Рождение Руси - Рыбаков Борис Александрович - Страница 46

К счастью, молчание монахов-летописцев можно компенсировать тремя видами материалов. Во-первых, археологические раскопки открывают нам множество подлинных памятников народной жизни: поселения, жилища, система хозяйства, утварь, одежда, обычаи и верования – все это стало достоянием исторической науки и позволило говорить вполне конкретно о крестьянах и ремесленниках. Русская буржуазная археологическая наука пренебрегала изучением скромных остатков народного быта, увлекаясь более эффективными раскопками княжеских курганов.

Вторым источником наших сведений о народе, его мыслях и чаяниях является собственное народное творчество, фольклор.

Величественные былины повествовали о недавнем (для людей Киевской Руси) героическом прошлом, древние письменные сказания говорили о догосудар-ственной старине, волшебные сказки, вынесенные из далеких глубин первобытности, загадки и пословицы выражали глубокую народную мудрость и служили одним из средств умственного развития молодежи. Фольклор сохранил и комплекс языческих представлений: свадебные песни и надгробные плачи, заговоры, заклинания, обрядовые хороводные танцы. Многое из того, что зафиксировано наукой в XIX веке, восходит к эпохе Киевской Руси, а иногда и к более ранним временам.

Третьим неоценимым источником является язык народа, на основе всех богатств которого создавался древнерусский литературный письменный язык. Язык раскрывает глубину познания природы, систему хозяйства, социальных отношений, сложный счет родства, унаследованный от родового строя, культурные связи с соседями, народные познания в математике и астрономии и многое, многое другое.

Из этих трех источников мы можем не так-то уж мало узнать о народных массах Киевской Руси.

Фреска «Коляды». XI в. Киев. Софийский собор. Пропись Ф.Г. Солнцева. Середина XIX в.

Русские крестьяне X-XII веков селились небольшими неукрепленными деревнями и селами. Древнее название для сельского поселения было "весь". Центром нескольких деревень являлся "погост", более крупное село, в котором был сосредоточен сбор феодальных оброков.

Крестьянские избы и хаты представляли собой небольшие жилища, топившиеся по-черному так, что дым из печи обогревал все внутреннее пространство и лишь потом выходил в небольшое оконце. На севере избы рубили из бревен и ставили прямо на земле; деревянного пола не было. На юге, используя сухость почвы, хаты глубоко врезали в землю, так что в них приходилось, как в землянку, спускаться по двум-трем ступенькам. Печи на севере делали очень большими (то, что называется "русской печью") на особых срубах, а на юге довольствовались небольшими глинобитными печами или каменками.

Рядом с избами иногда располагались хозяйственные постройки, небольшие овины-"шиши" для сушки снопов, крытые глубокие ямы для жита, упомянутые в "Русской Правде".

Подвески-амулеты. XI-XII вв. Курган в Смоленской губ. Медь, литье

Среди домашней утвари следует упомянуть ручные жернова для размола зерна, бывшие почти в каждом доме, деревянные бочки, корыта, глиняные горшки, корчаги. Освещались избы лучиной или глиняным светильником-каганцом с просаленным фитилем.

Интересной археологической находкой являются каменные пряслица для веретен. Их делали из розового шифера на Волыни, где есть большие залежи этого камня, и продавали по всей Руси. Горожанки, знавшие грамоту, надписывали на них свои имена (быть может, для того чтобы не перепутать веретена на посидел-

ках?), а неграмотные крестьянки помечали их метками и рисунками.

Ткани делали из льна, шерсти и конопли. Знали сложное рисуночное тканье и вышивку. Женщины любили носить украшения: серебряные или бронзовые височные кольца, подвешенные к кокошнику, мониста, браслеты, сделанные местными мастерами в соседнем погосте. Бусы из заморских камней покупали, вероятно, у забредавших в деревни купцов-коробейников.

