Ночь черного хрусталя - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 38

– Ну нет, там тебе до этого было еще очень далеко. Почему – кошка?

– Не уверен, но ощущение именно такое.

– Поэтому ты ласкаешь меня так нежно? Можно подумать, что ты мальчик, а я у тебя – первая в жизни, – она засмеялась безмятежно и счастливо. – Попробовал бы ты сказать иначе.

– Это правда.

– А почему все-таки кошка?

– Потому что ты сказала – с первого взгляда. Но мы встретились в темноте. Если ты там смогла увидеть меня, значит – кошка.

– Я – сиамская, – сказала она. – Но тебя действительно почувствовала сразу – угадала по голосу.

– Знаешь, я только сейчас понял: там, на берегу, я страшно ревновал к Граве. Ты так к нему прижалась…

– Ничего. Зато сейчас я прижмусь к тебе… вот так…

– Ты… – проговорил он, снова теряя рассудок.

Во второй раз они очнулись, когда было уже совсем темно.

– Раз, два, три, четыре…

– Что ты считаешь?

– Подожди, дай закончить. Дюймы. Ну, разве можно пользоваться этим, нападая на маленькую, усталую женщину? Ты маньяк, вот ты кто. Ты долго тренировался перед тем, как наброситься на меня?

– Я проходил специальную школу в Тибете, – сказал он, – и сдал экзамены, и только тогда получил разрешение разыскать тебя. Мне сказали, что ты – моя половинка.

– Они угадали, – ответила она, – и в этом твое несчастье.

– Почему?

– Потому, что кончилась твоя привольная жизнь. Теперь ты не избавишься от меня ни в этом, ни в том мире.

– А ты веришь в тот мир? – спросил он серьезно?

– Конечно – иначе этот ничего не стоил бы.

– Ладно, – сказал он, – согласен и на тот. Но и ты никогда больше не станешь прижиматься ко всяким сумасшедшим.

– Сейчас тебе станет очень смешно, – сказала она. – Потому что на самом деле я себе позволяла очень редко. Разве что на словах.

– Почему?

– Потому, что когда изображаешь себя такой, вы, мужчины, молчаливо признаете за мной право выбора. И не лезете так нагло, как к другим, изображающим робость и неопытность.

– Может быть, – согласился он, но только я никогда не лез нагло. Не умею.

– Тебе так не больно?

– Нет, – сказал он. – позволяю тебе это, и еще многое другое.

– Совсем темно, – сказала она, когда прошел еще, быть может, час. – Странно, что все спокойно. Может, мы и вправду ошибались?

– Ну и черт с ним.

– Смешно, но я жутко голодна. Зря мы не взяли ничего с собой. Спустимся, поедим чего-нибудь.

– Ох, – сказал он, – это слишком трудно: придется одеваться, я подозреваю, что на тебе сейчас ничего.

– В самом деле? Господи, до чего неприлично. А еще хуже – что и ты совершенно голый. Ну что же, пойдем так, не станем терять времени на одевание.

– Я могу, – сказал он. – Но я уже говорил, что нет патронов.

– Зачем они тебе?

– Стрелять в тех, кто там сразу набросится на тебя.

– Я думаю, – сказала она, – что им сейчас не до этого. У них свои проблемы, – да и жены рядом.

– Все равно могут, – сказал он. – Это будет своего рода ремиссия – перед смертью.

– Почему перед смертью? – она повернулась на бок и приподнялась на локте.

– Потому что те нападут. А здешний люд – никудышные вояки, да и оружия нет…

Эти слова окончательно вернули их в тот мир, что находился за стенами комнаты. Ева встала и начала шарить вокруг в поисках белья и одежды.

– Зажги свет, – посоветовал он.

– Да, – ответила она, – я как-то забыла об этом…

– Тут обо всем на свете можно забыть, – мысленно согласился он, – да и стоило бы.

Вспыхнул свет.

– Обожди еще минутку, – попросил он, – постой так.

Ева повернулась вокруг оси, словно манекенщица.

– Устраивает?

– Теперь побыстрее одевайся, – сказал он, – не то я ослепну, а слепой – никудышный стрелок. Хотя на худой конец могу и по звуку.

Он встал с кровати.

– Черт, голова кружится.

– Я же говорила – пора поесть. Дети должны питаться регулярно и качественно. Я имею в виду тебя.

– Ты просто боишься, что я сожру тебя, если ты не подсунешь мне чего-нибудь другого.

