Ночь черного хрусталя - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 25

– Но ведь провозглашается как раз обратное!..

– Когда же вы здесь, в вашем западном парадизе, научитесь понимать, что лозунг – одно, а действие – совсем другое, – с досадой пробормотал Милов.

– Теперь, наверное, уж никогда, – ответил Гектор, – просто не успеем. По-моему, третий этаж, Ева?

– Третий, – подтвердила женщина безразличным голосом. Лифт, естественно, не работал. Милов поднял Еву на руки, сказал Гектору:

– Идите вперед.

На площадке второго этажа двое, один с дубовым листом добровольца, другой в полицейской форме, но без нашивок, преградили им дорогу.

– Кто такие? Здесь живете? – спросил доброволец.

Полицейский молчал, внимательно глядя на Милова. Даниил опустил Еву, помог ей встать на ноги, чувствуя, что сейчас понадобятся свободные руки, тогда полицейский перевел взгляд на обезьяний галстук Милова – всмотрелся внимательно, словно там было написано нечто, потом посмотрел Милову прямо в глаза. Гектор тем временем тихо и зловеще втолковывал добровольцу: «Ты что, сукин сын, не видишь – это мадам Рикс?» – «А на ней не написано, какая она такая мадам», – не без некоторой наглости отвечал тот. Полицейский сдержанным и уверенным голосом произнес: «Пр-ра-пустить!» – «Слушаюсь!» – немедленно ответил доброволец. Полицейский, все еще глядя в глаза Милову, едва уловимо качнул головой, чуть заметно приподнял плечи, Милов же не то чтобы кивнул, но сделал какой-то неуловимый намек на такое движение. После этого он, поддерживая Еву, повел ее наверх. Гектор замыкал шествие.

– Сейчас, – сказала она и стала рыться в сумочке. Потом подняла глаза на Милова. – Наверное, вытащили с кошельком… Господи, я устала, устала, не могу больше… – и заплакала.

Милов смерил взглядом дверь – она была даже на вид массивной, не из тех, какие вышибают плечом или ногой с разбега.

– Ничего, – сказал Милов, – не волнуйтесь, Ева, милая: сейчас все уладим.

Он перегнулся через перила.

– Капитан, – крикнул он вниз, – поднимитесь, пожалуйста, нужна ваша помощь.

Человек в полицейском мундире поднялся по ступенькам.

– Мадам потеряла ключ, – объяснил Милов, – дайте возможность попасть в квартиру.

– Но, господин по…

Милов прервал мгновенно:

– Это моя личная просьба.

Полицейский, не колеблясь более, вынул из кармана черную коробочку с кнопками, повозился с полминуты, открыл дверь – за ней оказалась другая, она тоже отняла несколько секунд.

– Прошу, – сказал он и отступил в сторону. Ева вошла, за ней Гектор, Милов задержался на мгновение.

– Что тут? – спросил он капитана полиции. – Что-то еще можно сделать?

Полицейский покачал головой:

– Мы зашли в тупик, сейчас все порвано, обстановка неясная – пока стараемся уцелеть.

– Желаю», – кратко попрощался Милов, потому что изнутри уже звала Ева: «Дан, ну где же вы там!»

Он вошел, закрыл за собой обе двери.

– На засовы, пожалуйста, – попросила Ева, – вся механика ведь не действует.

Гектор задвинул засовы. Вслед за хозяйкой они вошли в обширную комнату, где она не села, а просто рухнула на широченный диван.

– Сядем, передохнем, – сказал Гектор, – тут мы в безопасности.

Милов кивнул: он знал это лучше Гектора, однако говорить об этом счел излишним: это только его было дело и еще нескольких человек в этой стране (и капитана полиции или бывшего капитана, черт его теперь знал) – и ничьим больше.

– Понимаю, – сказал он, – раз тут живет Рикс, то и охрана выставлена, не так ли?

– Если бы только Рикс! – усмехнулся Гектор. – Там, на втором этаже, где они стоят – сам Мещерски.

– Ах, да, Мещерски, – сказал Милов с понимающим видом, – Ну конечно, как же я сразу не подумал! Кстати, а кто такой этот Мещерски?

Тут они оба расхохотались.

– Нет, Дан, в покер с вами я не сяду, – сказал, посмеявшись, Гектор. – Я, было, и вправду поверил, что вы в курсе всех дел. Мещерски – это тот, кто выступал на площади вслед за Растабеллом. Глава добровольческого движения, председатель партии борьбы за жизнь, и так далее.

– Высоко залез, – сказал Милов. – Судя по фамилии, он мой соотчич? Из эмигрантов, что ли?

