Утро Судного Дня - Мазин Александр Владимирович - Страница 7

А тут – язык какого-то первобытного племени. Грива полагал, что уже через пару недель будет общаться на языке аборигенов без всяких проблем.

Не тут-то было.

Язык «дикарей» оказался не просто трудным. Он был невероятно, чудовищно сложен. Например, каждый глагол в нем имел от трех до двенадцати значений. А может, и больше. Следовало учитывать всё: контекст, высоту тона, эмоциональную окраску… Чуть ли не время суток. А определить какое-нибудь простейшее состояние организма, например усталость, можно было полусотней разных слов. Откуда мог возникнуть такой язык у первобытного племени, не знающего письменности? Безумие какое-то…

Впрочем, для посторонних существовал упрощенный, «детский» вариант. Именно ему и обучал Архо Гриву. Артём назвал его детским, потому что в племени им пользовались только детишки лет до двенадцати. И еще на нем местные говорили с гостем. Даже этот вариант был избыточным для простейших потребностей жизни в стойбище, а когда Артём понял, что это всего лишь упрощенный диалект…

Внутренний голос, и раньше нашептывавший хозяину: «этого не может быть…», уже не шептал, а вопил.

Этого не может быть.

Но – было. Четыре десятка взрослых обитателей стойбища пользовались языком, сложность которого соответствовала, на взгляд Артёма, не племени дикарей, а элите какой-нибудь развитой цивилизации с тысячелетней историей.

Может, они и впрямь были реликтом такой цивилизации? Грива готов был допустить и такое, но в этом языке, имевшем девятнадцать определений для оттенков заката, не было слова «колесо». Хотя, кто знает, может быть, и слово, и само колесо были аборигенам известны, а не используются просто потому, что не нужны. Например, пару дней назад Грива имел возможность наблюдать весьма любопытное действие. Одна из женщин племени подхватила какую-то местную заразу – и Шадаква вылечил ее… с помощью бани. Выглядело это так: из шкур соорудили нечто вроде шатра. Вокруг развели несколько костров, в которых раскаляли камни, которые поочередно закладывали внутрь шатра, время от времени обрызгивая водичкой.

Учитывая наружную температуру (тропики, как-никак), внутри шатра должно было быть градусов сто пятьдесят по Цельсию. Но болящая, как ни странно, не померла, а выздоровела. Утром шатер разобрали, вокруг подмели, посыпали свежим песочком – и всё стало как раньше. В этой работе участвовало человек десять, похоже – по собственному почину. По крайней мере Артём не видел, чтобы кого-то приглашали к участию, а уж тем более – принуждали. Вообще, складывалось ощущение, что в племени каждый делает, что пожелает. Если и существовали какие-то ограничения, то исключительно для детей и подростков. И никаких конфликтов. Вообще никаких.

Артёму вспомнилось, как незадолго до «прыжка» он летал в Бразилию: знакомиться с «бытом» тамошних лесных индейцев. С ним, помимо телохранителей, отправился полувзвод бразильских коммандос. Грива удивился, но, познакомившись с индейцами, понял, почему правительство Бразилии решило снабдить уважаемого гостя такой солидной охраной.

Поселок индейцев они нашли на третий день. Это было что-то вроде кольцевой беседки, внешняя сторона которой представляла сплошной частокол, а крышей служили пальмовые листья. Под беседкой к вкопанным в землю столбам были привязаны гамаки. Какие-либо внутренние перегородки отсутствовали. В этой первобытной «крепости» обитало человек двести, а шум стоял, как в обезьяннике. И пахло примерно так же.

Гости вручили вождю дары – и получили разрешение разбить палаточный лагерь рядом с поселком. Но не успели они поставить палатки, как на «арендованную» территорию явились несколько десятков аборигенов, и только благодаря жесткому отпору коммандос имущество удалось спасти от разграбления.

Будь с Гривой только проводник и телохранители, пришлось бы пустить в ход оружие.

Вопреки сложившемуся стереотипу о «бесстрастности» индейцев, эти лесные жители были весьма скандальным народцем. За два дня Грива наблюдал не меньше десятка драк, в две из которых были вовлечены три четверти аборигенов. Возникшая по поводу какой-то ерунды «дуэль» на дубинках закончилась смертью одного из участников. Причем прикончил его не противник, а вождь, которому не понравилось, что побеждает не тот, за кого он «болел».

Убитого оттащили подальше и оставили падальщикам, а часа через два из «крепости» вышли трое мужчин, восемь женщин, сгибающихся под тяжестью поклажи, десятка полтора детей и дюжины три черных тощих свинок – семья убитого, которых вождь выгнал из племени.

– Этот – добрый, – пояснил на плохом испанском проводник Гривы. – Злой – убил бы всех.

– Зачем? – удивился Артём.

– Чтобы они не убили его, – сказал проводник. – Месть. Добрый вождь. Потому что сильный. Не боится.

Выяснилось: родственники покойного присоединятся к соседнему племени, заплатят им выкуп – свиньями и женщинами – и попытаются подбить своих новых соплеменников напасть на прежних. Но те вряд ли захотят связываться с сильным противником.

Изучать на примере этой банды быт примитивных народов было сложновато. Главным образом потому, что большая часть их орудий труда (топоры, посуда, ножи, фляги и прочее) была куплена или украдена у более цивилизованных представителей хомо сапиенс. По просьбе Гривы (и за мзду в виде карманного фонарика) один местный умелец продемонстрировал искусство изготовления каменного топора: вырубил из древесного ствола дубинку, проковырял в ней дырку клыком пекари, зажатым в собственных зубах, запихнул в дырку камень с узким концом, доведенным до приемлемой остроты с помощью другого камня.

Как понял Грива, основным развлечением индейцев были драки. Между собой, с соседями, с оседлыми в речной долине… Продавать этим дикарям огнестрельное оружие было запрещено, но стрелы, топоры и дубинки тоже весьма эффективно прореживали популяцию. Мужчин было заметно меньше, чем женщин, хотя среди младенцев мальчиков было большинство. И это притом, что родившихся девочек частенько убивали. Может, смерть была для них и лучшей участью: с женщинами в племени обращались хуже, чем со свиньями.

Грива понимал, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят, но все же поинтересовался у начальника коммандос: почему правительство допускает все эти убийства? Или правительство не в курсе?

Оказалось, в курсе. Но Международное антропологическое общество платит хорошие деньги за то, чтобы правительство не вмешивались в «дикую жизнь» лесных племен. От туристов тоже неплохие доходы. В этом году это уже четвертая экспедиция в «девственную» сельву.

Артём оторвался от воспоминаний, посмотрел на точеное личико Даши, сосредоточенно выскребающей шкуру зебры, и снова подумал: нет, такого просто не может быть. Не бывает таких дикарей…

Не бывает, но вот они, прямо перед ним: умные, сильные, щедрые, доброжелательные…

«Всё равно этого не может быть… – бубнил внутренний голос. – Что-то здесь не так, неправильно…»

«Заткнись», – велел ему Грива.

И голос заткнулся. Ненадолго.