Завет Сургана - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 57

– Командир, какие же мы мужики, особенно при взгляде со стороны?

И в самом деле, им даже не пришло в голову переодеться после падения, вернее, не переодеться даже, а снять то, что осталось от женских туалетов. Ну, что же, может, так даже лучше? Фигуры-то во многом остались прежними, хотя все прочее, начиная с психики, изменилось круто.

– Верно, Нито. Для нас так выгоднее. Спокойнее нас встретят. А там – посмотрим. Ну, подъем. Первая смена, берите подноску. И – прямо к лодке. Идите по-женски, не так, как солдаты.

– Командир, а как с ними объясняться-то будем? Какой у них язык?

Онго задумчиво почесал затылок.

– Не наш, это точно. Может, похож на улкасу?

– А если нет?

– Ну, что же, будем объясняться на пальцах. Нито хмыкнул:

– Лишь бы не на кулаках… Эй, Керо, не забывай багажником вилять, не то шагаешь, как гвардеец на параде…

Они шли, не торопясь, каждым движением показывая, что изнемогли до крайности. Не кричали, не махали руками, словом, не старались обратить на себя внимание, но и не таились – шли так, словно это само собой подразумевалось, как если бы другой дороги у них и быть не должно.

Сновавшие возле лодки их заметили; сначала один скользнул взглядом и отвернулся, но тут же повернулся снова, вгляделся, окликнул другого – и через минуту уже все, кто был на берегу и на борту – всего их насчиталось пять, перестали работать и смотрели на приближающихся. Выражение их лиц менялось: сперва – ненадолго – недоуменное, потом (наверное, когда разглядели, что приближаются к ним женщины) по лицам пошли усмешки, кто-то присвистнул, другой замахал рукой, подзывая, еще один что-то крикнул – язык и в самом деле оказался непонятным; и наконец – когда группа подошла совсем уже близко и стало возможно рассмотреть детали, – лица рыбаков сделались хмуро-серьезными, в то время как их взгляды опустились с лиц подходивших женщин на их ноги. Заметив это, Онго пробормотал:

– Да, туфельки у нас не те…

Туфелек на них вообще не было, хотя бы и горских, без каблуков, а были нормальные солдатские башмаки. Тогда, перед ожидавшейся схваткой с прилетевшими десантниками ОСС, времени не было еще и переобуваться, да и надобности: только неразбиваемые ботинки и могли выдержать бег по каменной россыпи. А сейчас рыбаки разглядели несоответствие между поношенными, кое-где порванными платьями – и тяжелой солдатской обувью. И, естественно, насторожились.

– Вперед, вперед, – негромко подогнал Онго своих людей, которые тоже заметили уже перемену в лицах встречающих, и невольно замедлили шаг, – только не хватайтесь за оружие. Они ведь и разбежаться могут, а среди нас моряков вроде бы нет.

Поджидавшие их – без команды, а скорее инстинктивно, – сойдясь плотной группой, сделали несколько шагов назад и остановились там, где начинались мостки. Отсюда до кормы пришвартованной лодки оставалось два-три шага. Один из рыбаков – похоже, старший по возрасту – вытянул руку ладонью вперед, как бы предлагая остановиться.

– Стой! – негромко скомандовал Онго, и группа остановилась. Соки втянул ноздрями воздух и покривился:

– Ну и аромат от них…

– Рыбка, надо думать, – сказал Мори. – Рыбку любишь? Вот у них ее и покупаем.

Две группы с полминуты стояли друг против друга. Звездники разведчиков висели за спиной; у моряков огнестрельного оружия не было видно, но у каждого на поясе висел длинный – в локоть с лишним – нож, непременный рыбацкий инструмент. А в лодке к рубке были прислонены толстые, тяжелые, наверное, копья. "Гарпуны", – вспомнил Онго читанное в детстве о давних путешествиях древних свиров к древним же виндорам.

– Мори, – сказал Онго, – попробуй с ними на улкасе: все-таки соседи – наверное же, хоть кто-то тут их язык понимает.

Мори, откашлявшись, произнес несколько слов по-улкасски. Но, увидев, как сразу же возникло на обветренных лицах выражение жестокости, повернулся к Онго, чтобы сказать уже на родном языке:

– Похоже, выстрел мимо цели…

Старший рыбак заговорил. Онго попытался уловить его речи хотя бы одно знакомое слово. Нет, может, три языка планеты и исходили из одного корня, но успели разойтись слишком далеко. Хотя нет:

– вроде бы мелькнуло знакомое сочетание звуков: "улкаса". И нотки гнева прозвучали в хриплом голосе рыбака.

