Потерянная долина - Берте (Бертэ) Эли - Страница 30

– Попробуй замолвить словечко графу об одном из твоих друзей, которому очень хотелось бы с ним познакомиться.

Они поговорили еще несколько минут об этом. Арман немного стеснялся бесцеремонности своего товарища, однако ничего ему не сказал, а только взял с него обещание не являться в Потерянную Долину до тех пор, пока сам не узнает, согласны ли там его принять.

Разговор с Раво немного успокоил Вернейля. Прежде чем покинуть трактир, он перекинулся несколькими словами с Клодиной, которую увидел на крыльце, и похвалил ее детей. Супруга Вольфа, весьма довольная этим знаком внимания, покраснела, улыбнулась и произнесла с тяжелым вздохом:

– Ах, полковник Фернейль, если пы фы пошелали!

Возвращаясь в Потерянную Долину, Арман уже не гнал лошадь. Он ехал спокойно, и совсем иначе относился к происшествиям, которые чуть было не расстроили его рассудок. С помощью своего верного Раво Вернейль надеялся в другой раз уже не поддаться подобной слабости.

В таком расположении духа въехал он во двор дома и спросил у слуги, взявшего у него поводья лошади, где находится граф, и, узнав, что тот в оранжерее, тотчас отправился туда.

Оранжерея через внутреннюю дверь сообщалась с той частью дома, где прежде находилась комната Галатеи, и через эту дверь девушка выходила по ночам на тайные свидания с капитаном. Арман, направляясь к оранжерее, должен был пройти мимо большого померанцевого дерева, которое когда-то было свидетелем их нежных излияний и под которым накануне ночью он видел призрак Галатеи. С гулко забившимся сердцем Вернейль поспешил обойти его, даже не подняв глаз на затворенные окна комнаты Галатеи.

Оранжерея в это время года была почти пуста. В ней остались только некоторые тропические растения, стишком нежные для того, чтобы выносить свежесть весенних ночей в этой гористой местности. Обнаженные стеклянные стены придавали ей такую звучность, что шаги Вернейля по гранитному полу пробуждали тысячу маленьких отголосков.

Граф, вооруженный секатором, которым обрезал завядшие листья великолепного ананаса, обернулся. Увидев Армана, он удивленно приподнял брови, но тотчас овладел собой.

– Вот видите, дорогой Арман, – сказал он, идя ему навстречу, – граф де Рансей сохранил привычки садовника Филемона.

Взяв Вернейля за руку, он усадил его подле себя на скамью, над которой лианы из девственных лесов Америки образовывали нечто вроде свода. Это было любимое место графа, тут он читал свои старые философские книги и размышлял.

Никогда еще старик не выказывал своему родственнику столько радушия и благосклонности. Потому момент показался Арману благоприятным, чтобы поговорить о Раво. Он попросил позволения представить графу своего друга и не думал, чтобы такая простая вещь могла встретить какое-нибудь возражение. Каково же было его удивление, когда он увидел, что лицо графа омрачилось!

– Это невозможно, – сказал он сухо. – Что вы, полковник? Ввести чужого в наш дом, где столько воспоминаний трепещет, столько страстей кипит под наружным спокойствием! Притом я иногда бываю угрюм, молчалив и не желал бы подвергать гостя капризам своего мрачного нрава. Вы обяжете меня, если не станете настаивать на своей просьбе.

И видя, что Арман поражен этим неожиданным отказом, продолжал дружески:

– Так вам в самом деле скучно у нас и потому вы вне нашего семейства стараетесь найти развлечение?

– Нет, ничего похожего на скуку я не испытываю в Потерянной Долине, но меня мучают тяжкие воспоминания, горькие сожаления... Я упал духом и...

– Понимаю, – кивнул старик. – Но так и должно быть. Поэтому не жалуйтесь на свои страдания – они одни могут очистить вас в глазах того, кого вы оскорбили... Я хочу сказать – в глазах Божьих.

Граф произнес это с такой страстью, что подозрения Раво показались Вернейлю не такими уж беспочвенными.

– Однако, дорогой Арман, я постараюсь сократить ваше наказание в этом доме, некогда столь мирном и счастливом, – пообещал старик. – Скоро мы все оставим его, обещаю вам это.

