У парадного его терпеливо поджидал Аполлон.

Глава четвертая

ПАМЯТЬ

Память робота отлична от памяти человека.

Человек, как известно, лучше всего запоминает впечатления детства, причем самого раннего. С годами память слабеет, и подчас пожилому человеку вспомнить то, что было вчера, труднее, чем то, что случилось с ним давно, десятки лет назад.

У Аполлона все было иначе.

Он лучше запоминал недавние события. Наоборот, то, что происходило давно, понемногу как бы выветривалось из его памяти, исчезало, таяло, и сознание этого было невыносимо.

Когда к нему вернулась память вчерашнего дня, Аполлон перепугался не меньше, чем Коля. Все действия робота – преследование мальчика, происшествие в пакгаузе, – с чем они были связаны? Сознание Аполлона было переполнено чувством симпатии к маленькому землянину и стремлением спасти его.

Спасти? Но от чего?

Робот чувствовал, что его необъяснимый порыв был связан с каким-то очень давним, изначальным событием, память о котором была погребена под толщей столетий.

И Аполлон решил любым усилием воли, пусть самым неимоверным, восстановить этот участок своей памяти.

Обнаружив дом, где, по его смутным догадкам, должен был жить Коля, он занял позицию в дворовой беседке и терпеливо ждал рассвета, не сводя взгляда с парадного.