Ослепительный оскал - Макдональд Росс - Страница 4

– Он работает?

– Конечно же, работает.

Ее настроение повысилось. Мой вопрос дал ей пищу для разговора.

– Я не стала бы держать в комнате радио, которое не работает. Я слушаю его утром, днем и вечером, и выключила только когда вы постучали в дверь. А когда вы уйдете, я снова включу его. Но не спешите. Входите и присаживайтесь. Я люблю заводить новых друзей.

Я сел на единственное кресло-качалку возле кровати. Оттуда я мог видеть дверь соседнего бунгало и открытое кухонное окно.

– Как твое имя, сынок?

– Лью Арчер.

– Лью Арчер, – повторила она медленно, будто оно было коротким звучным стихом. – Красивое имя, очень красивое. А моя фамилия Джонс, по покойному мужу. Все зовут меня тетушкой. У меня три замужних дочери и четыре сына в Филадельфии и Чикаго. Двенадцать внуков, шесть правнуков, вот как. Посмотришь мои фотографии?

Стена над приемником была увешена фотографиями.

– Тебе, должно быть, не мешает немного отдохнуть. И много платят за такую работу, сынок?

– Немного.

– На тебе хорошая одежда, сынок, пусть это тебя не беспокоит.

– Это только временная работа. Я хотел вас спросить, есть ли радио у ваших соседей. Я не мог добиться ответа от мужчины из соседнего дома.

– Это от Тоби? Он такой угрюмый! У них есть радио и телевизор.

Она вздохнула от зависти и покорности.

– Ему принадлежит полквартала недвижимого имущества на Гидальго-стрит.

Я сделал в блокноте ничего не значащую закорючку.

– А как насчет другой стороны улицы?

– Только не у Энни Неррис. Я тоже была набожная, как Энни, когда могла распоряжаться своими ногами, но я не была такой упрямой. Она находит стыд даже в радиомузыке. Энни утверждает, что это новое изобретение дьявола, а я сказала ей, что она не идет в ногу со временем. Она даже не позволяет своему мальчику ходить в кино, и я сказала ей, что с мальчиком могут случиться куда более скверные вещи, чем невинные развлечения. Могут и случаются.

Она замолчала. Ее шишковатая рука с трудом поднялась с покрытых простынью колен.

– Слышите? Говорят о дьяволе.

Повернувшись всем телом, она обратила лицо к окну. За стенами дома напротив спорили два женских голоса.

Один из них густое контральто явно принадлежал полной негритянке. Я уловил обрывки сказанной ей фразы: «так слушайте... из моего дома... строить глазки моему сыну... убирайтесь... мой сын...»

Другой голос был сопрано, резкое от страха и гнева.

– Неправда! Это ложь! Вы сдали мне комнату на месяц... Низкий голос рассек его как удар.

– Убирайтесь... Укладывайтесь и убирайтесь! Можете получить остаток денег за оставшиеся дни. Они понадобятся вам на спиртное, мисс Чампион. Дверь снова хлопнула и юношеский голос проговорил:

– Что здесь происходит? Мама, ты выгоняешь Люси?

– Это тебя не касается, это не твое дело. Мисс Чампион уезжает.

– Ты не можешь с ней так обойтись.

Юноша говорил высоким обиженным голосом.

– Она заплатила до конца месяца.

– Она уезжает, это решено. А ты, Алекс, иди в свою комнату. Что бы сказал твой отец, если бы услышал, как ты разговариваешь со своей матерью? – Делай то, что велит тебе мать, – сказала девушка. – Во всяком случае, после таких оскорблений я здесь не останусь.

– Оскорблений! – с издевкой повторила пожилая женщина. – Я говорила только о фактах, мисс Чампион, и я сказала еще не все. Я не стану поганить язык другими, пока здесь слушает Алекс...

– Какими другими?

– Вы знаете какими. Я сдаю свою хорошую комнату не для того, для чего вы использовали ее прошлым вечером. Вчера вы принимали у себя в комнате мужчину и не пытайтесь лгать и изворачиваться.

Если Люси и ответила, то так тихо, что ничего не было слышно. Миссис Неррис внезапно появилась у кухонного окна. У меня не было времени отодвинуться из поля ее зрения, но она не подняла глаз. Лицо ее было каменным. Она опустила окно и задернула штору.

