Восточный конвой - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 80

– Разжевывать будем потом, – решительно прервал его командир самолета. – Гилбрайд, Майелл, Тикстон, Уидер – за руль, на первой – Джордан, я рядом. Боровски, Шерер, Маттиоли, Рикер, Тривз – заряды. Остальным рассредоточиться по кабинам и трейлерам, сержанты по кабинам. Женщина… Где женщина?

– Здесь, – сказал Милов. – Возле меня. – Он протянул руку, чтобы коснуться Лесты.

– Тогда это ваша проблема. Ожидается преследование?

– Если вовремя спохватятся.

– Ясно. Стрелки – в концевой прицеп, оружие к бою, в случае надобности – огонь на поражение. Выполнять!

Возникла короткая суета. Милов обнял Лесту за плечи.

– Устала?

Она не ответила. Милов прикоснулся губами к ее волосам.

– Не надо, – сказала она. – Грязные волосы.

– Ванна будет вскорости, – усмехнулся Милов. – Спасибо за то, что не подвела.

– Все прошло нормально, – сказала Леста.

– Сейчас – в кабину, в первую машину, рядом с командиром.

– А ты?

– Рядом с тобой – до поры до времени и несколько позже. Спешим!

Один за другим уже просыпались моторы. И, очень кстати, догорела и вторая очередь ракет.

«Тут, наверное, тоже сказалась разница между технетским и человеческим мышлением, – думал Милов, зажатый между Лестой и правой дверцей машины. – Люди непременно оставили бы охрану у машин. Технеты же кинулись в драку. И – в первые минуты, во всяком случае – не сообразили, что ценный груз, предмет всей стычки, уплывает в обратном направлении…»

Этих минут хватило Конвою, чтобы добраться до болота. Ехали без огней, но командир вел головную машину уверенно – привык, надо думать, к слепым полетам. Да и полной темноты все же не было, где-то на востоке уже зарождался рассвет. У самой кромки трясины командир затормозил.

– Тут я не столь уверен, – сказал он. – Поведете сами? Я эту часть пути воспринимал только слухом.

– Поведу, – сказал Милов. – Только не совсем так, как вы думаете.

Он вылез из машины. Стащил куртку.

– Моя рубашка может еще считаться белой, – сказал он.

– Разве что в темноте, – ухмыльнулся командир.

– Она – ориентир для вас. Я пойду направляющим.

– Не скажу, чтобы я вам завидовал.

– Моя мама тоже не желала мне такой судьбы, – проговорил Милов, прежде чем ступить в холодную и грязную жижу. Делать это очень не хотелось. Он опустил в воду длинный прут, которым собирался пользоваться, как слепец – тростью.

– Держитесь футах в пятнадцати, – посоветовал он. – Если что – связь голосом, сигналить нельзя. Черт знает, что тут может оказаться по соседству.

– У меня хороший голос, – ответил командир, захлопнул дверцу и опустил свое стекло. Высунул голову. – Я готов.

Милов тронулся, расталкивая жижу лодыжками. Коленями. Бедрами. Когда он оказался по пояс в воде, уровень перестал повышаться.

Брести было тяжело и противно. Хотя нога успела уже оправиться от тогдашнего ушиба – сейчас, в холоде и сырости, снова заныла. И точно так же, как тогда в шахте, Милову вскоре стало казаться, что болото стало бесконечным и путь этот не имеет конца, так и придется тащиться до конца жизни – а может быть, и после него. Он не оглядывался; слышал, что машины не отстают. Правда, это мог услышать и кто-нибудь другой, кому вовсе не следовало знать, что Конвой крадучись возвращается к местам старта. Однако Милов не без оснований полагал, что эти-то места они минуют без особых осложнений, зато на твердой земле их могут ожидать всяческие сюрпризы. Или даже не очень сюрпризы: Орланз, например, наверняка где-то неподалеку ожидает доказательств того, что игра пошла уже по его правилам.

Собственно, внешне оно так и было. Хотя относительно ее дальнейшего развития у него были свои предположения.

