Артур и Запретный город - Бессон Люк - Страница 18

Когда он сказал об этом Миро, тот ответил:

— Твои знания и опыт годятся для учебника войны, а мы хотели написать руководство по достойному поведению в мирной жизни!

Ответ его окончательно озлобил Урдалака. Он покинул город и стал слоняться по окрестностям, рассказывая всем и каждому о своих подвигах.

С каждым днем он все больше пил и дебоширил, заводил сомнительные знакомства, главным образом с насекомыми, многие из которых были ядовиты. И вот однажды заморская стрекомушка…

— Замолчи! — внезапно орет Урдалак.

Ему неприятно слушать.

Селения снисходительно улыбается. Судя по испарине, выступившей на лбу Урдалака, официальная версия гораздо ближе к правде, чем его собственная.

— Я больше никогда не общался ни со стрекозами, ни с мухами! — уверяет он, словно перед ним сидит не юная принцесса, а прокурор.

— Она поцеловала тебя и вместе с поцелуем впрыснула свой яд, — невозмутимо заканчивает принцесса.

— Хватит! — грохнув кулаком по тележке, кричит Урдалак.

Он забыл, что ему вредно сердится: как только он приходит в ярость, шрамы на его лице раскрываются, и из них вырываются миазмы гнева, которые его искореженный организм непременно должен выпустить наружу. Иначе он взорвется, как паровой котел, откуда вовремя не выпустили пар.

Селения не знает об этом свойстве Ужасного У, но, готовая к любым неожиданностям, бесстрастно взирает на его окутанное облаком лицо.

Беседа двух врагов затягивается.

Дымящийся монстр чувствует, что еще немного, и Селения выйдет победителем из их словесного поединка. Пора пустить в ход более грозное оружие, но он делает еще одну попытку оправдаться:

— В тот вечер я был смертельно пьян! — восклицает он.

— Когда не умеешь пить — не пей! — отрезает принцесса.

— Увы, у меня не было такого мудрого советчика, как Ваше Высочество! — насмешливо отвечает У. — Но зато как прекрасен был тот поцелуй!…

— Разумеется, прекрасен, ведь его было достаточно, чтобы на всю оставшуюся жизнь сделать тебя чудовищем, — все тем же бесстрастным тоном парирует Селения.

Мрачные воспоминания вновь охватывают Урдалака:

— Утром следующего дня я почувствовал, как организм мой начинает разлагаться заживо. Мне пришлось отправился на поиски целителя, способного остановить быстро развивающийся недуг. Я превратился в подопытного кролика: на мне испытывали всевозможные снадобья, меня пичкали всякой гадостью, намазывали отвратительными мазями. Даже кормили червями, выдрессированными специально для отсасывания яда. Но черви умирали раньше, чем достигали моего желудка. На Пятом континенте я отыскал прорицателя, вытянувшего из меня немало денег за свои амулеты. Я обошел всех знахарей на всех Семи континентах, но никто не сумел меня исцелить. Вот так единственный поцелуй искалечил всю мою жизнь… — печально вздыхает Урдалак.

— В следующий раз думай, с кем целуешься, — не упускает возможности съязвить Селения.

Урдалак не оценил ее шутки.

— Ты права, Селения, — мрачно заявляет он, вновь поворачиваясь лицом к девочке. — В следующий раз я выберу самую красивую девушку… девушку, похожую на прекрасный цветок… цветок, за ростом которого я давно наблюдаю… и который всегда мечтал сорвать!

Челюсти Урдалак с хрустом смыкаются, подобие губ растягивается в зловещей улыбке. Селении становится не по себе.

— Исцеляющее дерево не только помогло мне справиться с болезнью. Оно раскрыло мне страшную тайну, — с шипением продолжает Урдалак.

— Деревья никогда не дают плохих советов, — стараясь унять дрожь в голосе, соглашается Селения. От зловещего тона Урдалака у нее по всему телу забегали мурашки, она в испуге пятится к выходу — и правильно делает, потому что враг переходит от обороны к наступлению.

— Власть, которой наделен чистый и свободный королевский цветок, может избавить меня от злых чар, жертвой которых я стал, может вернуть мне прежний облик минипута. Единственный поцелуй этого цветка — и я спасен!

Крадущейся походкой Урдалак приближается к Селении. Он явно испытывает свою жертву на прочность.

— Ты прав. Поцелуй принцессы, действительно, обладает чудесной силой — но только тогда, когда это ее первый поцелуй! — гордо отвечает Селения, прекрасно понимая, на что намекает Урдалак.

— Я знаю! Но если мои сведения верны, ты до сих пор не замужем, — шипит он, уверенный, что принцесса попалась в расставленную им ловушку.

— Твои сведения устарели, — насмешливо отвечает она.

Урдалак замирает. Если это правда, значит, его надеждам не суждено сбыться и он навеки останется уродом.

Откуда-то из глубин дворца раздается громыхание сапог, и в зал вваливается Мракос.

Видимо, дело его не терпит отлагательств, раз он дерзнул нарушить этикет, согласно которому он обязан заранее предупреждать правителя о своем визите, а потом смиренно ждать вызова.

Чувствуя, что сын намерен сообщить ему нечто важно, Урдалак легким кивком головы разрешает ему приблизиться.

Мракос осторожно подходит к отцу (никто, даже он, никогда не знает, чего ожидать от Ужасного У) и что-то шепчет ему на ухо.

Пока Урдалак слушает сына, глаза его увеличиваеются почти вдвое:

— Принцесса вышла замуж, никого не предупредив и даже не сделав официального сообщения, как положено по протоколу.

Урдалак в шоке. Его надежда вернуть себе прежний облик рассыпалась как карточный домик — и все из-за этой взбалмошной девчонки, возомнившей себя взрослой и подарившей свой бесценный поцелуй какому-то авантюристу!

Сцепив восьмипалые руки, он лихорадочно соображает, как теперь поступить. Что ж, еще один удар судьбы! Надо признать, по количеству ударов, нанесенных ему судьбой, Ужасного У вполне можно сравнить с креслом из шведского супермаркета «Икеа», которое специальный ударный механизм с грузом испытывает на прочность.

Урдалаку ничего не остается, как признать свое поражение.

— Отличный ход! — тяжко вздыхая, обращается он к принцессе, приготовившейся к самому худшему. — А ты гораздо умнее, чем я думал, — продолжает Урдалак. — Зная, сколь могущественны мои чары, ты не стала рисковать и отдала свое сердце первому встречному.

— Ну, если быть точной, то последнему. По времени, разумеется, — опять не удержавшись, насмешливо отвечает она. — Он недавно прибыл в наш мир.

Урдалак поворачивается к принцессе спиной и отходит к блюду с фруктами.

— Ты сделала этому мальчишке поистине царский подарок. И он вряд ли сумеет оценить его. Более того, он не сможет им воспользоваться. В твоей власти было спасти мне жизнь, ты это знала, но не сделала. Следовательно, не жди от меня пощады, — произносит он, обхватывая восьмипалой руко-клешней огромную ягоду смородины. — А чтобы ты поняла, как мучителен мой недуг и как тяжела моя жизнь, облегчить которую ты не пожелала, тебе, прежде чем умереть, придется немного помучаться… О, не беспокойся, никаких физических страданий. Мучения эти исключительно моральные, — завершает он с неприкрытым садистским удовольствием.

Селения, конечно, готова к самому худшему, но мрачная фантазия Урдалака, поистине, не имеет границ.

— Прежде, чем ты умрешь, ты увидишь, как твое племя исчезнет с лица земли. Я его оттуда смою, — зловещим тоном, не оставляющим сомнений в его решимости, заявляет Урдалак.

Слова зачастую производят большее впечатление, чем поступки. Селении кажется, что ее бросили в ледяную реку и волны несут ее прямо в Ледовитый океан, где она тотчас утонет, потому что минипуты не умеют плавать.

А Урдалак уже переключил внимание на смородину. Кажется, эта ягода сейчас интересует его больше всего на свете. Похоже, он решает вопрос: съесть или не съесть?

Лихорадочно вспоминая все, чем можно растопить лед — солнышко, кипящий чайник, горячий утюг — Селения выбирается из ледяного плена. От возмущения горячая кровь в ее жилах начинает струиться в два раза быстрее, приливает к щекам, заставляет сильнее биться сердце.

Гнев и ненависть соединились в один большой костер. Ее ничто не остановит. Схватив меч, она резко вскидывает руку и, словно копье, бросает свое оружие в грудь Урдалаку. Жажда мести придает ей силы. Клинок молнией рассекает воздух и попадает в цель. К несчастью, там, куда метилась принцесса, у ужасного владыки тела нет. Вместо него зияет дыра. Меч пролетает сквозь дыру и пригвождает к блюду огромную сочную ягоду. Урдалак смотрит то на меч, то на принцессу и молчит.