Чистильщик - Мазин Александр Владимирович - Страница 30

Горилла оперлась лапами на стойку. Стойка жалобно захрустела.

– У нас проблемы?

Оказывается, горилла умеет говорить.

– Проблемы у меня,– холодно произнес Васильев. Горилла его не впечатлила. Монплезир выглядел пострашнее.– Чашка капуччино и чистая рюмка. Жду полчаса.

– Но вы…– попытался возмутиться щекастый, но горилла хлопнула лапой, и официант умолк.

Вопросительный взгляд гориллы устремился на бармена. Тот пожал плечами. В этот универсальный жест он умел вкладывать разные оттенки.

– Принеси,– рыкнула горилла, одарила Васильева звериной улыбкой и удалилась за занавес.

– Что-то случилось? – без особого, впрочем, беспокойства спросила Таня, когда Валерий вернулся за столик.

– Да. Сейчас тебе, наконец, принесут капуччино.

Точно. Буквально через мгновение возник щекастый и принес кофе и рюмку. Васильев демонстративно посмотрел сквозь нее на свет: чиста ли? Официант фыркнул.

– Свободен,– бросил ему Васильев.

Щекастый еще раз фыркнул и удалился.

– Такой смешной,– сказала Таня.

– Угу. Как собачья задница. Со «штанишками».

Девушка прыснула.

– Хочу шоколадку,– попросила она.

Валерий сгонял щекастого за шоколадкой. На сей раз тот был достаточно проворен.

Примерно через час коньяк кончился. Официант принес счет, не забыв приписать ручкой свои чаевые.

Васильев ткнул в них пальцем.

– Не заработал,– сухо сказал он.

Отвислые щечки официанта порозовели. Он вычеркнул «надбавку» и минуты две вычислял на калькуляторе новый результат, хотя тот был написан строчкой выше.

Таня развлекалась.

– Знаешь,– сообщила она,– я полгода работала официанткой в одном кафе.

Негр вышел из-за загородки и подал ей дубленку.

– Приходите еще,– вежливо пригласил он.

– Это вряд ли,– ответил Валерий и отдал ему не выплаченные щекастому чаевые. Негр вежливо поблагодарил.

– А почему ушла? – спросил Васильев.– Не понравилось? Проблемы с интимом?

– Да хозяин вообще голубой был! – громко (коньяк!) заявила девушка.– Зарплату платить перестал. Сказал: ты и так на чаевых имеешь. А какое его собачье дело?

– Успокойся,– произнес Валерий.– Уже проехали. Ты где живешь?

– Близко. Валера, ты сильный?

– Не жалуюсь.

– Донесешь меня на руках вон дотуда?

Васильев подхватил ее на руки. Несмотря на стройность, весила она прилично. Но много меньше Петренко, с коим на плечах Васильев вчера трижды обежал вокруг зала. Правда, Петренко не дрыгал ногами, не хохотал в ухо и не потерял по дороге шапку.

– Валерка, я тебя люблю! – заявила хмельная подружка и поцеловала его в ухо.

– Полегче, солнце мое,– Васильев поставил ее на ноги.– Как я понимаю, сейчас мы зайдем к тебе?

– Ага! – белозубая улыбка и попытка поцеловать его в губы, не удавшаяся из-за разницы в росте.

– Нельзя целоваться на морозе! – строго сказал Васильев.

– Ой! – прикрыла рот ладошкой.

– Купить чего-нибудь с собой? – спросил Валерий, кивнув на «24 часа».

– У меня все есть! – хихиканье.– Вот сюда, по дорожке.

«Дорожка», хилая тропка в снегу, петляла между деревьев вдоль железнодорожной насыпи. Невдалеке кавкали собаки и слонялись подозрительные силуэты. Освещения, естественно, не было.

– Не боишься тут одна ходить? – спросил Васильев.

– А у меня вон чего есть! – Рука в варежке нырнула в карман дубленки.

Валерий еле успел перехватить руку, и порция «перцовки» рассеялась в морозном воздухе.

– Молодец,– похвалил он и засунул баллончик обратно в карман девушки, профессионально отметив, что резкость у нее – на уровне. Несмотря на принятый коньяк.– Приходилось пользоваться?

– Ага!

– И как?

– Класс! – звонкий жизнерадостный смех.

Из темноты вынырнула призрачно-белая кудлатая псина, гавкнула. Таня попыталась ее погладить, но псина увернулась и ускакала по своим собачьим делам.

– А вот мой дом!

– Какой код?

– Никакого. Дерни посильней!

Маленький коридорчик.

– Уф! – Таня сорвала шапку и закинула ее на вешалку.– Жарища! Я сама! (Валерий попытался снять с нее дубленку.) Раздевайся!

Но не успел Васильев снять куртку, как девушка обняла его, пригнула и принялась целовать так жадно, словно они впервые встретились после долгой-долгой разлуки. Ее страстность заразила Валерия. Он стиснул ее, поднял, прижал к себе, ощутив все ее сразу: губы, грудь, живот, бедра; закрыв глаза, нырнул в ее тепло и запах…

– Танька! (Мать-перемать!) Это хто? (Мать-перемать, мать-перемать!) Это ты хто?

Валерий аккуратно поставил девушку на пол.

В дверях кухни маячил обрюзгший, не старый еще мужик с замыленными глазами.

Таня как ни в чем не бывало встряхнулась, глянула в зеркало, поправила волосы.

– Чего орешь? – весело спросила она.

– Танька!.. Эк!.. Дай четвертак!

– Что, водку мою нашел? – беззлобно спросила девушка.

– А… эк!.. Чё ее искать? За окном… Эк! Дай (мать-перемать) четверной (мать-перемать)!

– Дай ему двадцатку,– беззаботно проговорил девушка.– А то он не уймется.

– Я ему лучше в лоб дам,– пообещал Васильев, хмуро глядя на пьяного.– Тогда он точно уймется.

– Не смей! – Таня схватила Валерия за руку.– Это мой папа!

– Точно! – обрадовался мужик.– Дай четвертной, Танька! Отец я тебе или нет?!

– Ну ты даешь, папуля! – искренне удивилась девушка.– Отец или нет? Я-то откуда знаю.

– Все! – рявкнул Васильев, которого достал этот пьяный диалог.– Одевайся и поехали ко мне! У меня спокойней!

– Поехали,– неожиданно легко согласилась Таня и потянулась за шапкой.

Пьяный «папуля» молча отнаблюдал, как они одеваются, и вышел из ступора, только когда они уже спускались по лестнице.

– Танька! Токо вернись! Убью! Слышишь?

– Это он всерьез? – озаботился Васильев.

– Не-е! Он добрый! – В голосе девушки слышалась теплота.– Выпьет, покричит немного, и все. Пальцем меня никогда не тронул.– И после паузы, задумчиво.– Мать нас бросила, когда я еще девчонкой была. Он меня вырастил.

Васильев хмыкнул. На его взгляд, Таня девчонкой и осталась. Но мужика жалко.

– Он у меня коммунист! – почему-то с гордостью сообщила девушка.– На все митинги ходит.

И Васильев жалеть перестал. Все-таки не совсем заброшен папаша, есть у мужика развлечение.