Тяжело дыша и улыбаясь, старая женщина откинулась на подушки.

– Вот как. Выходит дело, что Энни промахнулась. Я бы сказала, что она сама напросилась на неприятности, сдавая комнату этой молодой особе, Люси, когда у нее в доме взрослый парень.

И она добавила с прямотой очень старого человека, которому нечего терять, кроме своей жизни:

– Черт возьми, если она действительно уедет, то больше не будет ссор, которые можно послушать.

Я встал и тронул ее худое, обтянутое фланелью плечо.

– Очень приятно было с вами встретиться, тетушка.

– Мне с тобой тоже, сынок. Надеюсь, ты найдешь себе лучшую работу, чем ходить по домам. Я знаю, каково все время быть на ногах. Я всю свою жизнь готовила в больших домах. Нужно заботиться о своих ногах.

Ее голос тянулся и тянулся за мной, как бесконечная паутина.

Я вернулся к своей машине, отвел ее немного вперед и поставил так, чтобы можно было наблюдать за домом Неррисов. Моя работа связана с ходьбой и ездой, но главным образом – с сидением и ожиданием. В машине было жарко, но она была мне нужна как прикрытие. Я снял пиджак, сидел и ждал. Секунды медленно складывались в минуты, как стопки разогретых центов. В два, по моим приборным часам, с другого конца Мезон-стрит въехало желтое такси. Оно замедлило ход, посигналило перед домом Неррисов, потом развернулось и остановилось у тротуара за «фордом». Из дома вышла Люси в шляпке и с сумочкой в руке. За ней Алекс Неррис, теперь полностью одетый, тащил два одинаковых чемодана. Шофер поставил их в багажник, и Люси неохотно и робко забралась на заднее сиденье. Алекс смотрел, как машина скрылась за поворотом. С крыльца за ним следила мать.

Я, отвернувшись, проехал мимо них и последовал за такси к Гидальго-стрит, до Мейн, потом к югу от Мейн. В этом направлении находилась железнодорожная станция и я был почти уверен, что Люси спешит к поезду. Такси повернуло на улицу, ведшую к станции, и подвезло Люси к платформе. Она прошла на станцию. Я остановился за зданием и направился к задней двери комнаты ожидания. В тот же момент вышла Люси. Лицо ее было густо напудрено, волосы подобраны под шляпу. Не взглянув на меня она подошла к стоянке такси на другой стороне улицы и села в черную с белым машину. Пока шофер забирал с платформы ее багаж, я развернул машину. Черная с белым машина поехала к северу от Мейна, к шоссе, потом два квартала вдоль шоссе. Затем она замедлила ход, резко повернула налево под натянутое над двумя столбами полотнище с надписью:

МОТЕЛЬ «ГОРНЫЙ ВИД» И СТОЯНКА ПРИЦЕПОВ

Я проехал мимо и развернулся на следующем перекрестке. Вернувшись, я успел заметить, как белое с черным такси отъехало без пассажира.

Я остановил машину недалеко от полотнища с надписью и скользнул на другую сторону сиденья. Мотель «Горный вид» и стоянка прицепов размещались на бесплодной земле между шоссе и железной дорогой. Они обладали горным видом в такой же степени, в какой им располагало любое высокое здание в Белла-сити. Сквозь проволочную ограду, оплетенную лозами дикого винограда, я видел два-три десятка домов-прицепов, лежащих на грязной площадке, как киты на берегу. Вокруг них и под ними играли дети и собаки. На другой части двора стояло Г-образное здание из бетона, пробуравленное двенадцатью окнами и двенадцатью дверями. На правой двери висела табличка «Офис». На его низком бетонном крылечке стояли чемоданы Люси.

Она вышла в сопровождении толстого человека в тенниске. Он подхватил чемоданы и отвел ее к седьмой двери на углу постройки. Даже с такого расстояния Люси казалась неестественно скованной от напряжения.

Я въехал во двор и остановился перед офисом. Это была мрачная комната, разделенная надвое невысокой раскрашенной деревянной перегородкой. У двери стояла потертая брезентовая кушетка. По другую сторону перегородки находилось заваленное бумагами бюро, неубранный диван-кровать, и надо всем этим господствовал кислый запах кофе, исходящий из электрической кофеварки, полной зерен. Грязная карточка, висящая на перегородке, гласила: