Тело угрозы - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 18

Напрасно пытался он добиться членораздельного ответа на вопрос:

– Так все-таки угрожает Земле опасность, или ее нет?

Ему вместо короткого и ясного «Да» или «Нет» начинали плести интеллигентские кружева на тему: скорее всего, конечно, нет, но пока с уверенностью утверждать что-либо нельзя. Да и – собственно говоря, это не профиль обсерватории, она занимается в основном квазарами, а вовсе не астероидами или кометами и не может тратить силы на проверку любительских наблюдений: есть плановые темы, над которыми люди работают и намерены продолжать работать и впредь, этот же объект – всего лишь эпизод, вовсе для них не обязательный. Вот если бы подбросили некую толику денег, чтобы приобрести и установить более современный инструмент…

Директор этой конторы, Нахимовский по фамилии, разоткровенничавшись, даже сообщил:

– Знаете, я вот хочу обратиться по этому поводу непосредственно к президенту, как только он вернется из своей командировки.

Из этого майор (фыркнув на «командировку») заключил, что серьезной опасности нет: будь она налицо, они бы тут не рассуждали, а, оправдывая название города, трезвонили бы во все колокола. Хотя, если говорить откровенно – кто их, очкариков, станет всерьез слушать? По их речам, мир уже двадцать раз погиб бы – да держится ведь!..

Но тут же он услышал такое, что ему вовсе не понравилось:

– А что касается ваших вопросов, то, может быть, в чем-то уже разобрались американцы? Мы подключили к этой теме американцев – они, быть может, найдут какое-то время на орбитальном телескопе – не на новом, конечно, он завален темами, но на старом, на «Хаббле-шестом» – он тоже достаточно мощный, не сравнить с тем, что тут у нас…

Это было сказано, разумеется, в шутку, и всякий нормальный человек сразу сообразил бы: как же, станут американцы, больше «Хабблу» и делать нечего! И не «подключал» их никто, просто пошла информация, как обычно, среди прочей… Астрономы не предусмотрели только, что майор Волин примет все совершенно всерьез, нимало не оценив тонкого юмора.

А он принял так, как только и мог. Вот тебе здравствуйте!

– Каких еще американцев?

– То есть как это – каких? Коллег, разумеется, астрономов с гор – Паломара и Уилсона. Со станцией, к сожалению, мы не можем связаться напрямую – я имею в виду МКС, космическую…

– Так, – сказал Волин очень тихо, что всегда служило у него верным признаком крайнего гнева. – Кто же, позвольте спросить, разрешил вам передавать эти сведения американцам?

Собеседник, все еще продолжая думать, что майор ему подыгрывает, лишь недоуменно поднял плечи:

– У нас с ними установлен регулярный обмен научной информацией, давно уже – и не только у нас и не только с ними. Мы и с Австралией связаны – к сожалению, они нам в наблюдениях помочь не могут. А вот канадцы обещали. И Британский астероидный центр – тоже. Какое еще разрешение?

Оставалось только махнуть рукой: люди эти явно страдали дефектами мышления, неполноценностью какой-то – вот так, за здорово живешь, отдают секретную информацию черт знает кому, потому что она, мол, научная. Ученые, что тут скажешь! Только не тому их учили, видно.

Но с другой стороны, было в этом объяснении и нечто безмятежное, успокаивающее: раз сведущие люди говорят обо всем этом так спокойно, значит – на самом деле никакой опасности-то и нет?

Волин заставил себя доброжелательно улыбнуться:

– Значит, вы полагаете, что опасности для планеты нет?

Увы, ответ его вовсе не успокоил:

– Почему вы так решили? Я же вам объяснил: у нас пока недостаточно данных для какого-либо категорического утверждения. Мы сможем дать определенный ответ несколько позже.

– То есть… опасность может и существовать?

– Такой возможности мы не отрицаем.

– И… Земля может погибнуть?

– Если предположить, что столкновение все же возможно? Ну, как небесное тело – вряд ли. Мы все-таки предполагаем, что ни масса объекта, ни его траектория не достигают таких значений, чтобы… Хотя скорость, по предварительным данным, достаточно велика, однако же… Нет, Земля скорее всего уцелеет. Но, разумеется, последствия могли бы оказаться достаточно серьезными. Вы ведь знаете, что жизнь возможна лишь в весьма узких пределах условий, и если какие-то из существующих параметров претерпят серьезные изменения…

– И вы говорите об этом так спокойно?! – не выдержал майор, сорвался все-таки чуть ли не на крик.

