Тени снов - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 16

Во сне нельзя предать, ведь правда?

Или – если ты предал во сне, значит, давно уже готов к этому наяву?

А может быть, мне все это снится? И Эн Эйко с ее дерганым братцем, и атака псилонцев. Или хотя бы только атака? Сейчас я проснусь, и окажется, что гонщики проследовали дальше, никакого «Лоредана» нет и в помине, а мне надо покупать букетик цветов и идти к Ольге Ноновой свататься. Отец Виталий, наверное, так истолкует мой кошмарный сон, в котором немолодая учительница вдруг проявила себя героиней.

Нет. Это не так.

Все наяву.

Просто ожили древние страхи, воплотились в явь страшные сны.

Расплывчатые, неясные тени, которые так приятно было представить вечером, под одеялом, отложив книжку о Смутной войне, – они вернулись. Обрели плоть и кровь. И захотели нашей крови.

Неужели они не понимают, что прошло почти две сотни лет, что сейчас – мир?

Не могут не понимать. Они умные, очень умные, пси-лонцы.

Значит, приказ, отданный сгинувшими давным-давно правителями, значит для них так много?

Или просто-напросто, увидев, что на планете по-прежнему земное поселение, они решили, что война была проиграна, а их раса уничтожена подобно сакрасам? И пошли в последний, беспощадный бой, желая если не победить, так хотя бы дорого отдать свою жизнь?

Тени. Тени из прошлого. Зажги тысячу лампад, уставь свечами храм, выйди под солнце – они все равно приползут. Из победоносной войны, из овеянных легендами подвигов. Как там звали пилота, протаранившего «Лоредан»? Уже и не помню. Подвиг остался в скупых строках военных архивов. А жертвы его подвига – приползли по месту назначения, чтобы достойно погибнуть.

Они ведь обречены. И не могут этого не понимать.

Но когда ты лишь тень – тебе уже не больно.

– Алексей?

Я покосился на Артема. Мальчик шел рядом со мной, его сестра – чуть впереди.

– Да?

– Ты здесь всю жизнь прожил?

– Угу.

Наверное, хочет сказать, как это скучно. Что ж, я и сам понимаю.

– И никуда не приходилось улетать?

– Нет.

Он как-то хмуро улыбнулся.

– Я тебе завидую.

– Чего?

– Когда-то я мечтал путешествовать. Потом перестал.

– Почему?

Артем пожал плечами:

– Да потому что у всех путешествий бывает конец.

– А у тебя проблемы, верно? – осторожно спросил я.

– Еще какие.

Теперь он больше не выглядел замкнутым. Скорее – обреченным. Будто делал что-то по инерции, потому что надо, ни удовольствия не получая, ни на удачу не надеясь. Так можно писать контрольную, зная, что все равно не сдашь.

– Ты не переживай, – сказал я. – Уверен, выпутаетесь. Сейчас затаимся, потом вы с Эн улетите.

Улыбка у него была хорошая. Только он ни капельки мне не поверил.

– Не выйдет. Ты еще увидишь, правда.

Почему я его утешал?

Кто из нас сейчас больше нуждался в утешении? На моих глазах гибла наша маленькая община. Впереди не оставалось совсем ничего. И шансы выжить были такие смешные, что их даже сосчитать невозможно.

И все-таки мне хотелось утешать этого мальчишку, странного чужака, так неудачно попавшего в наш маленький тихий мирок. Будто за ним стояли свои тени и большая беда, чем горящая планета.

– Ты боишься умереть? – спросил я.

– Нет, что ты, – без всякой рисовки ответил Артем. – Ни капельки. Ой, кто это?

Эн, идущая впереди, остановилась, в ее руке тускло блеснул металл. Я кинулся вперед, схватил ее за кисть, закричал:

– Стой! Не вздумай! Это абори!

Как это произошло, я и не заметил – только ее руки уже не было в моей. Девочка презрительно посмотрела на меня:

– И что с того? Я знаю, они потенциально опасны.

Абори лениво шел нам навстречу. Чихая, сморкаясь, отплевываясь комочками слизи. Среднего возраста, пожалуй. Вздумалось же ему побродить.

– Мир и любовь! – крикнул я.

– Он опасен! – упрямо сказала Эн.

