Мертвое Небо - Мазин Александр Владимирович - Страница 3

Монах ощерился: почувствовал, что сильнее. Рано, друг!

Рудж поддел ногой табурет и отправил его в физиономию хуридита. Могучий клинок разнес табурет в щепы… и брошенный кормчим кинжал вонзился в живот противника. Как и предполагал Рудж, кольчуги на хуридите не было.

Монах удивленно посмотрел вниз, на рукоять кинжала, открыл рот, но так ничего и не сказал, просто повалился на земляной пол.

Рудж обернулся.

Данил стоял у стены, наблюдая. Оба его противника валялись без признаков жизни.

Рудж улыбнулся и салютовал мечом. Затем вытащил кинжал из монахова брюха, добил раненого ударом в сердце, вытер кинжал и спрятал в ножны.

В горле у кормчего пересохло, но когда он взял со стола кувшин с вином, Данил сказал:

– Не стоит. Желудок испортишь. Там в углу, в бочонке, кажется, вода.

В бочонке оказалось пиво. И не такое уж плохое.

Они сволокли убитых монахов в угол и поужинали тем, что осталось от их трапезы.

– Скоро рассвет,– заметил Данил.– Ты сыт?

– Вполне. Теперь бы еще чистую постель без пауков и прочей дряни, приятную молодую хуридскую девушку…

– Кривоногую. Пузатую. С отвратительной кожей и таким же запахом,– усмехнулся светлорожденный.– Обойдешься без девушки. А вот поспать можешь. Думаю, спешить некуда. Готов поспорить – эти парни привыкли дрыхнуть до полудня. А значит, нас никто не побеспокоит. Укладывайся, друг Мореход, а я покараулю.

Рудж не заставил себя уговаривать. Сдвинул скамьи, стащил сапоги и улегся.

– Жестковато, зато сухо,– пробормотал он.– Эх, где моя подвесная коечка?

– Там же, где и все остальное,– буркнул Данил. Сгоревший корабль не давал ему покоя.

Рудж проснулся первым. Данил спал сидя, даже не спал, дремал. Караулил. Обнаженный меч – рядом, на столе. Железный человек. Рудж выглянул в окно: пустая улочка, покосившиеся заборы, дождь. Посреди улицы, в раскисшей земле – дохлая крыса.

Кормчий вышел наружу, помочился у крыльца. Бедняга-пард завозился под своим навесом – голодный. Рудж подставил ладони под струйку стекавшей с крыши воды, умылся. Когда он вошел в дом, Данил уже вложил меч в ножны.

– Все тихо? – спросил он.

– Как на кладбище. Надо парда покормить.

Данил кивнул, принялся откидывать крышки ларей, нашел мешок с сушеными грибами. Рудж тем временем обшарил пояса и кошели убитых и отправил их содержимое в свой собственный привязанный к поясу кошель. Затем столкнул трупы в подпол и захлопнул люк.

– Пошарь здесь как следует, Мореход,– посоветовал светлорожденный.– У нас дальний путь.– И, накинув монашеский плащ с капюшоном, взял мешок с грибами и вышел за дверь.

Два хуридита появились на другом конце улицы. Данил наклонил голову, скрывая лицо. Но предосторожность оказалась излишней. Едва завидев его, местные тут же развернулись и засеменили в противоположном направлении. Глядя на их согнутые мокрые спины, светлорожденный испытал нечто вроде сострадания. Невозможно было поверить, что предки их пришли на Черный материк из Аркиса или вольного Хольда.

Некрупный, холка всего на ладонь выше плеча Данила, пард громко заурчал. Грибы учуял. Светлорожденный развязал мешок и высыпал часть грибов в кормушку. Пард набросился на еду, словно голодал неделю. Ребра так и ходили под грязной желтой шкурой. И едва грибы захрустели в его челюстях, из соседнего сарайчика послышался жалобный вой.

Данил заглянул внутрь – и обнаружил еще двух пардов: тощую, недавно окотившуюся, судя по набухшим соскам, парду и облезшего старого самца. Последний с трудом поднялся. Лапы у него дрожали, а вонял он хуже мороса[5]. Данил накормил обоих, затем осмотрел сарай и обнаружил три комплекта упряжи. В полном порядке, даже с седельными сумами, помеченными пятиконечным крестом Святого Братства монахов-воинов. Сумы Данил прихватил в дом.

Изыскания Руджа тоже оказались плодотворными. Вяленое мясо, лепешки, варенные в сахаре комки черного хуридского винограда, сушеные фрукты и прочая снедь, не слишком изысканная, но вполне съедобная. Главное – много. Одежда, всякая мелочь, вроде игл и веревок. И, главное,– карта!

Кормчий как раз изучал ее, когда Данил вошел в дом.

– Смотри,– сказал моряк, ткнув пальцем в засаленный пергамент.– Мы – здесь. А здесь – тракт, который ведет точно на юг. До границы миль шестьсот, если я верно понял масштаб. Это – напрямую, а так – раза в два больше. Но все равно верхами за месяц доберемся. Как там пард?

