Приют ветеранов - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 79

Один из таможенников не утерпел, чтобы не поинтересоваться:

– У них что же – и бороды не растут? Хоть бы у одного нашлась бритва.

– Мы их бреем, – охотно ответила мисс Кальдер. – Они сами просто не в состоянии. Вы посмотрите на них внимательно: они ведь и ногами с трудом двигают.

– Да, война… – сочувственно произнес инспектор.

– Вы еще не знаете, что такое африканская война, – ответила мисс Кальдер. – Гражданская. Где нет никаких законов.

Инспектор лишь вздохнул.

– Представляю, каково вам возиться с ними. Это не очень опасно? Все-таки, женщинам всегда труднее, а эти парни у вас какие-то мрачные.

Мисс Кальдер успокоила:

– Нет, они вообще-то очень тихие. Они сейчас скорее растения, чем люди. Живут чисто физиологически.

– Как же вы это выдерживаете?

– Мы должны быть гуманными, – строго сказала мисс Кальдер.

– Да, разумеется. Ну, что же, у вас все в порядке. Желаю успеха.

И таможенник проводил последнюю прошедшую досмотр пару печальным взглядом. За соседним столом в это время закончили досматривать Урбса. У него, разумеется, и бритва была, и зубная щетка. Но ничего такого, что было бы запрещено к ввозу в страну. Были и деньги; но очень немного. Инспектор деликатно не стал спрашивать приезжего по этому поводу, но Урбс объяснил сам:

– У нашего учреждения имеется счет в банке в этом городе. Так что необходимыми средствами мы обеспечены.

– Очень рад, – вежливо сказал таможенник. – А вы не скажете, что это у вас за консервы?

Банка была металлическая, литровая.

– Ананас, ломтиками. Обожаю…

– Да, вкусная вещь. Вы позволите?..

И, не дожидаясь согласия, протянул банку подошедшему чиновнику:

– Просмотри – на всякий случай…

Урбс улыбнулся:

– Собственно, я не собирался есть их сейчас. Но если вы настаиваете…

– Нимало. Съедите, когда будет желание, – ответил таможенник.

«Хорош бы я был, если…» – подумал Урбс.

Банка вновь оказалась на столе. Принесший ее сказал лишь:

– Соответствует.

Целость ее не была нарушена.

– Все в порядке, – проговорил инспектор, ставя штамп.

Надворов приземлился во Внукове. Пересел на заранее вызванный служебный вертолет. И приказал везти в Шереметьево. Глянул на часы и понял, что успеет вовремя.

– Болтуны, – сердито сказал Мерцалов. Они в помещении милиции слышали все эти разговоры до последнего слова. – Тем не менее, ясно: они не везут с собой ни-че-го. Вот так-то, господа хорошие. Так что, Милов, твоя правда: пустой номер. Мне вот только что доложили сообщение по интерполовской сети: где-то в Данзании взяли группу с тканями – в контейнерах. Старым способом перевозили. Так что вряд ли тут будут какие-то сюрпризы.

– Наверное, все увезено тирийцами, – предположил Докинг.

Милов вообще ничего не ответил; могло показаться, что он этих слов вовсе и не слышал. Он смотрел на экран монитора так, словно сейчас показывали самый лихой детектив. А к уху прижимал телефонную трубку: только что ему позвонили от Географа, и теперь внимательно слушал то, что ему объясняли. Потом ответил собеседнику на том конце провода:

– Это там было, я просто не сумел взять – такие были обстоятельства. На животных, да. А другие… видел и держал в руках. И сейчас же позвоню, узнаю результат. Скорее всего, это именно те штуки и есть. Приемные антенны.

Он набрал номер Евы в Штатах. Ему необходима была информация. И через минуту Ева сняла трубку.

– Слушаю. О, это ты, Дан? Как я рада… Где ты? Дома? Прекрасно. Я начала уже волноваться. Все благополучно?

– Об этом потом. Я сейчас на службе. И звоню по делу. Ты помнишь, тогда увезла с собой стимулятор из леса… Я просил тебя показать его специалистам. Ты сделала?

