Год 1942 — «учебный» - Бешанов Владимир Васильевич - Страница 3

Черчилль, выступая в палате общин 13 мая 1940 года, заявил:

«…Вы спрашиваете, в чем состоит наша политика? Я отвечу: она в том, чтобы вести войну на море, на земле и в воздухе и использовать для этого всю нашу мощь и всю нашу силу, которую только может дать нам Господь; вести войну против чудовищной тирании, равной которой нет в мрачном и достойном сожаления перечне человеческих преступлений. Вы спрашиваете, в чем состоит наша цель? Я могу дать ответ одним словом: победа! Победа любой ценой! Победа, несмотря на весь ужас! Победа, как бы долог и тернист ни был путь к ней, ибо без победы не может быть жизни…»

А Молотов в это время разъяснял депутатам Верховного Совета, что «…не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за „уничтожение гитлеризма“, и поздравлял посла Шуленбурга с „победами германских армий“. [13]

Теперь же, когда товарища Сталина прижало, он стал требовать от англичан второго фронта, и немедленно, и «оттянуть» на себя с советско-германского фронта 30-40 дивизий — это в дополнение к тем 38 дивизиям вермахта, которые дислоцировались во Франции и Бельгии.

Проведение десантной операции такого масштаба нуждалось в гигантских материальных ресурсах, огромном количестве транспортных и специальных судов (Англия потеряла уже более 2000 кораблей), завоевании господства на море и в воздухе, подавляющем превосходстве в живой силе и технике (в метрополии имелось 39 дивизий, причем британский флот был в состоянии обеспечить переброску лишь шести из них). Гитлер, ввиду нехватки сил и средств, так и не решился на прыжок через Ла-Манш, еще меньше шансов на успех было осенью 1941 года у Черчилля, о чем он прямо заявил советскому послу в Лондоне И.М. Майскому.

После советской победы под Москвой вопрос о втором фронте потерял для Сталина актуальность. Это явствует из его бесед с министром иностранных дел Великобритании Антони Иденом, проведенных в период с 16 по 20 декабря. Последний прибыл в Москву для заключения договора о союзе в войне с Германией и послевоенном сотрудничестве. Сталин же дал ясно понять, что гораздо больше его интересует проблема будущих границ СССР. Он настойчиво требовал от Идена признания в договоре рубежей Советского Союза 1941 года, заявив при этом:

«Наши войска могут в близком будущем вновь занять Балтийские государства».

Вождь настолько уверовал в прочность своего положения, что, в виде уступки за признание Англией западных границ СССР, готов был снять требования об открытии второго фронта. Теперь его больше заботило подтверждение западными демократиями территориальных приобретений, полученных в результате сговора с Гитлером (!), в том числе раздела Польши, из-за которой Великобритания, собственно, и ввязалась в эту войну. [14] Идеи, ссылаясь на Атлантическую хартию, отказывался давать конкретные обязательства по этому вопросу. «Какая еще „хартия“? — возмущались в Кремле. — Ведь всем известно, что соответствующие территориальные изменения были произведены согласно волеизъявлению населения данных территорий». Вот оно что: английское правительство «стоит за расчленение Советского государства»! А раз так, заявил Сталин, то и договора никакого не будет.

На вопрос Идена об оказании Советским Союзом помощи в войне с Японией, Сталин ответил, что СССР к этому еще не готов:

«Было бы гораздо лучше, если бы Япония напала на СССР. Это создало бы более благоприятную политическую и моральную атмосферу в нашей стране…»

Верховный добавил, что «был бы готов возобновить разговоры о дальневосточной ситуации весной. Возможно, конечно, что японцы сами атакуют СССР раньше, тогда позиция сама собой прояснится».

Таким образом, встречая новый 1942 год, Сталин чувствовал себя способным добить Гитлера и без помощи союзников. Идеи уехал из Москвы ни с чем, переговоры не были завершены «ввиду отказа Англии признать западную границу СССР».