– Ты не представляешь насколько! – рявкнул я. – Эн, эти существа излучают направленные микроволновые пучки. Это первое. Они имеют телепатический контакт друг с другом. Это второе. Они эмпаты и жестоко мстят за гибель любого из собратьев. Убьют и тебя, и всех, кто тебе дорог. Это – третье.

Эн глянула на Артема. Заколебалась.

– А если его не трогать?

– Тогда все будет нормально. Они не агрессивны. Им ничего от нас не надо, понимаешь? Ничего!

Абори приблизился. Зачавкал, набирая воздух, потом прогнусавил:

– Мир и любовь.

Взяв Эн за руку, я стал осторожно обходить абори по кругу. Артем шел рядом, держась так, чтобы мы прикрывали его от туземца.

– Мир и любовь. – повторил абори. Запустил руку в складки плоти, поковырялся. И шагнул в нашу сторону.

Диаметром жемчужина была сантиметра три. Не меньше «Плазменного Цветка». Но вдобавок она имела огненно-алую окраску, что само по себе чудовищная редкость.

Абори терпеливо ждал.

Моя рука сама поползла к резервной фляге. И застыла.

Сколько нам придется просидеть в бункере? Пару часов? Сутки? Двое суток? У Эн и Артема воды нет вообще. Найдется ли в бункере неприкосновенный запас – бог весть.

– Знаешь, дружок, не до того, – сказал я. Развел руками. И мы двинулись дальше.

Абори не удивился – они нечему не удивляются. Потоптался на месте и двинулся следом.

– Это ведь ваш экспортный продукт? – спросил Артем.

– Да, единственный, – подтвердил я.

– И этот шарик должен дорого стоить? Почему ты его не взял?

– Его надо менять на воду.

– У тебя же есть фляжка.

– Деньги нельзя пить, Артем.

– Логично, – легко согласился он.

Разрыв между нами и туземцем постепенно увеличивался. Но он не унывал – шел следом, покачиваясь, почесываясь, издавая невнятные булькающие звуки. Эн явно нервничала, поминутно оглядывалась.

– Не бойся, он не тронет, – сказал я.

– Я не боюсь за себя, – отрезала девочка.

– Укроемся в бункере, он побродит, да и уйдет, – пообещал я. – Повезло, что псилонцы не знают про точку «дельта».

– Про нее нет никакой информации, – угрюмо отозвалась девочка. – Даже в имперских архивах. Во время войны такое случалось – по соображениям секретности уничтожались какие-то документы, и про склады, базы, космодромы забывали начисто. Недавно на Эндории обнаружили подземный автоматический завод, он все эти годы штамповал обоймы для десантных бластеров. Умели тогда строить.

Мне опять стало не по себе. Дурацкие мысли лезли в голову, совсем дурацкие. Возникающие порой в отдалении вспышки и клубы дыма оптимизма не прибавляли. Псилонцы расправлялись с нашей общиной.

Когда мы дошли до бункера «дельта», абори отстал уже на полкилометра. Замаскированный люк я нашел быстро – это искусство не забывается. Очистил от пыли контрольную панель на бетонной плите, приложил руку. Древний механизм поразмыслил и выдал зеленый сигнал. В военное время почти полностью отказались от замков, реагирующих на конкретную личность, достаточно было опознания «человек – чужой».

Ведь можно предать страну, можно предать планету. Но где тот безумец, что способен предать человеческий род?

По узкому бетонному колодцу мы спустились на двадцатиметровую глубину. Я открутил винтовой запор на тяжелом стальном люке, откинул.

– Освещение работает, – удивленно сказал Артем.

– Оно включается, когда кто-то входит в бункер, – объяснил я. – Первый раз я тут побывал, когда был младше тебя.

Мы стояли в длинном коридоре, с редкими лампами под потолком и еще более редкими стальными дверями.

– Дальше – технические помещения, – сказал я. – Идти смысла нет. Лучше на боевой пост, там кресла и можно посидеть.

Дети как-то притихли. Я пошел вперед, выискивая на стенах оставленные когда-то копотью и фломастером отметки. Углядел даже свою корявую роспись – это считалось высшим шиком, оставить след на стене мертвого бункера. Какие мы были маленькие и глупые.

– Боевой пост. – Эн указала на символы над одной из дверей.