Мертвое Небо - Мазин Александр Владимирович - Страница 22

Скрывать собственное имя показалось кормчему бессмысленным.

– Рудж, кормчий из Аттура.

Холодный взгляд монаха переместился на одного из стражников.

– Налей ему воды.

Стражник торопливо исполнил приказание.

Напившись, Рудж почувствовал себя лучше.

– Благодарю,– сказал он.

И охнул от удара в спину.

– Говорю здесь я,– процедил монах.– А ты отвечаешь. Как ты оказался в Хуриде? Ты шпион?

Рудж покачал головой.

– Я моряк. Но наш корабль был сожжен в Воркарском порту.

– Сожжен? Кто его сжег?

– Я не знаю.

– Почему ты не обратился к властям? Может, это ты его поджег?

Кормчий промолчал.

Но Дорманож не настаивал на последнем предположении.

– Так почему ты не обратился в Святое Братство? Разве тебя не предупреждали, что иностранцам запрещено осквернять своим присутствием священную землю Хуриды?

– Я не знал об этом. И я… испугался.

Руджу показалось – это хороший ответ.

Хуридит молчал, только сверлил его взглядом.

– Если я нарушил какие-то законы, то готов возместить…– пробормотал Рудж.

– А твой дружок, он тоже испугался? – язвительно поинтересовался Дорманож.– И святых братьев вы убивали тоже от страха?

Кормчему нечего было ответить.

– Ты преступник,– почти добродушно произнес монах.– И заслуживаешь самого сурового наказания. Смерть твоя будет долгой и мучительной. Однако… поскольку ты – всего лишь безбожник из Империи, я мог бы проявить снисходительность. Но ты должен раскаяться в грехах, поведать мне обо всем совершенном вами и помочь поймать твоего приятеля, который и является главным преступником. Ты ведь всего лишь выполнял его приказы, верно?

Рудж не сумел скрыть радости: Данилу удалось уйти!

– Вижу, ты ликуешь, имперец? – тем же мягким тоном произнес Дорманож.– Думаешь, твоему дружку, светлорожденному Данилу Русу…– Монах помедлил, наслаждаясь произведенным эффектом,– удастся избежать воздаяния?

Руджа поразило то, что монаху известно имя Данила. Но имя – всего только имя, а не тот, кто его носит.

Собрав все свое мужество, кормчий улыбнулся и произнес:

– Ты никогда не поймаешь его, монах! Ты…

Дорманож вскинул руку, остановив замахнувшегося стражника.

– …еще не знаешь, с кем решил тягаться! Благородный Данил способен перебить всех монахов в этом паршивом городишке! Можешь разрезать меня на части – все равно не узнаешь, где он скрывается!

Рудж перевел дух.

И обнаружил, что хуридит смотрит на него без всякого гнева, скорее, с любопытством.

– Твой приятель хорош,– согласился монах.– А ты? Пожалуй, мне придется испытать твою крепость.

– Попробуй! – спокойно сказал кормчий.

Пленник больше не боялся. И Дорманож это угадал. Минутой раньше Брат-Хранитель собирался скомандовать палачам, но теперь с этим следовало повременить. Как учит святой Гуфум: «Прежде, чем предать тело неверного пытке, надломи его дух – и ускоришь раскаяние».

Беда в том, что нахальный мореход, скорее всего, понятия не имеет, где прячется его приятель. Од-нако…

– Девка, с которой вы связались, дочь предателя Гривуша, она колдунья, верно?

– Не верно!

«А ведь для него это новость!» – подумал Дорманож.

И вдруг понял, что нащупал ту самую слабину.

– Мы будем ее судить. И определим меру вины.

– Вы ошибаетесь! – с горячностью воскликнул кормчий. И осекся. Проклятый монах поймал его!

– Мы будем ее судить,– усмехнулся Дорманож.– И если сочтем ее виновной – значит, она виновна.

– А доказательства?

Дорманож усмехнулся. Даже один из стражников не удержался. Хихикнул.

– Если суд Святого Братства почитает ее виновной, это и есть доказательство, ибо нас направляет Величайший,– насмешливо пояснил Дорманож.– Ты что-то говорил о возмещении?

– Да! – обрадовался Рудж.– Я готов заплатить за ее жизнь. Дорого.

– Больше, чем за себя?

– Больше! – твердо ответил кормчий.

– Твои слова приняты к сведению,– кивнул Дорманож.

Играя с имперцем, он получал истинное наслаждение.

– Может статься: суд Братства сочтет ее невиновной в наибольшем из преступлений. Тогда у тебя, если, конечно, ты будешь жив к тому времени, появится возможность купить ее… для Святого Братства.

– Не понял?

– Такая женщина понравилась бы монахам, братьям моего обиталища. И дети, по всей видимости, у нее родятся крепкие. Из них вырастут настоящие монахи-воины.

– Если я выкупаю ее, она должна стать свободной! – отчеканил Рудж.

Дорманож усмехнулся. Глупый имперец забыл, где он.

– В Хуриде, червяк, все принадлежит Святому Братству. Вот настоящая свобода. И вам, скудоумным безбожникам, этого не понять. Если тебе окажут милость и позволят возместить ущерб, причиненный Святому Братству подозреваемой в колдовстве и ее отцом, то жизнь девушки продлится.

– Ты не получишь ни монеты! – бледнея, воскликнул Рудж.

Дорманож словно не услышал. Он поднялся. Жестом подозвал старшего из палачей:

– Поработай с ним,– негромко сказал Брат-Хранитель.– Но без членовредительства и кожу не портить. Понял?

– Да, Ваше Святейшее Достоинство.

– Если захочет говорить о втором шпионе, позови меня. Не захочет – накорми и отправь в тюрьму.

Дорманож покинул пыточную, размышляя, какой казни следует предать имперца. Она должна быть необычайной… запоминающейся. Чтобы даже в столице обратили внимание. Серьезное дело. Братьев трудно удивить способом предания смерти. Пресытились.

II

Данил понимал: освободить Руджа и Ними в одиночку невозможно. Мечом не развалишь крепостные стены. Значит, следует искать союзников. А единственный конкурент святых братьев в грабеже населения – пресловутые «черные повязки». Удастся ли с ними договориться – неизвестно, а вот найти их – не проблема. Вон, напротив, постоялый двор, а у ворот – пара громил с черными повязками на головах и увесистыми дубинками в лапах.

Когда светлорожденный, приняв надменный вид, прошествовал внутрь, громилы покосились без малейшего почтения (а ведь он был в плаще монаха!), но не препятствовали.

Данил пересек двор. Перед дверьми, упершись в землю дубиной, высился еще один черноповязочник. Светлорожденный двинулся прямо на него. Здоровяк шагнул в сторону, пропуская. Но это не совсем устраивало Данила.

– Ты, сын червя и крысы! – рявкнул он.– Почему не приветствуешь, как положено?

Громила поглядел на него сверху вниз, пытаясь определить, что за монаха занесло на постоялый двор.

– Ты! – Данил ткнул черноповязочника пальцем в живот.– Я с тобой говорю!

И покачнулся. И звякнул монетами в кошеле.

Сомнительные личности, ошивавшиеся во дворе, поглядывали, но без особого интереса. Ну, буянит монах, эка невидаль. Другое дело, что в буяне ни один соглядатай не заподозрит беглого северянина. В голову не придет.

А Данил заплетающимся языком вовсю крыл черноповязочника и его родню, относя их к самым жалким из помоечных животных.

Здоровяка наконец проняло. Он оторвал руку от дубины, намереваясь отвесить обнаглевшему монаху достаточно, чтоб тот прилег отдохнуть.

Что и требовалось Данилу. Нагнув голову, светлорожденный пропустил над собой мясистую длань и точно рассчитанным, почти незаметным движением поверг здоровяка наземь. Зрелище эффектное, а главное, долю участия Данила в этом падении нетренированному глазу не углядеть.

Рядом весело заржали.

На помощь громиле никто не поспешил. Данил толкнул дверь и величественным шагом вступил под прокопченный потолок трапезной.

Пол в харчевне, если и был повыше земли, то только из-за отбросов, утоптанных ногами посетителей.

Мнимый монах с важностью оглядел помещение.

– Хозяин! Немедля все самое лучшее мне! – гаркнул он в полный голос.

– Сейчас тебе будет все самое лучшее! – многообещающе произнесли за спиной, и тяжелый конец дубины обрушился на спину светлорожденного.

Напряжением мышц и поворотом туловища Данил погасил удар. И тут же выбросил ногу назад, в колено черноповязочника. Такое уже не спишешь на неловкость пострадавшего. Трое приятелей громилы с похвальной быстротой устремились на помощь.