Свою оценку изменившейся ситуации в войне Сталин претворил в плане общего наступления Красной Армии, который обсуждался в Ставке 5 января 1942 года. Суть плана была изложена им лично в директивном письме от 10 января 1942 года. В нем указывалось: «Немцы хотят… выиграть время и получить передышку. Наша задача состоит в том, чтобы не дать немцам этой передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до весны, когда у нас будут новые большие резервы, а у немцев не будет больше резервов, и обеспечить таким образомполный разгром гитлеровских войск в 1942 году (курсив наш. — Авт.)». [15]

Это решение поддержали все командующие фронтами, при этом они докладывали о своих грандиозных успехах, просили резервов и обещали кого-нибудь разбить. Главком Юго-Западного направления Тимошенко собирался наступать на Харьков и разгромить 6-ю немецкую армию, Мерецков хотел окружить и уничтожить 18-ю армию Кюхлера, Конев — 9-ю армию Моделя, а Жуков предлагал ликвидировать на Ржевско-Вяземском плацдарме чуть ли не всю группу армий «Центр».

Атмосферу самых радужных надежд, сложившуюся в начале 1942 года в высших военно-политических кругах, прокомментировал генерал-полковник П.И. Белов:

«Разгром фашистов под Москвой, успешное преследование отступающих гитлеровцев породили у некоторых военачальников преувеличенное представление о возможностях наших войск и привели к недооценке противника.

В Ставке ослабло критическое отношение к обстановке, многое представлялось в слишком розовом цвете. Усилилось стремление проводить крупные операции, хотя возможности для этого были далеко не всегда…

Разрабатывая гигантские планы, Ставка иногда, как видно, не учитывала реальную действительность».

По— жуковски выражаясь: «…шапка была набекрень у всех тогда».

К середине января Красная Армия девятью фронтами перешла в наступление на 1000-километровом простанстве от Балтийского до Черного морей.

«В результате этого наступления, — подтверждает маршал А.М. Василевский, — войска Ленинградского, Волховского и правого крыла Северо-Западного фронтов при содействии Балтийского флота должны были разгромить главные силы группы армий „Север“ и ликвидировать блокаду Ленинграда; [16] Калининский и Западный фронты во взаимодействии с армиями Северо-Западного и Брянского фронтов обязаны были окружить и разгромить главные силы группы армий „Центр“; Южный и Юго-Западный фронты имели задачу нанести поражение группе армий „Юг“ и освободить Донбасс; Кавказскому фронту совместно с Черноморским флотом предстояло в течение зимы освободить от врага Крым».

Сталин всерьез планировал закончить войну в 1942 году. При этом настолько был уверен в своих силах, что считал возможным принимать гордые позы перед западными союзниками. Так, в связи со вступлением в войну Соединенных Штатов Америки (что делало положение Гитлера практически безнадежным), советский посол в Вашингтоне М.М. Литвинов 20 января запросил Москву: «…не следует ли нам поставить прямо вопрос об оказании прямой военной помощи созданием второго фронта на Европейском континенте?». На что Молотов ответил следующей шифровкой:

«Мы приветствовали бы создание второго фронта в Европе нашими союзниками. Но Вы знаете,что мы уже трижды получали отказ на наше предложение о создании второго фронта (но тогда эту непосильную для нее задачу должна была решать одна Британия; с присоединением США к антигитлеровской коалиции обстановка кардинально изменилась, тем не менее в Кремле изображают оскорбленную невинность; курсив наш.—Авт.), и мы не хотим нарываться на четвертый отказ. Поэтому Вы не должны ставить вопросы о втором фронте перед Рузвельтом. Подождем момента, когда, может быть,сами союзники поставят этот вопрос перед нами (курсив наш. — Авт.)».

Между тем зимнее советское наступление развивалось поначалу довольно успешно. В праздничном приказе № 55 от 23 февраля 1942 года нарком обороны доводил до сведения личного состава батальонов, батарей и эскадрилий: