Кащей - Мансуров Дмитрий Васимович - Страница 48

Кащей спустился на растрескавшийся асфальтобетон. Слева от дверей висела металлическая табличка, и он без труда прочитал:

«Научно-исследовательский институт прикладного колдовства и магии».

– Ах чтоб мне пусто было, – ахнул Кг-щей, – тот карманный разговорник явно отсюда!

В институт точно стоило зайти.

Просторный холл до сих пор сохранял остатки былого великолепия. Кащей с удивлением припомнил, что за все время пребывания в городе он не увидел ни одного человеческого следа. Причиной могло быть одно: страх перед неизбежностью. Видать, так крепко поцапались в те далекие времена, что до сих пор на посещение города наложен запрет. Валькирии его нарушили. В результате горожане высыпали на стены. И теперь смотрят на пылевое облако с чувством невыносимого страха.

Чувство дежа-вю острием ножа пронзило его мозг, разрывая темноту амнезии, и перед мысленным взором появился тот самый институт. Всего на миг, но этого хватило, чтобы понять: он здесь был. Потому что всплывшая из глубин памяти картина точь-в-точь соответствовала виду первого этажа института, но...

Не было грязи. Не было разрушений.

Кащей закрыл глаза и вцепился в воспоминания, удерживая их последними силами рассудка и вытаскивая из небытия неведомые частички его прежней жизни.

Холл был неброским, но красочным и чистым. Около проходной с защитным полем, протянувшимся от левого края стены к правому, стоял горшок с мультицветной алимой. кустом с разноцветными листьями и сияющими внутренним огнем алыми цветами. Женщина в фиолетовом костюме, сидевшая в кресле за защитным полем, что-то сказала. Он достал из кармана пиджака... оказывается, он в был форме изумрудного цвета... матовый прямоугольник с полупрозрачной голографической фотографией и вставил его в горизонтальную прорезь прибора. На защитном поле появилось мерцающее изображение человеческой фигуры. Он шагнул сквозь изображение, и поле пропустило его. Кащей вспомнил: если физиологические характеристики, записанные на пропуске, не совпадут с его собственными, то поле превратится в острый луч лазера, а узорчатый круг на якобы бетонном полу раскроется и поглотит его останки. Но в любом случае поле прощупывает его и отмечает любое изменение в его состоянии, отличное от записанного на пропуск. Если он разволновался из-за какого-то пустяка, или недомогает, или находится под неприятным впечатлением дурного сна или чего-то еще, система охраны заметит это и доложит внутренней охране. В таком случае поле пропустит его, но лишь для того, чтобы остановить перед вторым полем. Тогда придется идти по узкому проходу прямиком в кабинет к специалистам института, которые тщательно перепроверят полученные данные и либо пропустят в институт после восстанавливающей душевное равновесие обработки, либо отправят в институтскую больницу или домой. А если все пройдет без сучка без задоринки и его пропустят к рабочему месту, то датчики в лаборатории время от времени будут перепроверять его состояние. Сотрудники спецлабораторий находятся под постоянным контролем, и о любой испытанной ими эмоции тут же становится известно Отделу охраны.

Необычайно строгая система защиты и контроля за состоянием ученых была жизненно необходима. Их работа заключалась в составлении, изучении и проверке магических формул, заклинаний и волшебных приспособлений. Любая эмоция, проявленная не к месту и не ко времени, могла стоить жизни как самому экспериментатору, так и всему институту.

Кащей поднялся на второй этаж...

Воспоминания схлынули. Кащей потряс головой, пытаясь уловить ускользнувшую мысль, но она ушла безвозвратно. Кащей вздохнул. Он знает – он жил в этом городе, он работал в институте. Какого лешего он очутился в другом мире?

Кащей бросил взгляд на проходную. Защитного поля давным-давно не было, но куст алимы до сих пор стоял на месте, высохший и покрывшийся серым налетом. Он дотронулся до цветка, и алима рассыпалась от одного прикосновения серой светящейся пылью.

Кащей немного постоял, потом резко развернулся и пошел в помещение охраны. Специалисты вели постоянную запись происходящего и должны были зафиксировать, что случилось.