– Ах, ты вот о чем. А я-то подумала…

– Я позвоню тебе сегодня же вечером из дому, тогда поговорим по душам. А сейчас, повторяю, я на работе…

– Понимаю. Хорошо, буду ждать. О той штуке: я показала ее. Это не сердечный стимулятор, а совсем другая конструкция, оказывается. Мне объяснили, что это очень недавняя разработка, совершенно секретная, они не понимают, как она могла туда попасть…

– Об этом еще подумаем. И для чего же она служит?

– Она дает возможность управлять человеком при его отключенном сознании. Или подавленном. При помощи специального генератора определенных частот. Такие генераторы тоже существуют, но на рынке они никогда не появлялись.

– Выходит, появились – на черном рынке. Хорошо, это мне и нужно было знать. Большое тебе спасибо, и – до вечера.

Он положил трубку, жалея, что не было времени поговорить побольше за казенный счет. И снова повернулся к экрану.

А на экране были лишь ветераны; двадцать пар, словно мальчики из детского сада, только, в отличие от детей, смирные и равнодушные ко всему окружающему. Они ритмично и тяжело шагали к выходу. Девушка – впереди. Урбс – сзади. Раз – два. Раз – два…

– Что она их – на каждом шагу фотографирует? – вопрос этот Мерцалов задал, похоже, самому себе как раз в тот миг, когда девушка, повернувшись лицом к следовавшей за нею колонне, в очередной раз шевельнула рычажком своей камеры, что висела у нее на груди.

Колонна остановилась – совершенно одновременно, словно по неслышной команде.

– Вот дрессировка… – снова пробормотал Мерцалов. Ему всегда легче думалось, если мысли озвучивались, тут же становились словами.

«Дрессировка, да, – подумал услышавший это ворчание Милов. – Цирк. И аппарат на груди укротителя. Он может походить на фотоаппарат, а может – на какой-то экзотический талисман. И звери синхронно выполняют движения.

Потом выстрел – укротитель падает – и носороги застывают, совершенно обездвижев.

Укротитель тоже все время держал руки на своем талисмане…»

Милов закрыл глаза, чтобы изображение не мешало думать. Собственно, он все понял намного раньше – когда увидел, как ветераны садились в самолет. А сейчас оставалось лишь четко сформулировать выводы.

О чем тогда говорили, а он подслушал?

Было два аппарата; один украл кто-то сбежавший. И что-то там упоминалось относительно укротителя зверей…

– Ты что – уснул, старый анархист?

Это Мерцалов потревожил раздумья. Милов лишь досадливо мотнул головой.

– Потерпи, скоро все тут закончится – для нас полным провалом. Вот тогда сможешь спать хоть неделю, хоть месяц подряд – никто тебя не побеспокоит…

На дисплее встретились Урбс и господин, что из поликлиники. Пожали руки, поулыбались, обменялись несколькими словами. И колонна снова тронулась.

Как раз в тот миг, когда девица в очередной раз прикоснулась к своей камере.

Берфитт обождал, пока Банкир, как бы случайно дрейфуя по залу, не оказался в двух шагах от него. Но поворачиваться к подошедшему не стал. Сказал как бы в пространство – благо, в это время никого больше по соседству не оказалось:

– Все благополучно?

Банкир ответил:

– Тирию будут атаковать. Вот-вот.

Он тоже смотрел в другую сторону.

– На здоровье, – сказал Берфитт. – Так и нужно было. А в остальном?

– Надеюсь, что все в порядке. Хорошо, что я успел вернуться – меня, как назло, послали в провинцию. А вы – не пора ли вам уехать?

– Я посмотрю, как они усядутся в автобус. И, может быть, с ними и уеду – если не будет никаких осложнений.

Банкир кивнул.

– Встретимся вечером, по условию.

И они неспешно разошлись в разные стороны.

«БМВ» тирийского посольства ходко катил по шоссе. Полдороги до Москвы уже проехали.

Тяжелый, донельзя обшарпанный грузовик неожиданно вырвался с боковой дороги. Преимущественное право проезда было у тирийца, но шофер «Камаза» почему-то не счел нужным уступить. Ему понадобилось сразу же встать в левый ряд: быть может, он собирался сделать левый поворот или развернуться; разрешающий этот маневр знак виднелся в полусотне метров впереди.