– Но мы ведь ничего не можем изменить, не так ли? – несколько удивленно ответил астроном. – И пока все это относится лишь к области предположений, делать научно обоснованные выводы еще рано. А вообще-то, – он полузакрыл глаза, – в галактическом масштабе такая катастрофа не явилась бы чем-то из ряда вон выходящим. То ли бывает! Взять хотя бы взаимодействующие галактики или, как иногда говорят, сталкивающиеся. Вот где энергии! А у нас все, что может быть, – событие весьма локального значения. Наша роль в жизни Вселенной пока, знаете ли, крайне незначительна.

– То есть, – сказал Волин после того, как говоривший умолк, повинуясь едва ли не умоляющему жесту майора, – пока вы ничего определенного сказать не можете.

– К сожалению, вы правы. Но как только картина станет более ясной, мы, естественно, поставим в известность астрономический мир. И если придут результаты американских или канадских наблюдений и расчетов, тоже не замедлим…

– Не только астрономический мир, пожалуйста. – Совладав с собою, майор встал.

– Что?

– Я говорю: информировать следует не только астрономический мир. На Земле существует немало и других миров: мир власти, мир безопасности…

– А, я понял. Да, конечно, мы поставим в известность и правительственные органы. Впрочем, это скорее всего сделает Президиум Академии наук. Хотя… все может быть: вот меня, например, приглашают зачем-то к главе администрации президента, хотя я рассчитывал переговорить лично с самим. Но я уже упоминал об этом, кажется.

– Доложили, – согласился Волин. – Спасибо, что нашли время для разговора с нами.

– Ну, я ведь не президент, – ответил Нахимовский с невеселой усмешкой. – Хотя тоже играю в гольф.

На самом деле – если говорить совершенно честно – Нахимовский вовсе не был настроен столь безмятежно: хулиганское поведение небесного тела, сбежавшего, возможно, с орбиты вокруг Нептуна (здравый смысл призывал отвергнуть эту гипотезу, но интуиция возражала – и одерживала верх), волновало его чем дальше, тем больше.

Нахимовский не зря же был не просто директором научного учреждения, но прежде всего астрономом, доктором наук и тэ дэ.

А впрочем, трудно утверждать, что он сказал бы майору, даже будучи целиком уверен в правоте Просака. Всякое явление, которое пока не удалось исчерпывающе объяснить, таит в себе некую опасность. А директор чего угодно уже в силу своей должности не может не знать, что всякое начальство воспринимает успокоительные доклады с гораздо большим удовольствием, чем тревожащие. А следовательно – волновать начальство следует только тогда, когда иного выхода просто не остается.

А кроме того – если уж волновать, то именно начальство, а не всяких там попыхачей, которые все равно могут разве что передать информацию дальше по команде – в результате чего она дойдет до верхов куда позже, чем от него лично, да и дойдет перевранной до неузнаваемости – потому что и там каждый передающий будет вносить свои коррективы; от минуса к плюсу, разумеется. Из тех же самых соображений.

Поэтому Нахимовский и сказал ровно столько, сколько счел нужным.

А еще и потому, кстати сказать, промолчал о многом, что незадолго до только что состоявшегося визита астроному позвонил давний приятель по гурманским застольям, крупный политик, кажется. И, как ни странно, запросил некую информацию, в связи с которой задал и два-три вопроса – и вопросы эти очень походили на те, что ставил визитер-контрразведчик. Нахимовский ответить ничего не смог, но пообещал (и намерен был обещание выполнить) взять это дело под свой личный контроль, что в его понимании означало – понаблюдать самому, внимательно посмотреть фотографии и тогда решить – стоит ли овчинка выдержки, или о сообщении любителя – как и о звонке политика-гольфиста – можно будет забыть с чистой совестью. Кстати сказать, поэтому он и не пожалел пяти минут на выслушивание Просака. Вот только времени на серьезные раздумья не было – цейтноты, сплошные цейтноты. Кто это придумал, что у астрономов спокойная жизнь? Невежа какой-то.