Герой - Мазин Александр Владимирович - Страница 23

Себя назначил старшим предрассветной смены и опочил в полной уверенности, что проснется не раньше, чем через шесть часов.

Но ошибся. Только-только он задремал, как в спальню скользнула светлая тень. Рука Духарева потянулась в мечу раньше, чем он проснулся… И остановилась на полпути – Сергей узнал ночную гостью.

– Ты уверена, девочка, что это правильно? – спросил он, когда гостья нырнула к нему под одеяло.

Глупый вопрос. Он и договорить не успел, а руки сами проникли под шелковую ткань, царапнули мозолями нежную кожу бедер, сжали плотные округлости ягодиц. Шелковая рубаха сбилась к груди.

– Сними, – прошептал он, помог девушке выпростаться из рубахи, притянул к себе. Людомила обняла его шею, прижалась тесно-тесно: грудью, бедрами, животом.

Влажные губы коснулись уха:

– Возьми меня скорее, воевода… Любимый…

Сергею очень захотелось сделать именно так, как она сказала. Взять ее сразу, в это самое мгновение. Он чувствовал: эта девушка, ее тело, ее желания, чувства – созданы именно для него. И это было единственное, что он знал наверняка.

– Я так долго тебя ждала… – шептала девушка, вздрагивая от его прикосновений.

Сергей не отвечал. Его рот, губы, язык отвечали ей не словами, иначе… Он не думал о том, что делает, как воин, победивший в сотнях поединков, не думает о том, как двигаться и какими приемами запутать противника, подчинить себе, «подготовить», а затем, в точно определенный момент, нанести единственный, выверенный, неотразимый, стремительный удар.

Только это был не поединок. И торопиться было незачем, ведь до предрассветной стражи оставалось еще целых шесть часов…

– Ты почему меня не разбудил? – недовольно сказал Духарев. – Я же сказал: последняя стража – моя!

– Да ладно тебе, батька! Будто мы без тебя ворога не приметим, – непочтительно ответил Велим. – Чего серчаешь попусту? Ты – старый. Тебе отдохнуть надобно.

– Это я – старый? – Духарев даже опешил от такой наглости. – Да я тебя, сотник, одной рукой переломаю!

– Угу. Переломаешь. Только где это видано – чтоб воевода сам в караул заступал?

Нет, ну никакого уважения к приказам.

– Меду вели подать, – сказал Духарев.

Не было у него этим утром настроения «строить» нижестоящих.

– Откуда тут мед? – проворчал Велим. – Не дома, чай. Могу вина принести.

– Где это видано, чтобы сотник из старшей гриди сам за медом бегал? – передразнил Духарев. – Челядина пришли.

– А нету никого. Только наши да этот, как его, Пчёлко.

– Как это – никого нет?

– В поле все. Страда.

– А хозяйка?

– Так это она всех в поле и выгнала. Я, батька, с ней пару наших отрядил, Йошку и Азима-касога. Мало ли что.

– Вот это правильно, – одобрил Духарев, потягиваясь. – Поесть чего оставили батьке? Или слопали всё?

Людомила вернулась после полудня. Усталая и очень озабоченная.

Духарева она застала в комнате Пчёлки. Состояние раненого было тяжелое, но дурным запахом от ран не тянуло, и воспаление было умеренное. Выживет Пчёлко. Но на ноги встанет не скоро.

– День добрый, воевода. Прости, что оставила тебя, но сам понимаешь: не соберем урожай – беда будет. Рук не хватает. Может, помогут твои воины?

Духарев покачал головой:

– Они – воины. Их дело – не жать-пахать, а следить, чтобы пахарей не обижали. К тому же я сегодня уезжаю.

– Как? – ахнула Людмила. – Почему сегодня?

– Мне надо быть в Преславе, – нехотя проговорил Духарев. – Это мой долг. Моим ручательством скреплено обещание не чинить городу обид. Я должен быть там, чтобы подтвердить наш с патриархом договор, когда приедет мой князь. Чтобы закончить войну.

– Война не закончится, – хрипло проговорил Пчёлко. – Кесаревич Борис, я слыхал, уже идет сюда из Константинополя. С ромейским войском.

– Не будет ромейского войска, – уверенно сказал Духарев.

«Если Калокир не солгал, – добавил он мысленно. – И если не солгал его повелитель, кесарь византийский».

– Однако если другие города не последуют примеру Преславы, мой князь спустит с цепи печенегов.

– Печенеги не умеют брать крепости.

– Зато они умеют жечь и резать. Угры и печенеги превратят в пустыню все здешние земли.

Так и будет. По договору с Никифором Святослав не должен был занимать эти территории. Если он нарушит эту часть договора, Никифор вправе не выполнить свою. Более того, он может выступить на стороне булгар. Это и есть истинно имперская традиция: стравить два народа, дождаться, пока война измотает их, и тогда, выступив якобы миротворцем, прибрать к рукам земли обоих. Но если булгары и русы договорятся, Никифор не посмеет выступить.

– Я хочу, чтобы между булгарами и русами был мир.

– Понимаю, – сказал Пчёлко. – Ты должен ехать. Но возьми с собой Людомилу. Нельзя ей тут оставаться. Как только ты уйдешь, вернутся еретики.

– Они не посмеют, – возразил Сергей.

– Они вернутся. Нет больше закона в Булгарии. Нет больше веры. Только ересь. Исчадие ада, Аззанаил, непременно вернется. И с ним придут тысячи еретиков.

– Людомилу я беру с собой, – быстро сказал Духарев.

Людомила встрепенулась обрадованно… И тут же угасла.

– Я не поеду, – грустно проговорила хозяйка Межича. Взяла маленькими ручками ручищу Духарева, прижала к щеке.

– Не сердись, Сережа. Не могу я. Пойми! Как же мне Пчёлку бросить («Нет, не слушай ее!» – прохрипел Пчёлко), людей моих оставить без опоры? Пойми, родной: это же всё мои люди! Я с детства – их хозяйка. Как же мне тела их еретикам на поругание отдать, а души обречь на погибель вечную?

Духарев ее понимал. Но что теперь делать? Остаться? Ах, как ему хотелось остаться! Хоть на пару дней… Хоть еще на одну ночь! Нет, не о том сейчас надо думать. О жизни. Если они останутся живы, у них будет еще много ночей. Потому он должен мыслить как воевода, а не как хмельной от любви юнец.

Выполнить долг перед князем, перед своей дружиной. И уберечь Людомилу. Обязательно. Защитить. Пчёлко прав. Богумилы вполне могут вернуться. Конечно, в большинстве своем это сброд. Неуклюжие смерды с вилами и косами. Их сила – исключительно в фанатизме, напрочь отрубающем инстинкт самосохранения. Но и в усадьбе – такие же смерды. Только трусливые. Тех, кто похрабрее да половчее, перебили при первом налете. А единственный настоящий воин Пчёлко сейчас не то что меч, ложку поднять не в состоянии.