Семь дней Мартина - Мансуров Дмитрий Васимович - Страница 38

На какое-то время стало тихо-тихо.

– И что ты сделал, позволь спросить? – поинтересовался Палач. – Ты знаешь, что только что попусту истратил стрелу! Не идиот ли ты? Подобной глупости я даже от тебя не ожидал, хотя рассчитывал на много несуразностей. Это же надо – выстрелить в землю! Подумай, прежде чем выстрелишь во второй раз: у тебя осталось всего две стрелы!

– Вот именно, что в землю, невидимый всезнайка! Больше некуда. – Мартин указал на проделанную стрелой дыру. – Я сразу понял, что дело нечисто. Стрелы не улетят далеко, а когда мы походили к городу, то не видели ни одной лужи, не говоря уже о реках и озерах. Здесь повсюду пустыня, искать воду на поверхности бесполезно.

– И тогда ты решил отомстить сухой земле за то, что она не держит живительную влагу?

– Нет. Я прорыл колодец.

– Что ты сделал?!

– Я прорыл колодец, – четко выговаривая каждую букву, повторил Мартин. – Скажешь, что я ошибся?

Палач промолчал, зато крестьяне выразительно покрутили пальцами у виска. Не исключено, что и Палач оказался подобного мнения, но не мог показать этот жест из-за отсутствия рук и головы.

Песок вокруг проделанной стрелой дыры стал медленно-медленно темнеть. Поначалу крохотное пятнышко все увереннее и увереннее разрасталось, пока из дыры метров на десять в высоту не взметнулась струя мутноватой коричневой воды. Мартин отскочил, а крестьяне задрали головы, так и не догадавшись закрыть разинутые рты.

– Победа! – прокричал Мартин.

– Рано радуешься! – проворчал Палач. – С моей подсказкой только самый тупой идиот не догадается прийти к правильному ответу. Но если ты считаешь себя настолько умным, то давай, попробуй выпить эту воду!

– И выпью!

– А через минуту у тебя скрутит живот, и еще через час ты умрешь в судорогах. Вода есть, но она перемешана с песком и пылью, а они далеко не полезны.

Вокруг дыры появилась приличных размеров лужа. Большая часть воды впитывалась в песок, но поток воды становился все толще и толще.

– Как обидно, – подвел итог Палач, – умереть от жажды в присутствии воды. Это еще хуже, чем испытывать жажду в обычной пустыне.

– С этим можно поспорить! – Мартин снял с себя рубашку и поднес ее к струе. Сила потока была такой, что рубашку моментально потянуло вверх, а Мартина окатило грязными брызгами. Он ухитрился протянуть рубашку над струей, и теперь смотрел, как поток более-менее чистой воды прорывается сквозь плотную ткань и растекается по ней неровным слоем. – Вот это видел?

Палач промолчал.

Мартин удерживал рубашку на уровне головы и осторожно дотронулся до воды кончиком языка. Язык не обожгло, вода оказалась теплой и отвратительной на вкус, но не настолько, чтобы идти и искать новый источник.

– Не нравишься ты мне, парень, – признался Палач, – Больно умный. Надо от тебя избавиться.

– Верни меня домой!

– Это невозможно. Вы – преступники, эгоисты и трусы.

– А ты – рассохшийся от старости злопыхатель, – Мартин повернулся к крестьянам и пригласил их утолить жажду. – Господа, подходите, воды на всех хватит!

Крестьяне стали озираться по сторонам в поисках неведомо откуда появившейся в пустыне знати, но увидели только волка, наблюдавшего за расползанием лужи вокруг дыры. Мартин вздохнул.

– Вы будете воду пить, или намереваетесь вращать головами? – спросил он.

– Я же говорил, что вы идиоты! – откликнулся Палач.

– Сам виноват, – огрызнулся Мартин, – ты видел, кого Нагати проглотил.

– А тебя не спрашивают.

Крестьяне пили воду мелкими глотками. Теплая, почти горячая, она не вызывала восхищения даже в жару, но жажда брала свое, и отказываться от питья никто не стал.

– Что ж, вы добрались до подземного резервуара с водой, – подвел итог Палач, – и при этом никто не погиб, что странно. Похоже, ты на самом деле умеешь пользоваться луком, трусливое ничтожество. Кого ты из него подстреливал? Убивал врагов, целясь им в спину?

