…И всяческая суета - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 21

Доехали. А. М. Бык тут же стал скликать доброхотных грузчиков. Федор Петрович не забывал добавить: «И список, товарищи, составьте всех, кто будет участвовать, список учтем!». Уговаривать не пришлось, ящики сняли и понесли на руках бережно, как сырые яйца – хотя от последних уже как-то отвыкли, но навыки сохранились. Милиционеры у дверей вежливо пропустили начальство и снова неумолимо сомкнули строй; правда, никто и не пытался прорваться: все понимали, что там, за дверью, идет тонкая работа и помехи только повредят. А. М. Бык и Федор Петрович вступили в лестничную прохладу и полумрак. «Уф», – сказал Федор Петрович, утираясь платком. «А ты как думал?» – ответил на это А. М. Бык.

Но и тут, внизу, покоя не было. Та часть подвала, что не столь давно еще дремала в пустоте и паутине, явно преображалась: ремонт уже завершился, на забетонированном и покрытом пластиком полу монтировали оборудование, шесть ванн стояли в ряд, не такие, как та, первая – старая бытовая, с отколовшейся местами эмалью, но шведские, фаянсовые, белоснежные, со специальными креплениями для колпаков, накрывавших их во время процесса. Дальше, позади операционного зала – так называлось теперь это помещение, – в другой комнате, тоже просторной, где капитан Тригорьев едва не сломал ногу при своем незаконном вторжении в кооператив – стояли компьютеры, другая дверь вела в щитовую, еще одна – в растворную (конечно, не раствор для каменщиков приготовлялся там, но те тонкие субстанции, из которых все мы состоим – и вы, и вы тоже). Складское помещение оказалось слишком тесным, настоящий склад еще предстояло создать. «Дозаторы привезли, – сказал А. М. Бык бригадиру монтажников (кооперативных, разумеется, высокооплачиваемых, но зато и работяги были сплошь кандидаты и доктора технических, один только затесался физико-математических, и еще один, что было вовсе уж непонятно – филологических наук), – и центрифугу тоже. Сейчас начнут спускать. Готовы?» Бригадир только кивнул, не теряя времени на разговоры.

Отсюда А. М. Бык и Федор Петрович направились на старую территорию – в ту, левую половину подвала, где еще недавно А. М. тратил свое драгоценное время на то, чтобы лично объясняться с заказчиками. Теперь на его месте (но стол был уже другой, куда более достойный) сидел молодой человек, так одетый и причесанный, что его и в Министерство иностранных дел не стыдно было бы посадить; у Федора Петровича таких молодых людей было множество на примете, с улицы сюда никого не брали.

До сих пор мы с вами попадали в этот подвал в идиллические времена, когда тихо здесь было, тепло и спокойно. Не то теперь. В комнатке толпились стар и млад, обоего пола. Тихий старичок, неиссякаемо печальный, сидел на стуле в дальнем от двери углу, и непохоже было, чтобы ему удалось когда-либо обратить на себя внимание; то же хотелось сказать и о двух старушках, оттесненных к самой стене, но терпение старости бывает беспредельным (терпеть – единственное, чему учит нас долгая жизнь), и старушки такие в конце концов своего все же добиваются. В большинстве же тут был народ тертый в очередях, ничего и никого не пугающийся и не смущающийся, привыкший ходить по чужим головам, переть грудью, разгребать локтями, а то и кулаками окружающую субстанцию, и если потребуется, хоть по потолку, но добираться до нужного места. Вот куда уходит энергия, сэкономленная в производственном процессе, которому беззаветно предаваться мы давно уже разучились. Как можно в такой обстановке работать, нам лично совершенно непонятно; молодого человека, однако, она нимало не беспокоила, и он вдумчиво, не тратя лишнего времени, разговаривал с очередным клиентом, кому повезло только что опуститься на тот самый стул, на котором сиживал при нас капитан Тригорьев, участковый инспектор.

– Итак, – сосредоточенно спрашивал молодой человек, – сколько лет, вы говорите, было утраченному?

– Тринадцать, – отвечал собеседник, непроизвольно всхлипывая.

– Значит, год рождения семьдесят седьмой… Имя, отчество, фамилия? Не спеша и отчетливо, пожалуйста.

