Абсолютное зло - Мазин Александр Владимирович - Страница 21

– Генадьич, там стажер твой недалеко?

– Мой стажер мне самому нужен! – ворчливо ответил следователь.

– Генадьич! Я Плятковского засек! Мне колеса нужны!

– Ладно,– смягчился Логутенков.– Ты где?

– В квартире напротив. Пусть подкатывает к подъезду и ждет, наверх не поднимается.

Музыка грохотала и выла еще минут двадцать. Онищенко тем временем пил чай с блинчиками, а пенсионерка делилась с ним взглядами на воспитание молодежи. Онищенко благодушно кивал, пропуская монолог мимо ушей. Стаж «пропускания» у него был большой: девять лет общения с тещей.

Музыка смолкла. Онищенко докушал блинчик, поблагодарил и направился к двери. Отследил в глазок, как Плятковский покинул квартиру, досчитал до десяти и двинулся за ним.

Димина машина располагалась как раз под окнами Плятковского.

– Видел твоего подозреваемого,– сказал Жаров.– На сатаниста не похож.

– Почему?

– Блондин!

– А как тебе музончик? – спросил Онищенко.

– Лабуда! – Жаров фыркнул.– До «Лэд Зеппелин» им – как до неба. И никакая лестница не поможет.– Он снова засмеялся непонятной оперу шутке и предложил: – Может, поедем?

– Поехали,– сказал Онищенко.– Ты не беспокойся: он на автобус идет, а на автобусе – к метро. Не потеряем.

Чутье опера не обмануло. Плятковский направлялся к метро. Перед последней остановкой Дима обогнал автобус и высадил Онищенко у Проспекта Большевиков.

– Как бы мне с тобой связаться? – думал вслух Онищенко.– Может, через Логутенкова?

– У меня пейджер есть.

– Что ж ты раньше молчал?! – возмутился опер.

– А я не молчал. Он у меня только сегодня появился. Друг в Болгарию уехал, а у него до конца месяца проплачено. Не пропадать же добру.

– Ага.– Онищенко списал цифры.– Ты давай – к Александро-Невской. И жди. Тут почти прямо, быстро доедешь.

– Прямо не получится. Там мост закрыт.

– Тогда по Охтинскому,– сказал опер.– Сообразишь, в общем, не дурак. Ладно, вот он идет! – Онищенко устремился за Славой.

В метро Плятковский ничем особым себя не проявил. Доехал до «Чернышевской». Поднялся. Свернул на Салтыкова-Щедрина. Шагал уверенно, не проверялся. Видимо, слежки за собой не подозревал. Или просто наглый.

Онищенко ошибался. Славик подозревал, что за ним могут следить. Просто сейчас он об этом не думал. Кроме того, надеялся, что Сатана защитит его от всех прочих. Коли он – Князь Мира (это даже христиане признают) – значит, должен заботится о своих. Рассуждения, которые сейчас Слава полагал логичными, еще несколько месяцев назад показались бы ему глупыми. Но в последнее время Слава Плятковский здорово изменился. Как бы отделился от остального мира, который теперь казался придуманным, как компьютерная игрушка. И люди тоже казались придуманными. Живыми были только он сам, Николай и Кошатник. Даже Света казалась ему механической куклой. Удивительно, как он мог когда-то испытывать к ней какие-либо чувства, кроме чисто физиологических?

Новое ощущение мира придавало Славе уверенности. Это с одной стороны. С другой же – все проблемы типа колледжа, армейского призыва и прочие – отступили на второй план. Придет время – сами решатся. Сатана позаботится о своих.

Объект преследования вошел в подъезд. Онищенко ускорил шаг и последовал за ним. Это было рискованно, но поскольку раньше Плятковский подозрений не выказывал – стоило рискнуть. Другое дело, что бежать по лестнице вслед за молодым спортивным парнем упитанному курящему оперу было не по силам. Посему он посмотрел вверх между пролетами и выяснил, что Плятковский поднялся на последний, пятый, этаж и вошел в квартиру.

Подниматься наверх опер не стал. Успеется. Он вышел из подъезда, отыскал телефон и по карточке позвонил в пейджинговую компанию. Послал Жарову сообщение. Затем извлек карточку и спрятал в бумажник. Карточка была особая, «вечная». Онищенко конфисковал ее у одного умельца. В «вечности» ее опер, конечно, сомневался, но полгода она уже отслужила.