– Нет, не думаю, чтобы он был русским – возможно, кто-то из предков, но вообще-то он свой род ведет, по слухам, от каких-то греков или из тех краев, во всяком случае.

– Интересно, – проговорил задумчиво Милов. – Деятель культуры и глава штурмовиков – в одной упряжке?..

– Ну, это до поры до времени, – уверенно молвил Гектор, – Растабелла они сразу же, как только утвердятся у власти, ну, не то чтобы выкинут, но сделают из него – как это у вас, русских, называется – образец…

– Образ, – поправил Милов, – икону, вы это имели в виду?

– Вот-вот, и будут ему поклоняться, но делать-то станут по-своему.

– Ясно, – сказал Милов и встал. – Ева, – позвал он осторожно: женщина лежала с закрытыми глазами и отозвалась лишь на повторное обращение. – Вам что-нибудь нужно?

– Спасибо, Дан, ничего, я просто полежу, только, если можно, снимите с меня ваши туфли – я вам очень благодарна за них, но теперь я уже дома.

Милов осторожно снял с нее туфли.

– Ева, с ногами нужно что-то сделать. Где тут поблизости живет врач?

– Не нужно врача, в ванной откройте аптечку, там есть такая коричневая туба с мазью – это все, что нужно.

Милов не сразу (жилище было обширным) нашел ванную, принес требуемое, выдавил мазь на пальцы, осторожно начал втирать.

– Как приятно, – тихо проговорила Ева, – еще, пожалуйста… и вторую тоже…

Это заняло минут пятнадцать; Гектор тем временем, сперва поглядев на них с иронией, закрыл глаза и, кажется, задремал.

– Я еще полежу немного, – сказала Ева, – а потом чем-нибудь покормлю вас.

Милов и в самом деле почувствовал, что закусить было бы нелишне. Услышав о еде, Гектор мгновенно открыл глаза.

– Кстати, о еде – а где у вас телефон? Серьезный, я имею в виду.

– В его кабинете, – сказала Ева бесцветным голосом. – Из холла по коридору прямо, в самом конце.

– Да не работают телефоны, Гектор, – напомнил Милов. – Тока ведь нет все еще.

– Ну, – сказал Гектор, – правил без исключений не бывает, это-то вам известно?

– Тогда я с вами, – сказал Милов.

Он снова подошел к Еве, погладил ее по голове – она слабо улыбнулась. Гектор уже вышел, чтобы, по журналистской привычке, первым захватить связь.

– Дан, – тихо сказала женщина, – вы меня презираете?

– За что, Ева?

– Ведь Рикс – мой муж, вы знаете… И он во всем этом играет какую-то роль, похоже – немалую. Не я не знала и сейчас не знаю, честное слово…

Милов пожал плечами:

– Ну и что? Почему вы должны стыдиться своего замужества? Я вот тоже был женат, и надеюсь, что вы простите мне это: тогда я ведь не знал вас…

Он ожидал, что она снова улыбнется, но женщина оставалась серьезной.

– Рикс, – повторила она, – он ведь тоже стоял там, на балконе, по соседству с Растабеллом и Мещерски.

Милов присвистнул.

– Но какое отношение он, иностранец, может иметь…

– Я не знаю, как и что, – сказал она, – честное слово, хотя и видела, что у него есть какие-то дела с политиками, но ведь деловому человеку без этого нельзя. Но я не предполагала, клянусь вам…

– Ева, – серьезно сказал Милов, – я тоже клянусь вам, что никогда не стану целоваться с Риксом.

На этот раз она все же подняла уголки губ.

– А со мной?

– Если бы не Гектор поблизости…

– А мне все равно, – сказала она, – хоть бы он даже стоял рядом.

– Я вовсе не настолько близок с ним, – сказал Милов, – чтобы доставлять ему такое удовольствие. Но вас, Ева, я не отдам больше ни Риксу, ни Гектору – никому!

– Хорошо, – сказала она, – я потерплю, я очень терпеливый человек.

– Пойду, попробую позвонить, если это и на самом деле возможно, – сказал Милов, нагнулся и поцеловал ее; поцелуй был долгим.

– Идите, – сказала она, – не то моего терпения не хватит.

Он прошел в кабинет. Гектор сидел за обширным пустым столом. Тихо звучал транзисторный приемник; передача шла на английском. Кроме приемника, здесь были два телефона, стояли телекс, факсмашина, на отдельном столике – персональный компьютер, по стенам – закрытые полки с видеокассетами и дискетками. Гектор нажимал клавиши одного из телефонов. Окна были зашторены, шум улицы сюда не доносился.