«Надо бы связаться с нашими по ту сторону границы, – думал он, когда по расчету времени выходило, что они снова оказались на технетской территории. – Однако, даже когда я вернусь в кабину (это казалось ему сейчас верхом блаженства: в кабине было хотя бы сухо и тепло), этого сделать не удастся: командир самолета – прекрасный мужик, но и ему следует знать далеко не все обстоятельства. Он делает свое дело, и, в конце концов, его начальство получит то, ради чего заварило всю эту кашу; но у меня есть еще и свои дела – у меня и Лесты, и это пусть остается нашей маленькой тайной. К тому же тот шум, что поднялся сейчас по ту сторону границы, нам даже на руку: все взгляды обращены сейчас туда, а мы тем временем…»

В этих размышлениях он даже не сразу обратил внимание на то, что зеленая бурда колыхалась уже не у пояса, а где-то чуть выше колен: дорога стала повышаться, и значит, суша была уже где-то рукой подать. Или, точнее, – ногой.

Он преодолел искушение ускорить шаг: самым глупым было бы – утопить хотя бы одну из машин здесь, уже преодолев препятствие. А поторопиться очень хотелось – еще и потому, что работавшие на первой-второй передаче машины сильно обогащали воздух соляровым перегаром – а ветер, обгоняя конвой, нес эту гадость прямо на Милова, почему-то прижимая ее к поверхности, хотя глушители у тягачей были выведены к крыше. Ветер дул в спину – восточный ветер, как и было предсказано – и на этот раз безошибочно – исправными метеорологами.

Наконец, болото осталось позади. Милов отошел в сторону и, стараясь отжать как можно больше воды из брюк, пропустил мимо все пять машин. Нет, по дороге ничего не было потеряно. Милов поглядел вслед концевому трейлеру; дверцы прицепа были распахнуты, два стрелка сидели, свесив ноги. Тлел огонек сигареты. Милов в два прыжка догнал машину.

– С ума сошли! – прокричал он тихо. – Решили взлететь без самолета? Внутри взрывчатка…

– Все о’кей, – отозвался куривший. – Ребята разобрались. Теперь из нее можно лепить бюст того, кто ее укладывал. При случае покажите нам его.

У Милова отлегло от сердца.

– Договорились, – согласился он. – В таком случае, бросьте сигарету и мне.

Сидевший достал сигарету, прикурил от своей и передал Милову, все еще шагавшему за прицепом, – чтобы согреться. Милов взял сигарету и чуть не налетел на остановившийся вдруг прицеп. Командир, видимо, рассчитал, что и последняя машина успела выбраться на твердь земную, и остановил конвой, чтобы получить новые указания.

– Спасибо, – поблагодарил стрелка Милов и затрусил к головной машине. В башмаках противно хлюпало.

– Дальше поведу я, – сказал он, добравшись до первого тягача.

– Очень хорошо, – согласился командир. – Не люблю столкновений с дорожной полицией. – Он подвинулся, оттесняя Лесту к правой дверце.

Милов взобрался на водительское место и включил мотор.

Ехать теперь было очень просто – но лишь до первого перекрестка, на котором необходимо было решить: сворачивать ли на южный либо же, напротив, на северный автобан, где можно будет развить хорошую скорость и оторваться от возможных преследователей. База не примирится так просто с потерей ракет; кто виноват – там будут разбираться потом, но прежде приложат все усилия, чтобы разыскать Конвой и остановить его. Черт его знает – они и авиацию могут привлечь, они ведь, по сути дела, государственная организация…

Хотя, если как следует поразмыслить…

Снова у него не оказалось времени додумать: понадобилось делать неожиданный поворот – не вслед за очередным изгибом дороги, но съезжая с нее на еще более узкую – если это вообще было возможно – поперечную. Здесь пришлось уж и совсем ползти – едва ли не со скоростью пешехода. Правда, не очень долго. В одном месте одолели небольшой подъем, перевалили – и впереди внизу открылось, наконец, нормальное шоссе. В ночной час было оно пустым, и все пять трейлеров, один за другим, казалось, подвывая от облегчения, выкатились на него. «Южное шоссе, – прикинул Милов. – Значит, налево – к границе, а от границы, к центру, – это направо…»