Я – инквизитор - Мазин Александр Владимирович - Страница 37

– На доброе здоровье, отец Егорий! Да вы бы шли почивать, я вам уж и постель постелила.

– Верно, Игорь,– поддержал отец Серафим,– шел бы ты спать, лица на тебе нет.

– Пожалуй, да,– тихо сказал отец Егорий.– Устал. Ну ладно, помолимся – и ко сну.– И, немного помолчав: – А тебе – спасибо. За доверие.

– Тебе спасибо,– улыбнулся отец Серафим.– Отказался бы – уж и не знаю, что делать тогда!

– Потому и не отказался. Ну давай: «Благодарим Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ; не лиши нас и Небеснаго Твоего Царствия…»

Глава четвертая

Отец Егорий заглянул в печь и подбросил туда еще пару полешек. Спать он не собирался, значит, ни к чему ждать, пока прогорят. Ему захотелось есть. А потом – курить. Он даже ощутил, как удобно лежит в руке вересковая трубочка, услыхал звук втягиваемого чрез нее дыма. Игорь Саввич даже головой мотнул, чтобы отогнать наваждение. Десяток с лишком лет как оставил он зелье: только строгий к себе может быть строг к другим, меньшим.

«Который теперь час?» – подумал он. Часы были в кармане пальто, пальто – в сенях. В сени же идти не хотелось. Не потому что там холодно.

К стыду своему отец Егорий понял: боязно.

После проветривания на кухне стало свежо. Отец Егорий подвинулся ближе к печке и вновь глянул на открытые страницы. И опять не смог читать: глаза бегали по одной фразе, никак не зацепляясь за смысл.

Никогда и никого не боялся Игорь Саввич Потмаков. Не потому, что сызмальства был крупнее и сильнее сверстников, не потому, что родители, люди известные и весомые в обществе, оберегали, как могли, единственного сына… Всю жизнь, без малого пять десятков лет, чувствовал над собой Игорь Саввич мощную и добрую руку. Какое бы дело он ни затеял, рука эта расчищала путь, надежно укрывала с тыла. Имя этой руки было Бог. Потому шел Игорь Саввич по лезвию ножа уверенней, чем иные – по бетонному мосту: знал, куда ступать. Ныне ж ощутил он вдруг, что один. И беззащитна сейчас его спина. Ощутил и содрогнулся.

Тогда, летом, приняв предложение Серафима, он сделал свой, свой выбор. Было ли это ошибкой? Или настало время зрелости? Страшно стало отцу Егорию, но осознав, отчего ему страшно, он почувствовал облегчение. И даже улыбнулся, раздвинув густые усы. А улыбнувшись, встал. И обошел весь дом, снизу доверху, зажигая повсюду свет. И пусто было в доме: ни бесов, ни воров, ни призраков. Пусто!

И удостоверясь в этом, вышел Игорь Саввич в холодные сени, вынул из кармана пальто круглые часы, откинул крышку…

Прошло два часа. Угли в печке прогорели. Стало совсем тепло, и отец Егорий задвинул вьюшку. Налив себе еще чаю, он сел, поерзал, устраиваясь, положил руку на Писание…

– Do you not know, brother,– for I’m speaking to men who knows the law – that the law has authority over a men only as long as he lives? – произнес приятный мужской голос за спиной.

Игорь Саввич вскочил, опрокинув стул. В неизвестно откуда взявшемся на кухне просторном кожаном кресле, небрежно закинув ногу за ногу, преспокойно сидел он сам, Игорь Саввич Потмаков. Только не в спортивном трико, а в отлично сшитом сером костюме в тонкую черную полоску.

– Что? – спросил ошарашенный отец Егорий.

– Да? – вежливо откликнулся двойник, покачивая острым носком туфли.

– Ты сказал: пока он живет.

– Ах, это? – Двойник негромко рассмеялся.– «Разве вы не знаете, братие,– ибо говорю знающим закон,– что закон имеет власть над человеком, пока он жив?» Послание к римлянам святого Апостола Павла, глава шестая, стих первый.

– Глава седьмая,– машинально поправил отец Егорий, и двойник вновь вежливо рассмеялся.

У него был приятный смех, и при всем своем сходстве он не был точной копией отца Егория. Волосы его были аккуратно подстрижены и не тронуты сединой, борода тоже без проседи, короткая и ухоженная, а кожа лица гладкая и загорелая, отчего он казался лет на десять моложе отца Егория. В дополнение ко всему на переносице двойника удобно сидели элегантные очки с чуть задымленными стеклами.

