Лик в бездне - Меррит Абрахам Грэйс - Страница 11

Красный жезл нацелился на три тела. Немедленно, как по команде, звуки труб поднялся высоко в воздух – и стихли. На вершине холма белая лама с трудом поднялась на ноги. По ее серебряному боку пролегла алая лента – знак пули Старрета. Лама, хромая, начала спускаться.

Проходя мимо Сомса, она толкнула его носом. Голова уроженца Новой Англии поднялась. Он попытался подняться и снова упал. Лама снова толкнула его носом. Сомс встал на четвереньки; не отрывая взгляда от золотых корзин, он пополз за ламой.

Белая лама продолжала медленно, напряженно идти. Подошла к Старрету и толкнула его, как Сомса. Большая голова Старрета приподнялась, он попытался встать, упал и, как Сомс, пополз за животным.

Белая лама остановилась возле Данкре. Он пошевелился и тоже двинулся на четвереньках.

И вот по залитым луной пескам к лагерю двинулась процессия. Впереди хромое животное, из его раненого бока капала кровь. Сзади ползком трое мужчин, не отрывающих глаз от золотых корзин, с раскрытыми ртами, как рыбы, выброшенные на берег.

Лама дошла до костра и пошла дальше. Ползущие продолжали движение. Фигура в пестром опустила жезл.

Ползущие немедленно остановились. Они упали неподвижно, как будто их покинула жизнь.

Странный паралич оставил Грейдона так же неожиданно, как начался: мышцы его расслабились, вернулась возможность движений. Мимо него к ламе пробежала Суарра, стала гладить животное, пыталась остановить кровь.

Грейдон склонился над тремя спутниками. Они тяжело дышали, глаза у них полузакрыты и обращены внутрь, так что виднеются только края зрачков. Одежда изорвана в клочья. На лицах, на груди, на спинах сотни маленьких ранок, сделанных будто острым шилом. Некоторые кровоточили, но на большинстве кровь уже свернулась.

Грейдон удивленно рассматривал их. Конечно, раны болезненны, но никак не могут объяснить их состояние. Трое не потеряли столько крови, чтобы потерять и сознание: не тронуты ни артерии, ни крупные вены.

Он взял ведро и принес воды из ручья. Вернувшись, он увидел, что Суарра отвела ламу к своей палатке. Он пошел туда, снял золотые корзины и осмотрел рану. Пуля попала в левый бок, но не затронула кости. Грейдон извлек пулю, промыл рану и перевязал полоской шелка, которую дала ему девушка. Он ничего не говорил, она тоже молчала.

Он набрал в ручье еще воды и пошел в свой лагерь. Заметил, что фигура в капюшоне присоединилась к девушке. Почувствовал, проходя, на себе взгляд старика. Расстелил одеяла, втащил на них Сомса, Данкре и Старрета. Оцепенение их прошло, они как будто спокойно спали. Он смыл с их лиц и тел кровь, смазал йодом самые глубокие ранки. При этом они не шевельнулись.

Грейдон укрыл их одеялами, отошел к костру и лег на белый песок. Его охватили тяжелые предчувствия, ощущение нависшего рока. Борясь с депрессией, отнимавшей у него мужество, он услышал легкие шаги: рядом с ним присела Суарра. Он накрыл ладонью ее руку. Она коснулась его плечом, ее облачные волосы ласкали его щеку.

– Это последняя ночь, Грейдон, – с дрожью сказала она. – Последняя ночь! Поэтому я немного могу поговорить с тобой.

Он ничего не ответил, только взглянул на нее и улыбнулся. Она правильно поняла его улыбку.

– Но я говорю правду, Грейдон, – сказала она. – Я пообещала. Сказала, что спасу тебя, если смогу. Я пошла к Матери и попросила ее помочь тебе. Она смеялась – вначале. Но потом увидела, что для меня это серьезно, и стала ласковой. Наконец она пообещала мне, как женщина женщине – а Мать, несмотря ни на что, все-таки женщина, – она пообещала мне, что в том, что в ее силах, она поможет тебе, когда ты будешь стоять перед Ликом и…

– Перед Ликом, Суарра? – прервал он.

– Лик в бездне! – сказала она и вздрогнула. – Я больше ничего не могу тебе сказать. Ты… должен стоять перед ним. Ты… и остальные трое. И, о Грейдон, ты не должен позволить ему завладеть тобой… ты не должен…

Она вытащила руку из-под его ладони, сжала ее в кулак. Он привлек ее к себе. На мгновение она прижалась к его груди.