– Блажной. Блажной Иван Федорович…

– Какова же причина столь печального события?

– Это какого события? – звучало настороженно.

– Да смерти, понятно. Умер, умер отчего?

– Да от старости, от чего же другого. Пора пришла, и умер. И убедительная просьба – вернуть безутешным…

– Так-с. Блажной Иван Федорович, умер от старости… Э-э, постойте-ка!

– Нет, это вы погодите! Как это – умер? Кто?

– Блажной Иван Федорович. Только как это – от старости в тринадцать лет от роду?

– Да вы что говорите-то! Вот он – я, перед вами сижу. Блажной Иван Федорович. Что же вы меня прежде времени хороните? Я жаловаться буду!

– Это вы – Блажной?

– Кто же еще?

– И верно. В таком случае, кто покойник?

– Ну Чарлик же!

– Полностью – фамилия, имя, отчество…

– Да какое отчество, если он кот?

– Кот? – Как ни странно, молодой человек ни в малой мере не утратил самообладания. – Не по адресу обратились. Животных не восстанавливаем. Только людей.

– Ну, – звучало уже не агрессивно, а почти ласково. – Раз людей можете, то уж одного котика для вас – раз плюнуть. Вы уж окажите содействие, я вам очень благодарен буду…

И рука просителя сделала как бы непроизвольное, легкое, но для внимательного взгляда ясное движение к внутреннему карману.

– Котов не восстанавливаем, – повторил молодой человек в той же тональности.

– А вот и нет! – заговорил заказчик уже целой октавой выше. – Восстанавливаете котов. Доказать могу! Значит, только своим, да? Так получается?

– Было два таких случая, – с неиссякаемым терпением объяснил молодой человек. – Кот и канарейка. Их запись не удалось отфильтровать от записей основного объекта, и они восстановились. Как своего рода побочные явления. Если бы вы заказали восстановление кого-либо из близких, то случайно могло бы и там… Но вы же видите – мы и людей всех не можем удовлетворить, а вы хотите, чтобы мы на кошек время и место расходовали. Негуманно, гражданин.

– Кого-нибудь из близких, – сказал Блажной Иван Федорович, – мне в наши времена не прокормить. Сами знаете. А на кота еще хватило бы…

Но на лице молодого человека уже возникло такое фундаментально-непреклонное выражение, что неудачливый заказчик невольно приподнялся, а клиент, дышавший ему в затылок, сделал движение, чтобы занять стул – и с изумлением убедился, что на стуле уже сидела одна из тех старушек, которых только что едва не по стене размазали – и уже объясняла свою потребность невозмутимому молодому человеку…

А. М. Бык и Федор Петрович увиденным остались довольны и вышли, чтобы теперь подняться по лестнице наверх. Не так давно тут еще жили люди, однако, благодаря усилиям Федора Петровича и вложенным средствам, весь этаж теперь был освобожден, и в нем разместилась контора с бухгалтерией и прочими нужными подразделениями. У А. М. Быка был тут свой кабинет, а для Федора Петровича помещение только еще ремонтировалось, поскольку он пока еще не переизбрался и ждал конференции. Перед кабинетами, как и полагается, находилась приемная, небольшая, но комфортабельная. В ней за изящным столиком сидела секретарша, дама неполного среднего возраста, эффектная и строгая; на вошедших она, однако же, взглянула ласково. Звали даму Сирена Константиновна.

– Что нового, Рена? – поинтересовался А. М. Бык прежде, чем проследовать в кабинет.

– Все в порядке, – ответила она голосом низким и приятным. – Принято шестнадцать заказов, два выданы, два в процессе. – Данные эти она считала с дисплея, поскольку ее рабочее место было оборудовано компьютером (ай-би-эмовским: отечественный – слишком большая редкость).

– Каменный век, – сказал А. М. Бык, обращаясь к обоим присутствующим. – Если мы вскоре не начнем выпускать продукцию сотнями, народ нас просто растерзает.

– Почему у вас окно закрыто? – недовольно спросил Федор Петрович. – Задохнуться можно.

Задохнуться, правда, помешал бы кондиционер, но с открытым окном было бы, конечно, еще лучше.