– Ты – бес? – напрямик спросил отец Егорий. Двойник рассмеялся в третий раз.

– Это ты – бес,– сказал он дружелюбно.—

Я же – человек! – И отстучал пальцами на носке туфли пару тактов «Рондо в турецком стиле».

– И как же звать тебя, человек? – тоже усмехнувшись, но отнюдь не добродушно, поинтересовался отец Егорий.

– Потмаков Игорь Саввич. А если покороче – господин Потмаков.

– Ну, ну.– Отец Егорий поскреб волосатый затылок.– И за каким лешим ты, господин Потмаков, припожаловал?

Двойник встал и легким шагом пересек кухню, расточая запах дорогого одеколона. Ростом он не уступал отцу Егорию, но двигался быстрей, пружинистей. И фигура у него была стройной, без обозначившегося живота. Хотя, может быть, дело было в костюме.

– Мы, настоящие люди,– произнес двойник глубоким баритоном,– склонны думать о вас, сотворенных, с пренебрежением. Когда я говорю «мы», то, разумеется, имею в виду и себя.– Двойник, остановясь, качнулся с носков на пятки и обратно, поправил и так безукоризненно уложенные волосы и снова заходил от стены к стене. Кухня была ему явно тесна.– Но,– продолжал двойник,– презрение не кажется мне чувством, достойным культа. Поэтому я здесь. И беседую с тобой как с равным.

– Изыди, сатана! – сказал отец Егорий и перекрестился.

Двойник не исчез, но улыбаться перестал. Шагнув к отцу Егорию, он снял очки и заглянул тому прямо в глаза.

– Сатана – тут! – сказал он спокойно и постучал пальцем по лбу отца Егория.

Тот оттолкнул двойникову руку, но двойник тут же быстро потрепал его по волосатой щеке и строго произнес:

– Будет туго, скажи: «Власть Господня!»

– Да кто ты? – гневно вскрикнул отец Егорий.

– Я ангел твой, дурак! – проговорил гость насмешливо и, отпустив отцу Егорию в лоб щелчка, исчез.

А в сенях пискнула дверь, и на кухню вошли двое.

«Ну вот,– подумал отец Егорий с некоторым даже облегчением.– Теперь – все!»

Людей на своем веку Игорь Саввич перевидал всяких и потому безошибочно признал посетителей. И угадал: слова бесполезны.

Тот, что помоложе, сразу подступил к отцу Егорию, схватил за бороду татуированной клешней и, не произнеся ни звука, треснул в висок.

Кровь Игоря Саввича вскипела. Ростом и силой он превосходил обидчика, и хотя давно уж не дрался на кулачках, а за себя постоять когда-то мог. Пудовый его кулак с широкого замаха нацелился в криво сросшуюся переносицу. Но недруг не отступил, даже бороды не выпустил, просто отклонился в сторону, чтобы кулак отца Егория прошел мимо рябой щеки. Отклонился и… Игорь Саввич согнулся пополам от боли, получил еще раз, коленом в лицо, и обеспамятел…

…чтобы очнуться от ужасной муки, пронзившей до самых костей!

Отец Егорий задергался, закричал, захрипел, закашлялся от едкого духа сожженных волос, разлепил веки и узрел около своего лица докрасна нагретую кочергу. А за ней – пустые глаза и ящеричий безгубый ротик.

Ожог на груди полыхал болью. Игорь Саввич даже не сразу ощутил, что руки его до хруста заломлены назад.

– Деньги, старик,– сказал безгубый.– Отдай деньги или умрешь!

– Нет у меня денег! – прошептал отец Егорий.– Монах я…

– Есть! – сказала ящерица, поднеся к его носу пышущий жаром металл.– Есть, мы знаем. И тебе они не нужны!

– Нету,– прошептал Игорь Саввич, прикрывая глаза от близости раскаленного железа.

– Дом покупаешь,– выдохнул ему в ухо второй.– Значит, есть! Копец, жги!

– Есть! – прошипела ящерица, оскалив золотозубый рот.

Конец кочерги с шипом прижался к скуле отца Егория.

Он закричал, задергался, забил ногами.

– Деньги! – прямо в ухо – тот, что держал. Снова зашипела кочерга.

– Нет… – уже без голоса хрипел Игорь Саввич. Он провалился в беспамятство, выныривая от страшной боли, опять теряя сознание…

– Деньги! – вопил тот, что сзади.

– Нет! – сипел отец Егорий под шип сжигаемого мяса.