– Мать пообещала, – сказала она, – и я начала надеяться. Но она поставила условие, Грейдон: если с ее помощью ты устоишь перед Ликом, ты должен будешь немедленно уйти из Запретной земли и никому не рассказывать о ней за ее пределами. Я пообещала за тебя, Грейдон. И поэтому… – она запнулась… поэтому это последняя ночь.

Сердце его отвергало такой исход. Но он молчал, и немного погодя она задумчиво сказала:

– Тебя любили многие девушки… или ты любил многих… в твоей земле, Грейдон?

– Ни одной, Суарра, – ответил он.

– Я верю тебе, – просто сказала она, – и ушла бы с тобой, если бы могла. Но я не могу. Мать любит меня и верит мне. И я люблю ее, очень люблю. Я не могу оставить ее даже ради…

Неожиданно она вырвала руку, сжала ее в кулак и ударила себя в грудь.

– Я устала от Ю-Атланчи! Устала от ее древней мудрости и от ее бессмертных жителей! Я хочу уйти в новый мир, где есть дети, много детей, где есть детский смех, и жизнь проходит быстро, страстно… пусть она открывает Дверь Смерти при этом! Потому что в Ю-Атланчи закрыта не только Дверь Смерти, но и Дверь Жизни. Здесь мало детей и совсем нет детского смеха.

Он поймал ее за руку и начал успокаивать.

– Суарра, – сказал он, – я иду в потемках, и твои слова не дают мне света. Расскажи мне, кто твой народ.

– Это древний народ, – ответила она. – Самый древний. Много веков назад он пришел с юга, где жил также бесчисленные века. Однажды земля покачнулась и раскололась. Наступил великий холод, опустилась тьма, начались ледяные бури. Многие умерли. Те, что выжили, уплыли на север в своих кораблях, увезя с собой остатки Змеиного народа, который научил мой народ мудрости. А Мать – последняя из Змеиного народа.

– Они остановились здесь. Тогда море было близко, а горы еще не родились. Эту землю населяли стада ксинли. Эти ксинли были большие, гораздо больше теперешних. Мой народ большую часть их уничтожил, а тех, что остались, приручил и вывел новые породы для своих нужд. И вот долгие века мой народ жил здесь, как когда-то жил на юге, там, где теперь над дворцами толстый лед.

– Потом начались землетрясения, начали расти горы. Мудрость моего народа была недостаточна, чтобы помешать горам расти, но он мог контролировать их рост вокруг своего города. Горы поднимались медленно, постоянно, целые века. И наконец окружили Ю-Атланчи стеной – стеной, которую преодолеть невозможно. Но мой народ не расстраивался; наоборот, даже обрадовался. Потому что к этому времени Властители и Мать закрыли Дверь Смерти. И моему народу стало все равно, что делается в остальном мире. Так он и жил – еще множество веков.

Она снова смолкла, размышляя. Грейдон смотрел на нее, пытаясь скрыть свое недоверие. Народ, победивший смерть! Народ, настолько древний, что его города лежат подо льдом Антарктиды! Ну, города подо льдом – это возможно. Несомненно, Южный полярный континент когда-то грелся под ласковым солнцем. Доказательство – окаменелые остатки пальм и других растений, которые могут жить только в тропическом климате. И также несомненно, что современные полюса не всегда находились на этом месте. Наука не пришла к выводу, произошло ли изменение полюсов внезапно или постепенно. Но оно произошло, и не менее миллиона лет назад. И если рассказ Суарры правдив, значит происхождение человека теряется в невероятной древности.

И все же… это возможно… существует много загадок… легенд об утраченных землях и забытых цивилизациях, которые на чем-то должны основываться… земля Му, Атлантида, неведомая раса, правившая Азией из Гоби, когда там была не сухая пустыня, а зеленый рай… да, возможно. Но чтобы они победили смерть? Нет! В это он не поверит.

Он заговорил с раздражением, рожденным сомнением:

– Если твой народ так мудр, почему он не правит миром?

– А зачем ему это? – в свою очередь спросила она. – Если бы они это сделали, то превратили бы весь мир в подобие Ю-Атланчи – как наш мир сегодня повторяет древнюю Ю-Атланчи. Их теперь очень немного. Разве я не сказала, что когда закрылись Двери Смерти, одновременно закрылись и Двери Жизни? Правда, всегда находились смельчаки, рисковавшие открыть эти двери – среди них мои отец и мать. Но их так мало, так мало! Нет, у них нет никакой причины переходить барьер. Все, что им нужно, все, чего они хотят, тут.