– Ну, – сказала она, – кошек не едят.

– Знаешь, бывает, что и кошек, и не только…

– Не надо, – сказал Ева, – мне противно.

– Извини, не буду, – ответил он и подумал: все-таки мы из разных миров. Во всяком случае, по происхождению, хотя сейчас мы с ней – один мир, неразделимый.

Ева, уже одетая и причесанная, подошла к нему:

– Клянусь тебе: никогда, никогда у нас не будет иначе. Даже потом, намного позже, когда что-то уйдет, все равно никогда не будет иначе.

Он прижал ее к себе и поцеловал, благодаря и надеясь. Потом закинул автомат за спину, они вышли, оставив постель в полном беспорядке, и направились к лифту. Но по дороге Ева сказала:

– Давай заглянем на миг.

Они заглянули.

– Сестра, все в порядке? – спросила Ева строго.

– Все в порядке, доктор Рикс. Звонили – искали вас.

– Кто?

Сестра посмотрела на экран.

– Он назвался Гектором. Просил передать, что ждет вас и господина в ресторане. По-моему, это тот самый корреспондент, который…

– Спасибо, сестра, – сказала Ева. Прошла вдоль термобоксов, останавливаясь, внимательно вглядываясь. Милов не удержался, подошел и прошептал на ухо:

– Я могу сделать тебе и получше.

– Когда мир образумится, – ответила она громко.

Сестра позади вздохнула. Они вышли. Лифты все еще работали, и это показалось Милову удивительным и внушающим надежду.

В ресторане было еще больше людей, чем в прошлый раз, теперь тут сидели и женщины, и дети, стоял невообразимый шум, и найти свободное местечко оказалось нелегко.

– Не просто будет найти здесь Гектора, – сказал Милов, – если у тебя есть такое желание.

– К чертям Гектора, – сказала Ева. – Я хочу есть.

Кое-как они уселись. Официанты куда-то исчезли, но фрак метрдотеля Милов углядел в царившем хаосе. С трудом удалось заполучить его к столику.

– Вы решили уморить нас голодом? – строго спросила Ева.

– Простите, но…

– Мы весь день занимались любовью и голодны, как волки.

Метрдотель позволил себе намек на улыбку.

– Завидую вам. Но вы заставляете меня краснеть – поверьте, это впервые в жизни…

– Впервые в жизни слышите такое?

– О, мадам… Нет, совсем другое, просто беда: у нас ничего нет! Все съедено, и сегодня не привезли ни горсточки продуктов! У нас не осталось ни одной машины, все они увезли больных еще утром и не вернулись, а поставщики и не показывались. Говорят, что-то происходит, мадам, и я готов в это поверить. Я в отчаянии и не знаю, что делать – разве что покончить с собой, как некогда славный Ватель…

– А вы пошарьте в холодильниках, – мрачно посоветовал Милов.

– Бесполезно. Мы никогда не оставляем продукты на завтра, нельзя же кормить гостей несвежим…

– Ну, хоть что-нибудь, – сказала Ева самым нежным голосом, излучая обаяние.

– Ну, разве что… Не решаюсь выговорить – может быть, яичницу? Допускаю, что осталось еще с дюжину яиц.

– Давайте все, что найдете, – сказал Милов, придав голосу оттенок угрозы. – И, я надеюсь, не все еще выпито?

– С этим пока благополучно, такие продукты не портятся. Я сделаю все, что в моих силах…

И действительно, яичница возникла, и еще какие-то обрезки ветчины, какие в нормальное время никто не решился бы предложить клиентам. Но сейчас все годилось.

– А, вот вы где! А я разыскиваю вас по всему Кристаллу…

– Погодите, Гектор, дайте доесть, – попросила Ева.

Журналист внимательно изучал их лица.

– Ну что ж, я так и думал, что без этого не обойдется. Но, откровенно говоря, удивлен, что вы все-таки нашли друг друга. От души поздравляю!

– Принимаю, – сказала Ева. – И не ждите, Гектор, что я стану смущаться. И Дан тоже.

– Я? Да я лопаюсь от гордости, – сказал Милов. – Ладно. Гектор, удалось вам добраться до армии? Дадут они связь? Или уже дали?

– Категорический отказ. Никакой надежды. Но кое-что мне все же удалось выпросить. Оружие. Полный грузовик. Старое, но еще стреляет. И патроны, конечно.