Онищенко вернулся и поднялся по лестнице до верхней площадки. На нее выходили две двери. Одна – с глазком. Вторая – скорее всего, неиспользуемый черный ход. Номера нет, у верхнего угла – нетронутая паутинка. Еще имелась стальная лестница на чердак. Обитый жестью люк, качественный навесной замок. Онищенко не поленился: слазил, проверил петли. Все крепко. Без ключа враз не откроешь. Отложил в памяти: выяснить в жилконторе насчет ключа. Ну и вторую квартиру проверить на всякий случай. В работе Онищенко был крайне педантичен. Теперь – главный объект. Дверь с глазком. Старая и, надо полагать, еще крепкая. Коврика нет. Номер кто-то сковырнул, но установить – не проблема. Онищенко спустился на пролет ниже, присел на подоконник и задумался. Эх, будь у него бригада человек в дцать… Взял бы квартиру под наблюдение, отследил всех посетителей и обитателей… Брать Плятковского или не брать? Привет от принца Гамлета! Брать? Допустим. И что ему можно предъявить, кроме уклонения от допризывных обязанностей? Да ничего!

Оп-па! Это что такое? Онищенко быстренько спустился на площадку четвертого этажа. Здесь тоже две двери. Но – маленькая деталь. Одна из них – могучий стальной монстр с глазком видеокамеры. Вот это удачно! Не раздумывая, Онищенко нажал на кнопочку. Услышав внутри шаги, помахал перед объективом удостоверением.

Дверь открылась. Ага, свой, служивый. Только почему-то форма старого образца. Пенсионер? Или чужая?

– Здорово,– сказал Онищенко.

– Ну здорово,– не очень дружелюбно отозвался охранник.– Начальства нет.

– Да мне твое начальство без надобности.– Онищенко широко улыбнулся.– Помощь требуется.

– Это смотря какая помощь,– настороженно ответил охранник.

– Так я объясню.– Онищенко слегка отодвинул охранника и вошел.

Они договорились быстро.

– Ты только пленки принеси,– сказал на прощание охранник, которого звали по-старинному, Прохором.

– Принесу,– обещал Онищенко.– Пленки и пузырь.

Дополнение протеста не вызвало. Онищенко удалился, прихватив с собой номер местного телефона и оставив свой. Повезло, ничего не скажешь.

Внизу уже ждал Дима.

Выяснив номер квартиры, Онищенко посетил паспортный стол. Квартира принадлежала некоему Козелкину И. И. На правах собственности. Прописан гражданин Козелкин был совсем в другом месте. Позвонив туда, опер поговорил с девочкой школьного возраста, которая сообщила, что «папа в Голландии», а мамы нет, но очень скоро придет.

Насчет «очень скоро» Онищенко не обманулся. Малышку явно обучали, что следует отвечать незнакомым дядям. Ближе к вечеру, впрочем, Онищенко сумел поговорить с гражданкой Козелкиной. Представился соседом, живущим под сданной квартирой, пожаловался: мокнет потолок. Гражданка Козелкина посочувствовала и посоветовала обратиться в агентство «Ключик Буратино», через которое квартира сдана в аренду. Онищенко тут же позвонил в агентство и через диспетчера выяснил, что квартира сдана некоему Иванову Филиппу Сергеевичу. До 31 декабря 1999 года. Договор Филипп Сергеевич заключал лично. В агентстве так принято. Получив эту информацию, опер позвонил в таинственную квартиру. Трубку взял мужчина.

– Филипп Сергеевич? – осведомился Онищенко.

– А кто говорит?

– Агентство недвижимости,– соврал Онищенко.– Филипп Сергеевич?

– Нет,– помедлив, ответил мужчина.– Это его внук. Что вы хотели?

– Хотелось бы узнать, будет ли ваш дедушка продлевать договор на следующий год?

– Не могу сказать,– не очень дружелюбно ответил мужчина. – Захочет – продлит. Есть же пункт о праве продления на тех же условиях.

– Дело в том,– елейным голосом произнес Онищенко,– что условия могут быть другими. Цены снижены в связи с инфляцией. Передайте это вашему дедушке.

– Передам,– сказал мужчина.

Ивановых в городе Санкт-Петербурге было несметное множество. Филиппов Сергеевичей существенно меньше. Сто тридцать восемь. Правда, в возрасте дедушки – только шестеро. У двоих не было телефона, а с четырьмя Онищенко успешно пообщался. Ни один из них не снимал квартир, не терял паспорта и не передавал его в чужие руки.