Дьявольский интерфейс - Бестер Альфред - Страница 35

— Дамы и господа, позвольте представить вам сестру Секвойи. Она говорит исключительно на черокском языке. Прошу любит и жаловать. Ее зовут Натома Курзон, и бедняжку угораздило стать моей женой.

Благоуханная Песня и Борджиа поочередно приласкали Натому. М'банту представил капитана Немо, который по такому случаю выбрался из бассейна и облил мою женушку с ног до головы. Фе-Пять успела отвесить Натоме пару затрещин, прежде чем я кинулся к ней. Однако Натома удержала меня, схватив за руку.

Борджиа ровным голосом сказала:

— Ребенок ревнует к мачехе. Позволь мне заняться ей. Придется хладнокровно пережидать эту бурю.

Фе-Пять-Ведьм-На-Помеле металась по дому как разъяренная фурия. Она разбивала все, что ей под руку попадалось — проекторы и видаки, топтала ногами кассеты, изорвала те немногие печатные книги из небольшой библиотечки, которую я собрал с таким трудом в наше безбумажное время. Она схватила топорик и продырявила плексиглас, выпустив всю воду из бассейна, залив несколько комнат и чуть не утопив Сабу, который по-прежнему обитал в подвале. Она разбила также и клавиатуру моего компьютера. Потом забежала наверх и изорвала в клочья мои простыни и пижамы. И все это она проделала в почти полном ужасающем молчании, которое нарушалось только яростным шипением. Кончилось тем, что она умчалась в свою комнату, где рухнула на постель, свернулась калачиком — в позу зародыша — закусив большой палец.

— Ага, это добрый знак, — сказала Борджиа.

— Что тут доброго?

— В самых тяжелых случаях они кончают мастурбацией. Так что нам удастся вытащить ее из этого состояния. Гинь, посади девчонку на кресло.

— Боюсь, она при этом откусит мне голову.

— Нет, у нее полное раздвоение личности. Сейчас она отключилась полностью, а до этого действовала «на автопилоте» — на одном подсознании.

Я перенес Фе на кресло.

— А теперь давайте устроим чаепитие, — приказала Борджиа. — Или что вы там пьете в это время дня. Садитесь и ведите оживленную непринужденную беседу. Гинь, принеси побольше десерта. Итак, интенсивно беседуйте. О чем угодно. Я хочу, чтобы она очнулась и увидела вас уютно и дружелюбно беседующими за столом.

Я наполнил самое большое блюдо сладостями, пирожными и бутербродами с икрой. Когда я под всеми парусами вплыл в комнату Фе, я застал там что-то вроде дипломатического приема времен Талейрана (настоящего, исторического). М'банту был погружен в беседу с Натомой, которая состояла в попытке обнаружить среди чертовой уймы известных ему языков и диалектов что-то близкое к языку чероки. Она интеллигентно смеялась и отвечала ему на уже усвоенных зачатках двадцатки. Принцесса и Вождь со всей светской любезностью спорили относительно того, как извлечь Сабу из подвала (лебедкой или же строить покатый настил). Капитан Немо и Борджиа живо обсуждали последний бзик нашего подводника — трансплантацию органов. В одиночестве и не у дел пребывал только Эдисон. Поэтому именно ему первому я и предложил блюдо с закусками и сладостями.

Эдисон отправил в рот пару бутербродов (не исключено, что после этого он целый год, будучи человеком рассеянным, не притронется к пище — что никак не сказывается на здоровье Молекулярного человека). Насытившись прежде, чем я обошел с подносом всех гостей, Эдисон весь засиял, словно клоун, готовый от души смешить публику.

— А теперь я расскажу вам забавную историю, — провозгласил он.

Мои друзья оказались на высоте. Ни один из них не выдал своего испуга. Продолжая есть, мы повернулись в сторону Эдисона и изобразили на своих лицах живейший интерес. В этот момент нас выручила Фе-Пяточка. Она очнулась, сладко потянулась, зевнула и сказала хрипловатым голоском:

— Ах, извините, я заснула ненароком. Прошу прощения.

Я протянул ей блюдо со всякой всячиной.

— У нас маленький праздник, — сказал я.

— Что празднуем? — спросила она, вставая, чтобы выбрать на подносе кусочек полакомее. Тут ее взгляд упал через дверь на мою спальню, где все было разгромлено. Она отпустила поднос и кинулась туда. Я хотел было последовать за ней, но Борджиа властным поворотом головы остановила меня. Дескать, продолжайте беседовать, как ни в чем не бывало. Пришлось нам все-таки скушать нудный анекдот Эдисона. Но краем уха я все же слышал, как Фе бродит по дому и удивленно ахает, замечая следы пронесшегося по нему урагана. Она вернулась к нам в комнату с таким видом, словно ее огрели по лбу бОенским молотом (в девятнадцатом веке скот убивали на бойнях — особым молотом: поясняю вместо компьютера, которому не скоро оправиться от знакомства с крутым нравом обезумевшей Фе).

— Послушайте! — обратилась к нам Фе. — Что здесь произошло?

Борджиа, как обычно, взяла инициативу в свои руки, опережая всех нас.

— А, тут один ребенок забежал и все переколошматил.

— Что за ребенок? Какой ребенок?

— Девочка лет трех.

— И зачем же вы ее пустили?

— Пришлось.

— Не понимаю. Почему?

— Потому что она вроде как родственница тебе.

— Родственница?

— Твоя сестра.

— Но у меня нет трехлетней сестры.

— Нет, есть. Внутри тебя.

Фе медленно опустилась на стул.

— Что-то до меня не доходит. Вы хотите сказать, что все это сотворила… я?

— Послушай, милая. Я видела, как ты за одну ночь стала совсем взрослой. Ты теперь уже не девочка, но какая-то часть твоего сознания сильно отстала от тебя нынешней. Вот это-то и есть твоя трехлетняя сестричка. Она всегда была с тобой, только прежде ты не давала ей воли. И в будущем тебе придется держать ее под контролем. Сегодня она вырвалась на волю, но не спеши считать себя каким-то уродом из-за этого. Все мы сталкиваемся с подобной проблемой. Одни осознают ее и научаются успешно справляться с ней, а другие — нет. Я уверена, что ты — справишься, потому что я… потому что все мы любим тебя и восхищаемся тобой…

— Но что произошло? Из-за чего все это?

— Капризная кроха внутри тебя вообразила, что отец бросил ее навсегда и обезумела от страха и злости.

— Ее отец? Вы имеете в виду моего папашу?

— Нет, Гиня.

— Разве о на считает е го своим отцом?