Если мы хотим воспроизвести картину жизни древнерусской деревни, для которой археологические данные представляют достоверный, но отрывочный материал, то нам нужно обратиться к облику русской крепостной деревни XVIII-XIX веков.

Несмотря на то что от времен Мономаха до времен Радищева прошло семь столетий, русская феодальная деревня изменилась очень мало. Прошедшие века поступательного развития феодальной формации сказывались на эволюции города, росте культуры феодалов, но деревня оставалась почти на прежнем уровне, являясь воплощением той рутинности, о которой писал Ленин. По-прежнему пахали сохой и простым плугом, применявшимся еще в Киевской Руси, сеяли те же злаки, разводили тех же животных, жили в таких же курных избах, освещаемых лучиной, ходили в домотканых одеждах, украшенных умелыми руками женщин. Даже зерно во многих деревнях мололи еще на ручных жерновах древнего типа. Феодализм рос и развивался за счет крепостного крестьянства, почти ничего не давая ему на протяжении целого тысячелетия.

Отличием деревни XI-XII веков от более поздней было то, что христианская церковная организация еще не проникла в нее. В деревне по-прежнему господствовали старые языческие обряды; над умершим насыпали высокие курганы, а кое-где, как в лесной земле вятичей, совершали еще обряд трупосожжения. Впрочем, церковную десятину, налог в пользу епископа, вероятно, платили и христиане, и язычники.

Крестьянство эпохи Киевской Руси было очень многообразно по степени своей свободы или зависимости.

Были в глухих местах, куда еще не заглядывали ни боярские, ни княжеские "рядовичи", совершенно свободные крестьяне, не знавшие никаких форм подчинения отдельных крестьянских семей, приобретавших хозяйственную независимость от рода, но еще не окрепших, неустойчивых и легко попадавших под временную или постоянную власть более крупного (а следовательно, и более устойчивого, экономически сильного) землевладельца. С рождением такого земского боярства должна была кончиться крестьянская свобода. Никакие источники не говорят нам об этом глубинном процессе; о нем можно только догадываться.

Одной из сравнительно легких форм крестьянских повинностей был оброк, или повоз, – уплата натурой, частью ежегодного крестьянского дохода. Более тяжелой формой была барщина, необходимость работать не на своей, а на господской пашне или строить господину замок, город, хоромы. В те времена личное, феодальное тесно переплеталось с государственным и не было еще строгого разделения государственного налога и феодальной ренты, а каждый феодал – князь, боярин, игумен – по-своему определял норму эксплуатации.

Крестьян обычно называли смердами, хотя этот термин и не вполне ясен. Возможно, что он означал не деревенское население вообще, а лишь зависимых от князя (и боярина?) крестьян. Применялся и более неопределенный термин "люди". Лично несвободное население называлось холопами и рабами. Временно несвободные люди, попадавшие в долговую зависимость за "купу" (ссуду), назывались закупами. Их положение было несравненно более тяжелым, чем положение смердов, так как закуп часто должен был работать на господском поле, очевидно под присмотром, и жить на дворе того, кто дал ему купу. Отлучиться со двора он мог только с разрешения господина по особо важным делам (поиски денег, жалоба).

У крестьян существовала круговая порука: если, например, около какой-то деревни находили мертвое тело, а убийца не был найден, то штраф распределялся между всей "вервью". Вервь – первоначально родовая, а впоследствии соседская община; она могла охватывать и несколько деревень. Мы не знаем точных соответствий, но можно думать, что погост и был центром верви.

Жизнь древнерусского крестьянина была нелегкой не только потому, что трудна была его борьба с природой, но и потому, что развивавшиеся феодальные отношения всей своей тяжестью ложились на крестьянство. Помимо той доли труда и отчуждаемого крестьянского продукта, которая шла на общественно полезные функции государства (постройка оборонительных линий, прокладка дорог, строительство городов), много тратилось на княжескую роскошь, на бессмысленные усобицы.