– Если успели, – пробормотал Кащей. – Если успели.

В комнате не было погрома. Поле защитило всех, кто в ней находился, но сыграло с ними злую шутку: оно никого не выпустило. Вероятно, неприятность была настолько кошмарной и длительной по времени, что поле просто не могло отключиться. Защита стала одновременно и ловушкой. Истлевшие тела лежали в ряд у дальней стены. Лишь один скелет находился отдельно. Последний из живых тихо умер за письменным столом, и некому было переложить его к скончавшимся товарищам.

Кащей увидел кучу поблекших фотографий на стенде, его взгляд остановился на одной из них.

– Я помню тебя! – воскликнул он. – Я точно тебя помню!

Молодой человек лет тридцати улыбался ему с фотографии, и Кащей вдруг понял, откуда он его знает.

Это был он сам.

На город опускались сумерки. Пыль успела осесть, добавив серости к мрачному пейзажу разрушения. Валькирии не появлялись, из чего Кащей сделал вывод, что они сочли задание выполненным либо не успели вовремя отлететь в сторону. Над живым городом их витало несколько больше, чем охотилось за ним, но он надеялся, что они не решатся покинуть свой пост.

В памяти всплывали давным-давно забытые слова. До Кащея дошло, почему у него так сильно болела голова, когда он прибегал к помощи карманного подсознательно-развивающего разговорника. Она была вызвана не обучением, а восстановлением старых знаний.

Но все же белых пятен в прошлом оставалось еще много. Кащей оторвал фотографию, надеясь прочитать что-нибудь на обороте помимо названия фирмы-производителя фотобумаги.

– Это не то, – только и успел он сказать, прежде чем фотография рассыпалась в его руках. Кащей вздохнул.

Запись велась на алмазные диски с плотностью практически на атомном уровне, что позволяло хранить ее длительное время, но требовало дешифратор дли извлечения и расшифровки записанного. Обработанные сохраняющим составом диски хранились вечно, чего нельзя было сказать о записывающей и читающей аппаратуре. Отсутствие необходимого электричества, как и недолговечность самой аппаратуры ставили на пути к знаниям непреодолимый заслон.

Кащей, бормоча что-то нелестное по адресу инженеров, убрал диски в боксы, закрыл сейф (никелевый, продержится не меньше алмазов), набрал свой собственный код – старый предусмотрительно был накарябан умирающими специалистами на крашеной дверце сейфа, и, бросив прощальный взгляд на остатки своей фотографии, вышел из кабинета. Воспоминания воспоминаниями, но и про основную задачу забывать не стоит. Кащей хихикнул. Совсем недавно он утверждал, что ничего не знает о запрещенном мире, а, оказывается, он здесь жил, вероятно, даже родился. Вот сюрприз!

«Так, что ж выходит, я и сам запрещенный?» – внезапно подумал он. И расхохотался.

На втором этаже располагались лаборатории. У каждой двери висели таблички с именами ученых и лаборантов, но не стоило и надеяться, что среди общих надписей попадется строчка «Ученый первой степени Кащей Бессмертный». Так нарекли его в том мире, а настоящее имя осталось похороненным в глубинах далекого прошлого. Он внимательно читал и перечитывал имена и должности, надеясь, что при чтении ТОГО САМОГО имени подсознание среагирует, но напрасно.

Лаборатории были полны столов и стульев, повсюду стояли знакомые тарелки на подставках, но вместо яблок были золотые кольца. И ни одна тарелка не показывала ровным счетом ничего. Сквозь дно изредка проскакивали фоновые помехи да простреливали яркие полосы.

– Рогатые четырехногие! – ругнулся он. – Не могли оставить одну исправную модель!

Соседняя лаборатория была пуста. Два кресла, следы от защитного поля, полукругом отгораживавшего сидевших от помоста, на котором что-то происходило. Чем-то оно наблюдателям не нравилось, иначе они не стали бы так прочно отгораживаться, а то, что находилось внутри, не расцарапало бы так безобразно бетонные полы и стены острыми когтищами.