Мартин промолчал: отвечать на оскорбления невидимки ему надоело. Пользы никакой, а скажешь слово наперекор, так Палач начинает поливать грязью еще сильнее. Был бы человек – давно бы врезал ему кулаком по носу, чтобы заразить и избавить мир от еще одного вредителя.

– Молчишь, не отвечаешь? – презрительно бубнил Палач, – В таком случае, приготовься: передышка закончилась. Я специально дал вам время на то, чтобы вы набрались сил: не хочу увидеть, как вы погибнете в первую же секунду, обессилев от отсутствия воды. Я увижу в ваших глазах страх, я убью вас, но сделаю это так, что вы будете молить меня о пощаде! Вы – грешники, и вы понесете заслуженное наказание за вашу трусость и малодушие! Глоток воды в жаркой пустыне – это не спасение, это кратковременная отсрочка. Каждый из вас оказался мелочным ничтожеством, и вы не имеете права больше наслаждаться жизнью!

– Мы и меньше ей не наслаждались, – ответил Мартин, вскипая. Мало того, что Нагати отправил его сюда незаслуженно, так еще и всякие безличности повышают на него голос, считая себя вправе повелевать чужими жизнями. – И кто ты такой, чтобы судить нас по собственным понятиям?

Палач охотно включился в перебранку, но не стал отвечать, а закидал Мартина встречными вопросами.

– А кто дал вам право уклоняться от ответственности? – выкрикнул он.

– Кто сделал тебя судьей? – продолжал Мартин. – Ты никто, тебя нет, не видно, ты – пустое место!

– А почему ты стал таким ничтожеством, думающим только о себе? Я невидим, но я огромен!

– Кто тебе сказал такую глупость? К твоему сведению, среди древних записей нет слова «самопожертвуй»!

– Не сметь! – взвизгнул Палач. – Не сметь списывать собственное малодушие на чужой счет!

Мощность голоса возрастала, и он звучал одновременно со всех сторон. Крестьяне зажали уши, чтобы не слышать режущие слух вопли. Палач выливал на людей неподъемные ушаты морализаторства и нравоучений, и кричал, что готов самолично придушить наглецов, если бы у него были руки. Он распинался так, что прежние обвинения выглядели откровенной похвальбой, и поток обвинений усиливался с каждой минутой.

Это показалось странным, и Мартин решил, что Палач намеренно отвлекает сжавшихся от убийственных обвинений и громового голоса крестьян и его самого от происходящего вокруг. Любой шум, будь он достаточно тих, напрочь заглушался гласом Палача, вопиющего в пустыне.

Всеволод первым заметил, что за дальними домами началось подозрительное шевеление. Песок приходил в движение и стекал с вершин песчаных горок – кто-то стремился выбраться на белый свет.

– Мартин, отвлекись на минутку! Ругани еще успеешь наслушаться! – прокричал волк, но Мартин не отозвался: голос грохотал так, что сам Всеволод не услышал своего голоса. Пришлось воспользоваться нестандартным методом. Волк вцепился в ногу Мартина и дождался, когда тот ахнет, вытаращит глаза и посмотрит вниз, чтобы узнать, что его так грызет?

– Ты чего творишь?! – по губам прочитал волк. Повернувшись в сторону городских барханов, он сделал охотничью стойку и глянул на Мартина. Тот послушно посмотрел вдаль, заметил шевеление песка и быстро натянул тетиву. Палач оборвал поток обвинительных слов на апокалиптической ноте и возмутился:

– Какого лешего ты творишь, глупый мальчишка?! Я тут распинаюсь перед ним, открываю глаза на его подлую сущность, а он не только меня игнорирует, но еще и пострелять надумал!

«Жаль, куклу Юльку с собой не захватил, – подумал Мартин, – Она бы этого Палача в два счета довела бы до белого каления!»

Крестьяне дружно повернули головы, отыскивая мишень, в которую нацелился Мартин. Волк тоже не торопился приближаться к барханам и выяснять, кто там выбирается из-под толстого слоя песка. Шерсть на нем встала дыбом, из оскаленной пасти вырывалось пугающее до дрожи в коленках рычание. Крестьяне смотрели то на барханы, то на волка, и не могли определить, кого надо боятся больше.

– Ну, что, ничтожные людишки? – воскликнул Палач. – Что теперь скажете? Справитесь ли вы с этой задачей? Сумеете ли выиграть бой или снова сбежите?