Я – инквизитор - Мазин Александр Владимирович - Страница 50

– Хм, да, неплохой… Позвольте! – Сигизмунд ловко обогнул отца Егория и быстрым движением раздвинул шторы. Солнечный свет упал на его бледное лицо, сделав его еще более бесцветным.

– Так лучше? – спросил он.– Я-то предпочитаю полумрак.– Сигизмунд говорил так, словно извинялся.– От яркого света глаза устают.

Лишь истинный петербуржец мог назвать «ярким» свет мутноватого февральского солнца.

– Так что бы вам хотелось послушать? – Хозяин вновь посмотрел на Андрея.– Я недавно из Швеции очень неплохие диски привез, совершенно новые. Впрочем, сейчас достать новую, действительно новую музыку – совсем не такая проблема, как двадцать лет назад. Ну вы, Андрей, наверное, не помните?

– Почему же? – проговорил Ласковин, скользя взглядом по торцам компактов.– Не двадцать, но помню. Может быть, этот?

– Этот? О! Бьёрк! Превосходно!– сказал Сигизмунд, вкладывая компакт в «полочку» проигрывателя.

Вибрирующий голос Бьёрк заполнил комнату. Лучший звук, какой когда-либо слышал Ласковин. Ощущение полного присутствия.

– Можно это выключить? – раздался требовательный голос отца Егория.

– Выключить? – Сигизмунд удивленно посмотрел на гостя.

– Да!

Хозяин перевел взгляд на Андрея, пожал плечами, словно извиняясь, и коснулся сенсора. Звук исчез. Тишина была голой, как неровно выбеленный потолок.

– Так о чем вы хотели бы побеседовать? – спросил Сигизмунд.– Можем поговорить и о статье, раз уж это она привела вас ко мне. Присаживайтесь, прошу вас! – Он указал на одно из кресел.

– Вы назвали эту статью авантюрой,– сказал Андрей, садясь.– Почему, Сигизмунд?

– Я не люблю привлекать к себе внимание,– ответил хозяин, опускаясь в другое кресло, поставленное под углом градусов в шестьдесят к первому.– То есть,– продолжал он,– как человек искусства я понимаю необходимость рекламы. Но не дурацкой же популярности!

Отец Егорий продолжал расхаживать по комнате, время от времени бросая на Сигизмунда мрачные взгляды. Если последнего это и раздражало, то виду он не подавал.

– Мне потребовалась определенная услуга,– произнес Сигизмунд,– и Арик через спонсоров «Бурделя» оформил мне необходимый документ. А в качестве ответной услуги предложил помочь ему с этим, если можно так выразиться, интервью. Их газета постоянно испытывает потребность в подобной болтовне, а выдумать что-нибудь свежее… – Он улыбнулся.

– Но ведь это вы на фотографиях, Сигизмунд,– сказал Андрей.– И квартира ваша. А девушка? – Улыбкой он смягчил возможную бестактность вопроса.– Тоже ваша?

– Квартира, разумеется, моя. И сам я – в ней! – Сигизмунд рассмеялся.– Без этого статья вышла бы беспредметной, верно? А девушка… Девушка не моя, приглашенная. Так что, если вы пришли ко мне из-за девушки, прошу прощения. Ничем не могу помочь!

«Я знаю, что не из-за нее,– понял Ласковин по выражению его лица.– Шутка!»

– И еще,– доверительно наклоняясь к Андрею, произнес Сигизмунд.– Мне было любопытно узнать, как отреагируют массы на несколько нетрадиционную этику!

– Вы имеете в виду: на употребление в пищу человеческой крови? – осведомился Ласковин.

– Ну да! Сейчас своеобразное время: идеалы, убеждения, понятия о приличиях – все меняется. В том числе и отношение к подобным вещам. Вы согласны?

– Отчасти,– уклонился Андрей.– Скажите, Сигизмунд, а вы действительно употребляете ее в пищу?

– В пищу? А, вы о крови! Нет, может быть, мой ответ вас разочарует, но в пищу я ее не употребляю.

– Почему это меня должно разочаровать, Сигизмунд?

От этого имени на языке оставался приятный осадок, остаточный вкус. Как от бархатного чешского пива.

– Вы мне показались оригинальным человеком, Андрей. Человеком, которого не смутишь ни видом, ни вкусом крови. Вы случайно не доктор?

Ласковин покачал головой.

– В любом случае,– сказал хозяин квартиры, придвигаясь к Андрею поближе и кладя ладонь ему на руку,– я рад нашему знакомству. Может быть, на что-то подобное я и надеялся, когда поддался на уговоры Арика. В нашем большом городе так редко удается найти нового, по-настоящему интересного человека. Вы понимаете, что я имею в виду?

«Манерами он похож на гомика,– подумал Ласковин.– Но не гомик. Или все-таки гомик?»

На расстоянии вытянутой руки Сигизмунд производил потрясающее впечатление. Темные мерцающие глаза, матовая кожа, яркие губы, блестящие волнистые волосы и еще тот неуловимый налет аристократизма, какой бывает только от сочетания крови и воспитания. Андрей вдруг почувствовал себя грубым и неуклюжим. Его кисть (форму ее Ласковин до сих пор считал безупречной) выглядела обезьяньей лапой в сравнении с длинными, будто вылепленными из алебастра пальцами Сигизмунда. Ласковин испытывал легкую зависть. Этот человек напоминал ему подружку Ленору Цой, но был еще утонченнее, нет, благороднее.

«Нет, он не голубой!» – решил Ласковин.

Под тонкими чертами лица, под женственно-мягкой улыбкой чувствовалась настоящая мужская твердость.

«Этот человек может быть опасен!» – подсказал ласковинский инстинкт воина.

«Чепуха,– отмахнулся он.– Мы – в разных категориях!»

Впрочем, ссориться с Сигизмундом ему не хотелось. Обижать хозяина квартиры казалось ему глупым, грубым и бестактным. Невольно Андрей оглянулся на отца Егория.

Тот стоял, вернее, возвышался, позади Сигизмунда. И выглядел в сравнении с ним сущим неандертальцем. Огромная косматая горилла, поблескивающая глазками из-под щетинистых надбровий.

«Что за идиотские сравнения!» – опомнился Андрей.

– Можно спросить, чем вы занимаетесь? – поинтересовался он.– Вы музыкант?

– Только как любитель. Я – художник.

«Так я и думал»,– сказал себе Ласковин. И указав на сделанный пером рисунок в деревянной рамке, украшавший стену над полкой с компакт-дисками:

– Это – ваше?

– Ну что вы! – отмахнулся Сигизмунд.– Если бы это было моим, я чувствовал бы себя гением. Это Гойя. Не подлинник, разумеется, копия. Но очень хорошая копия. Ей уже почти полтораста лет. Так что и ее можно считать своего рода оригиналом.

– Было бы интересно взглянуть на ваши работы,– сказал Андрей.– Что может писать столь утонченный человек?

– Не обольщайтесь,– ответил Сигизмунд.—

Я не более чем способный рисовальщик. Меня покупают на аукционах, потому что некая галерея в Голландии удосужилась сделать мне небольшое имя. Знаете, реклама в журналах, альбом… Но сам-то я знаю,– Сигизмунд похлопал Ласковина по руке,– чего стою. Нет у меня в доме моих картин. Зато есть несколько не моих. Настоящие шедевры. Я покажу их вам чуть позже. Все-таки мне хотелось бы поставить какую-нибудь музыку. Может быть, ваш сумрачный друг выберет по своему вкусу? – Он повернулся в кресле, обратившись к отцу Егорию: – Игорь Саввич, если вас не затруднит, подыщите то, что вам по вкусу?

– То, что мне по вкусу, придется не по вкусу тебе, тварь! – жестко произнес отец Егорий, сжав кулаки. Андрей даже вздрогнул от неожиданности.

– Сатаническое отродье! – прорычал иеромонах, шагнув вперед. Казалось, он сейчас ударит сидящего перед ним маленького, хрупкого Сигизмунда.

– Андрей! – Сигизмунд повернулся к Андрею в поисках защиты.– Что происходит, Андрей?

Губы его дрожали. Беспомощный мягкий интеллигент перед разъяренным варваром.

– Андрей!

Ласковин вскочил на ноги. Он был готов броситься между отцом Егорием и человеком, который вот-вот мог стать его невинной жертвой. Но, отведя взгляд от лица Сигизмунда и встретившись глазами со своим духовным наставником, заколебался.

– Раздави тварь! – жестким, холодным, «чужим» голосом приказал Игорь Саввич.– Не человек это! Убей его!

– Вы с ума сошли! – прошептал Сигизмунд, вжимаясь в кресло.– Вы ненормальный!

– Убей! – закричал отец Егорий и ринулся на Сигизмунда.

Андрей, решившись, загородил ему путь.

– Погодите! – воскликнул он.– Нельзя же так!

Отец Егорий заскрипел зубами. Он готов был смести Ласковина с дороги, но понимал, что это не удастся. И отступил.