Онго взмахнул рукой:

– Улкасы – нет. Мы не улкасы! – Он как бы отталкивал ладонями возникшее у рыбака предположение. – Свиры! Мы свиры!

– Свирей? – повторил рыбак. Обернулся к своим, что-то проговорил. Один из стоявших позади вышел вперед, встал рядом со старшим.

– Говори свирей! – сказал он, и не понять было сразу: то ли он хотел, чтобы на свире заговорили с ним, то ли давал понять, что владеет языком равнин хоть в какой-то степени.

– Слава Творцу, – буркнул Онго. И заговорил громко, произнося слова медленно, раздельно, не проглатывая половины звуков, как чаще всего бывает при разговоре людей, владеющих языком свободно:

– Мы спустились сверху – оттуда…

И, повернувшись, указал рукой на поднимавшийся, казалось, совсем рядом отвесный, высоченный склон.

Усмешки – недоверчивые или откровенно скептические – прошли по лицам слушавших.

– Начинать не правда – плохо-плохо, – покачал головой рыбак, понимающий свиру, а остальные согласно покачали головами. – Оттуда падают, да. Камень падают. Живут – нет.

Ничего удивительного: Онго и сам не поверил бы, если бы не пришлось самому поучаствовать в столь невероятном деле.

– Не понимаюсь, – продолжал тем временем рыбак, теперь уже переводя то, что негромко подсказывал ему старший. – Есть не правда от самого начала. Есть не понимаюсь. Кто приходил? Мужчина в женекий наряд? С женский тело? Или женщина-солдат? Свирей нет женщина-солдат, мы известны. Мы бывать Свира, чтобы давал рыба, брал денга, давал денга – брал товар. Закон Свира знать. Или есть мужчина-женщина разом? Откуда так? Не видно, не слышно. Надо правда. Не надо врал. Море не любить врал.

Действительно, если подумать: откуда виндорам было знать о проекте "Метаморф", если и сами свиры о нем услышали только тогда, когда началось его осуществление? Можно, конечно, начать объяснять, но пока они поймут – если поймут вообще, если поверят, – пройдет неведомо сколько времени. А действовать надо быстро, быстро…

– Мы упали сверху – это правда. Мы покажем – как. Есть такое умение, есть машинка. Но это потом. А сейчас – один из нас разбился. Нужно лечить. Есть у вас кто-нибудь, кто может лечить?

И Онго указал на Сури, лежавшего на подноске позади группы. Повинуясь его жесту, разведчики расступились так, что к лежавшему стало можно подойти.

Онго повторил:

– Лечить – есть?

Рыбаки молчали. Только старший сказал для перевода:

– Смотреть надо.

– Смотри.

Старший медленно подошел к подноске, опустился, сел на пятки. На несколько секунд закрыл глаза. Вытянул руки ладонями вниз, неспешно повел ими над недвижно лежащим. Задержал над грудью, справа, пробормотал "М-м", так же провел кистями над руками, тоже запнулся однажды, потом над ногами, одной и другой. Дольше всего держал ладони над головой. Наконец, опустил руки на свои колени, открыл глаза. Заговорил. Последовал перевод:

– Рука хруп. Нога хруп. Тут – одна, две – хруп-хруп. Сильно бил. Ум его гуляет. Скоро будет дома, наверное. Ум тоже бил себя.

– Падал. Мы все падали, – поправил Онго.

– Все не бил себя – он один бил?

– Бывает и так.

– Если покажи – как, мы поверяли.

– Ладно. Покажем, чтобы вы поверили. Старший сказал еще что-то.

– Он говорит: мы это поправлять два дня. Если был наш. Вы – не наш.

Улькаса? Если нет – почему оттуда?

Онго вздохнул; видимо, ничего другого не оставалось, как идти на определенный риск: приоткрыться.

– Мы с улкасами – враги. – Он сжал кулаки, с силой столкнул их. – Враги. Искали там их секрет. Случилась большая буря. Сбросила нас. – Он изобразил бурю, сильно замахав поднятыми руками, потом позволил им упасть.