– Как, граф, вы решились...

– Газеты, пришедшие сегодня из Франции, сообщают важные новости. С минуты на минуту может начаться война, и тогда ваш брак с мадемуазель де Санси будет отложен на неопределенное время. Мы должны поспешить воспользоваться добрым расположением вашего императора.

Арман собрался было возразить, но вовремя опомнился.

– Что ж, пусть совершится этот брак, если так нужно, – сказал он. – Это будет сделка честолюбия, потому что я никогда не полюблю этой горделивой наследницы. Да, я женюсь, и большей жертвы от меня нельзя требовать.

– Я знал, что вы согласитесь, – произнес, вставая со скамьи, граф с иронической усмешкой.

В ту минуту, когда они вышли из оранжереи, в дверях дома появились виконтесса и виконт. Арман с изумлением увидел, что их сопровождает Раво.

– Кто это там? – спросил граф раздраженным голосом, останавливаясь. – Мсье де Вернейль, ваш друг мог бы дождаться по крайней мере моего соизволения прийти сюда.

– Извините его, граф, – ответил Арман. – Если его присутствие вам так неприятно, я попрошу его уйти. Только, ради Бога, не забывайте, что это человек добрый, умный и заслуживает уважения.

Раво, приблизившись, почтительно поклонился графу, стараясь не замечать сердитых взглядов Вернейля.

– Прошу прощения за бесцеремонное вторжение, сударь, – сказал он довольно развязно. – Полковник, должно быть, уже говорил вам о Раво, о капитане Раво из шестьдесят второй полубригады... – он снова поклонился. – Это я, и смею надеяться, что граф де Рансей проявит ко мне расположение. Я уже говорил сейчас этому молодому господину и этой любезной даме, что нельзя насильно вытолкать Раво из дома, где дружески принят Арман де Вернейль.

Довольно оригинальные манеры Раво, как ни странно, несколько растопили холодность графа.

– Я вижу, сударь, – сказал он, – что мои дети постарались заменить меня. Мне остается только поблагодарить их за усердие.

Виконт смущенно отвел глаза, а своенравная Эстелла возразила с живостью:

– Отец, ты никогда не простил бы нам неуважение к заслуженному воину, объявившему себя другом нашего родственника.

Граф сердито посмотрел на нее, но промолчал.

– Капитан Раво, – сказал Арман, – я не надеялся увидеть вас так скоро. Возможно, ваше присутствие стеснит графа де Рансея...

– Помилуйте, какое стеснение? – Раво удивленно приподнял брови. – Я не такой уж важный гость. Мне достаточно простого солдатского пайка, а что касается до помещения, то я желал бы, чтобы вы взглянули, как мало места занимает в вашей комнате мой чемодан и жиденький матрас, который я оставил у вашей постели. Армейский капрал, и тот не мог бы довольствоваться меньшим. Для чести шестьдесят второй полубригады мне должно остаться при вас. Моя ли вина, что полковник мой, храбрый, как лев, перед неприятелем, подвержен худым видениям?

Этот намек на ночное происшествие, заставивший Вернейля покраснеть, конечно, понят был и другими присутствующими, потому что виконт покраснел, а его жена отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

Раво с минуту наслаждался успехом своей выходки. Все молчали. Наконец граф с напускной веселостью сказал:

– Решительно, капитан Раво – смелый человек. Он узнал, что здесь обитают свирепые, негостеприимные дикари, в лапы которых попал его полковник Вернейль, и как истинный товарищ, отчасти силой, отчасти хитростью, вошел в логово людоедов, рискуя быть съеденным живым... Что ж, каннибалы примут одинаково радушно и того, и другого и не съедят их. Чувствуйте себя, как дома капитан Раво, – продолжал он. – Наш уединенный образ жизни не должен стеснять вас. Оставайтесь с полковником, который уже говорил мне о вас. Со своей стороны, мы постараемся сделать ваше пребывание здесь как можно более приятным. Надеюсь обеспечить вас пайком немного существеннее солдатского и предложить комнату поприличнее той, которую вы выбрали.