Тело угрозы - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 22

Оппозиционер в ответ недовольно фыркал; однако оснований для претензий к хозяину дома у него не было. Конечно, у Столбовица могла быть какая-то своя игра, связанная с пребыванием российского гостя здесь; однако сколько глава оппозиции ни ломал голову, он так и не смог построить никакой сколько-нибудь приемлемой модели подобной игры. Нет, скорее всего дело так и обстоит, как он объясняет. Что же – придется проявить долготерпение. Не мчаться же назад, в Москву, так ничего и не добившись! В конце концов, и для России, и для его собственной судьбы наступили – он полагал – решающие дни.

Хорошо хоть, что не приходится волноваться за свою безопасность.

Столбовиц был прав, ручаясь за охрану дома и чистоту от подглядывания и подслушивания. Содержание его беседы с гостем осталось тайной для всех, кому не следовало знать о его содержании. Однако только что сказанное никак не распространяется на дороги: сухопутные, морские, воздушные – да какие угодно. И потому никак нельзя было скрыть сам факт приезда видного политика в великую страну, а также и места, куда он был переправлен, как и того, куда проследовали сопровождавшие его в полете лица – скрыть от тех, кто хотел об этом знать хотя бы просто по обязанности. Уже в списках пассажиров компании «Дельта», чьим рейсовым самолетом воспользовались политик и его спутники, его имя было замечено – и не только в американском посольстве, куда сразу же доложили, но и в хозяйстве генерала СБ, любившего знать все обо всем, и, следовательно, информация эта попала и на Старую площадь. Мало того: и в главном офисе хорошо известного специалистам Кудлатого о демарше главы оппозиции тоже стало известно – не потому, что у Федора Петровича были связаны с политиком какие-то интересы; просто оппозиционер считался у деловых людей одной из тяжелых фигур гриденьского лагеря, за которыми нужен был (и осуществлялся) постоянный пригляд. Иными словами – все в мире относительно, и те гарантии, что Столбовиц дал своему гостю, – тоже; хотя сию минуту приезжему действительно никто не угрожал.

Впрочем, Столбовиц Столбовицем, но Гридень, союзник, знавший об отъезде от самого политика и к тому же получивший подтверждение о благополучном прибытии (и куда именно прибытии) из другого источника, принял меры сразу же (а заключались они в том, чтобы постоянно быть в курсе событий). Сейчас Гридню было не до оппозиционной интриги: его куда более интересовало и заставляло действовать то, что Кудлатый, из-за недавно обнаруженной у него серьезной (позже к этому, как правило, прибавляют «и продолжительной») болезни, как раз в те дни несколько отошел от дел, что просто-таки требовало от Гридня активности, чтобы потеснить Кудряша в дальневосточной энергетике, на что Гридень давно уже настроился – как только начал обосновываться на Камчатке, где сейчас сам президент сидел в погодной мышеловке.

У Гридня, как и у любого воротилы глобального (скажем без ложной скромности, напротив – с гордостью за свою страну) масштаба, имелись свои корреспонденты (называем их так из чистой деликатности) не только в родном отечестве, что естественно, но и в Штатах, и в европейских странах, и в дальне– и ближневосточных; лишь Латинскую Америку он начал осваивать с запозданием. Нет, их никак нельзя назвать гриденьскими шпионами или даже – благородней – разведчиками; то были в большинстве своем люди, в разные времена и по разным причинам покинувшие родную империю или постимперию и обосновавшиеся в местах с более благоприятным для них всякого рода климатом. Речь идет, как все понимают, не только и не столько о средней температуре воздуха, но о климате политическом (реже) и экономическом (куда чаще). У этих очень разных мигрантов было нечто, дающее нам возможность говорить о них чохом, а именно – их отношения с Гриднем, прежде всего деловые, причем в этих отношениях не Гридень зависел от них, но как раз наоборот: многие из них к тому же были ему обязаны по разным поводам и хорошо это помнили – потому что в их кругах долги полагается отдавать, и вовсе не только денежные, а иначе может быть очень плохо. Однако особенно ценными были те, кто хотя от Гридня, может быть, и не зависел, но исповедовал ту же религию, что и он сам; не христианство и, конечно, не иудаизм – что вы, что вы! – но религию современную: глобализм. Их было связано с Гриднем не так уж много, но каждый находился в нужном месте и входил в работу в нужное время.

Так что когда Гридень попросил одного-другого оказать ему небольшую услугу, возражений не последовало – да он их и не ждал. Впрочем, основную работу должен был сделать человек, через которого Гридень и передал свои просьбы (не по телефону же было об этом разговаривать!) и который благодаря оперативности конторы прилетел под сень статуи Свободы тем же бортом, что и оппозиционер со своей командой.

Одна из просьб (и главная) заключалась в том, чтобы политика с его планами несколько придержали, не давая ему развить скорость. Не потому, что Гридень в чем-то не доверял своему союзнику; причина была в том, что магнат в связи с новой информацией о делах космических еще не выработал окончательного плана действий; а поскольку в этих планах без Америки никак нельзя было обойтись, то – до поры, до времени – там и не следовало никого нервировать. А дальше – время покажет.

Человек Гридня заботливо, но, упаси Бог, не навязчиво, а находясь в некотором отдалении, проводил прилетевшего с его людьми до места встречи со Столбовицем, внимательно выслушал их разговор – хотя слышимость иногда была не очень хорошей, но потом (при анализе пленки) все это можно будет разобрать, – запомнил машину, на которой уехала свита, а потом, держась по-прежнему на расстоянии и одновременно оживленно беседуя со встретившей его женщиной (которая тоже кому-то чем-то была обязана), установил, куда именно направились Столбовиц с приезжим, без труда понял что к чему, но на вертолетную станцию за ними, естественно, не пошел – просто вынул телефон и позвонил, зная, что выяснить, куда улетел коптер, можно будет без особого труда: в авиации царит, как правило, четкий порядок, иначе воздух стал бы взрывчатым – без всякого преувеличения. А точно зная место приземления и воспользовавшись подробной картой местности, установив далее (по фотографии), кем был встречавший московского гостя человек, – вовсе не сложно оказалось точно узнать, где обосновался оппозиционер в первый день своего визита. Причем тамошнее государство не имело к этому совершенно никакого отношения. Все это были русские дела – пусть и на чужой территории. Мы искренне надеемся, что Соединенным Штатам эти действия их новых граждан, а также лиц, еще не получивших подданства, но очень на это рассчитывавших, и, наконец, гостей – не причинили никакого ущерба. Даже морального.

Все эти обстоятельства привели к тому, что Гридень, убедившись, что оппозиционер оказался в надежном месте, по своей, надежно закрытой даже и от государственного любопытства линии переговорил с тем лицом в Штатах, которое принадлежало к активным деятелем глобалистской организации. После этого магнат окончательно успокоился и вернулся к делам российским.

Но об этом – в свой срок.