– Под седло годен,– без особого воодушевления ответил светлорожденный.– Там еще двое, но один – совсем развалина.

– Можно навьючить на него провизию,– предложил кормчий.

– Не искушай Судьбу, Мореход! – засмеялся Данил.– Мы пришли сюда пешком, а уедем в седлах и даже с картой. Пардов я накормил, давай-ка и мы позавтракаем.

Когда поели, Рудж выбрал из вороха одежды две рясы покрепче и почище остальных и пару коричневых плащей из паутинной ткани.

Они натянули все это поверх собственных курток и кольчуг.

– Ну, благородный Данил, мы с тобой точь-в-точь два здешних держиморды! – одобрительно заметил кормчий.– Теперь если кто и рискнет преградить нам дорогу, так только такие же монахи. И тогда у тебя будет шанс получить удовольствие!

– Будь спокоен, я его не упущу! – заверил Данил.– Седлаемся и в путь.

Пока ехали по деревеньке, дважды попадались навстречу местные. Но убирались с дороги быстрей, чем крысы, завидевшие охотничьего пса. Данила это не столько радовало, сколько раздражало.

– В Хольде нас давно бы взяли на клинки,– проворчал он брезгливо.

– В Хольде, благородный Данил, гостю не приходится добывать пищу силой. И, заметь, в наших гаванях не сжигают мирные суда.

– Не уверен, что это хуридиты,– мрачно произнес светлорожденный.

– А кто?

Данил не ответил.

Они выехали на тракт, скользкую от грязи грунтовую дорогу между черноствольных хуридских деревьев с кирпичного цвета листвой, как в осеннем хольдском лесу. Но эти листья круглый год не меняли цвета. Между черными стволами тянулись к свету тощие сосенки с красными хвойными метелками на макушках.

Сытые звери бежали совсем даже неплохо.

«Маленькая выносливая животинка»,– подумал о своей парде Рудж.

Высокое седло мерно поскрипывало. Кормчий не считал себя хорошим наездником, но ему нравилась верховая езда. Во всяком случае, куда приятней, чем брести по раскисшей дороге. Струйки дождя сбегали с капюшона. Изредка из серой мути впереди возникала запряженная волами телега. Но никто из встречных не осмеливался поднять глаза на «монахов». Не ровен час – разгневаются и порубят. Руджа и Данила это вполне устраивало.

Данил, сын Волода, взял в руки меч, когда ему исполнилось четыре года, а убил первого врага – в пятнадцать. Это был магхар, пробравшийся из Проклятых земель на западе Белой Тверди. В двадцать два года светлорожденный стал сотником и получил свой нагрудный знак лично из рук Стража Севера Нила Биоркита. Высокая честь. Правда, Нил, давний друг отца, сам учил Данила владеть оружием. Но ученик не посрамил учителя.

Когда на морях, которые оставались безопасными почти полвека после побоища у берегов Конга, снова появились шекки под красными парусами, Данил пошел в воины-моряки. И не в Южную эскадру, а на вольный хог. Меньше силы – больше славы. Спокойные времена, похоже, заканчивались. В Гураме Алчущие Силы прибрали к рукам Владыку владык и, похоже, подбивали его вторгнуться в Эдзам. В благословенном Конге тоже множились люди, желавшие войны «во имя объединения Черной Тверди». Правда, Тилод Зодчий все еще крепко сжимал кормило власти, но он был стар, а единственный сын Тилода, Сантан-Освободитель,– сгинул где-то в горах Хох. Конг, Урнгур, Хурида. Урнгриа Данил видел в деле. Натасканных Биорком наемников эдзамского правителя. Говорят, стоило сотне их появиться на эдзамском берегу Зуры, и бур-чаданну на соседнем берегу немедленно сворачивали шатры. И тут же, не без злорадства, Данил вспомнил, как десять лет назад хуридские «ночные братья» набезобразничали в урнгурском открытом городе Чагуне. Тогдашний Наисвятейший отказался выдать преступников, и три тысячи всадников урнгриа смерчем пронеслись по юго-западу Хуриды, вырезая всех «ночных братьев» и вообще любого, кто осмеливался поднять меч. Говорили, когда урнгриа повернули обратно, тогдашний Наисвятейший умер от счастья. И освободил место для нынешнего, тут же заверившего Урнгур в своей полной лояльности. Лояльность Хуриды! Данил усмехнулся. Отец его весь последний год занимался именно Хуридой. Главным образом пытаясь помешать возникновению союза Наисвятейшего и Алчущих. Трудно сказать, насколько удачно. Конечно, волшба в Хуриде по-прежнему была запрещена. И в день их прибытия повешенный за ноги труп колдуна украшал портовую площадь в Воркаре. Но есть же разница между деревенским колдуном и настоящим чародеем…