Стеклянное море - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 10

Генормисты. Антизаконная группировка, появившаяся в середине прошлого века. Ставит своей целью контроль за чистотой генофонда человечества. Деятельность заключается в пропаганде ужесточения генного контроля (легальные генормисты) и террористических актах в отношении нарушителей генных допусков (геннатуристы); теракты осуществляются боевиками из нелегальных генормистов.

«Книга Гор». Программный документ роддеров. Написана в две тысячи шестьдесят девятом году Салли Дженнингс, по некоторым данным – совместно с группой психологов, специалистов по подсознательному программированию поведения. В связи с этим в начале две тысячи восемьдесят третьего года проводился референдум по запрещению полного текста книги. Незначительным большинством голосов законопроект отклонен…

Говоривший закашлялся.

– Простыл? – поинтересовался я. И похолодел от ужаса. Машины не болеют.

Роботы не кашляют.

– У нас прохладно, – извиняющимся тоном ответил невидимый собеседник.

– Это где «у вас»?

– В Иркутске. Флаер приписан к общегородскому парку.

Несколько минут мы молчали. Я тихо бесился, представляя идиотизм ситуации. Принял человека за робота! Разговаривал с оператором, ведущим флаер, словно с машиной!

Но кто мог знать? Нигде в галактике такая система не использовалась. Если уж машине придавался водитель, то он в ней и сидел.

– Я не доставил много проблем своими вопросами? – осведомился я.

– Нет, что вы. Было очень интересно потревожить справочные службы. Я вначале решил, что предстоит скучный полет. Рад, что ошибся.

– Интересная работа? – небрежно спросил я.

– Вы не пробовали?

– Нет, никогда.

– Вполне интересно. Обычно обслуживаем туристов, развозим их по окрестностям, к озеру… А дальние полеты, как сейчас, редкость. Мое время, если откровенно, кончилось. Но я с удовольствием доведу флаер до алма-атинской посадочной зоны… Не против?

– Конечно.

– А вы издалека? Не тревожьтесь моим вопросом, он излишен…

– С Берега Грюнвальда.

Повторяя свою легенду, я мимоходом подбросил в нее несколько деталей – интересуюсь современными культурами земли, роддерами, генормистами и геннатуристами, собираюсь написать про них.

Мой собеседник явно оживился:

– Вы оптимист, молодой человек. Судя по вопросам, вы практически ничего о них не знаете.

– Взгляд неискушенного порой зорче, – ответил я. И поразился своей фразе – она возникла из ниоткуда.

– О, «Книгу Гор» вы все-таки читали, – одобрительно заметил оператор флаера. – «Взгляд неискушенного зорче, слова ребенка честнее, простые пути – верны».

Я заерзал в кресле. Не нравилось мне происходящее, ох как не нравилось. Кто-то ухитрился впихнуть в мое сознание неведомую раньше информацию. Или же тот самый эффект «предзнания», в который я никогда не верил? Считалось, что при туннельном гиперпереходе человек мог увидеть свое будущее… Ерунда. Случайные совпадения.

– Где вас высадить в Алма-Ате? – поинтересовался оператор. – Вы бывали в этом городе?

– Очень давно, – честно ответил я. – Думаю, он порядком изменился. Вы ничего не подскажете?

– Авиавокзал? – неуверенно предложил оператор. – Горно-туристский комплекс? «Хилтон»? Больше ничего и в голову не приходит…

– Во сколько мы прилетим в Алма-Ату?

– Около полудня местного времени. Уточнить?

– Не надо. Можно выяснить адрес руководителя местного роддер-клуба?

– Конечно. Решили начать изучение субкультуры изнутри? Похвально…

Слушая разговорчивого оператора, я рассеянно оглядывал пульт. Технически флаер был оснащен не хуже орбитальных истребителей Тара или других хроноколоний. И все же имел живого оператора – не то дублера машин, не то просто дополнительного участника «трудовых процессов». Если подобная работа существует после массовой колонизации окрестных звезд, то что же творилось в роддерские времена?

– Адрес найден. Выдать на пленке?

Я кивнул, уже не слушая оператора. Мне вспомнился разговор с Лансом – давний, еще до того, как в экипаж «Терры» вошли Редрак и Данька, в ту пору, когда мы болтались по галактике, выискивая следы Земли.

Кажется, все началось в Гесмодее, на «бирже». Так называли открытый ресторанчик возле самого космопорта. В нем можно было просидеть весь день, заказав лишь пару дешевых напитков, чем большинство посетителей и пользовалось. Все они имели то или иное отношение к космическим кораблям: пилоты и техники, энергооператоры и оружейники, свежеиспеченные выпускники училищ и скрывающиеся от полиции бандиты. За неделю нанимали не более одного-двух завсегдатаев биржи. Но оптимизм оставшихся не уменьшался. Они приходили за несколько часов до открытия, отстаивали перед посторонними свои столики – нередко с помощью атомарников.

– Хорошо, что я родился на Таре, – сказал тогда Ланс. – Право на труд у нас охраняется законом, работой обеспечиваются все.

Я усмехнулся. Монархический коммунизм – так я про себя окрестил общественный строй Тара. Хотя, честно говоря, ближайшей аналогией Тару был Кувейт.

Именно тогда я задумался над проблемой места в жизни, которая омрачала существование большинства людей. Дело было даже не в том, что не хватало рабочих мест. Всегда имелись работы, с которыми не справлялась техника, точнее, справлялась, но слишком дорогой ценой. Гораздо проще нанять человека, который будет собирать в топких болотах Рапенга драгоценные pan-цветы, чем строить для этого сложный кибернетический агрегат. Проще иметь живой обслуживающий персонал и уж наверняка лучше нанять солдат, обезопасив себя от вечной проблемы перепрограммирования боевых роботов. Человек, при всех его недостатках, очень выносливый, гибкий и даже преданный работник. Абстрактные понятия веры, любви, патриотизма делают его надежнее любой машины.

Но такие же абстрактные величины – гордость, честолюбие, любопытство – резко ограничивали сферу человеческой деятельности. Сборщик pan-цветов мог не устоять перед искушением попробовать наркотическую пыльцу. Официант, прислуживающий за ресторанными столиками, вовсе не испытывал удовольствия, обслуживая полупьяных бездельников. Любой лейтенантик или капитан в орбитальной крепости, набитой оружием и контролирующей всю планету, подвергался постоянному искушению взять власть в свои руки.

Люди оказались в ловушке между двумя крайностями. Низкоквалифицированный однообразный труд устраивал лишь дебилов, а сложная, связанная с техникой и властью работа сводилась к минимуму и доверялась лишь абсолютно надежным людям.

На планетах хроноколоний основную массу недовольных поглощало сельское хозяйство. В производстве продовольствия можно было разбогатеть и сделать невиданную карьеру. Правительствами такой отток населения только поощрялся. Земля же в крестьянах попросту не нуждалась.

Я задремал, слушая сквозь сон пояснения оператора: мы пролетали над станцией связи Абаза, над тувинским заводом гипердвигателей, над границей испытательного полигона… Глянув вниз с высоты нескольких тысяч метров, я увидел желто-бурую степь с разбросанными по ней черными пирамидками. Над некоторыми воздух дрожал жарким маревом, одна пирамидка тускло светилась. Я не стал интересоваться, что там испытывают на бывшем ядерном полигоне. Наверняка не меньшую гадость.

Потом под нами проплыла голубовато-белая полоска Балхаша. Оператор сообщил, что управление берет алма-атинская станция, и попрощался.

Согнав сон, я еще раз продумал свои действия. Обосноваться в гостях у местного предводителя роддеров. Сменить одежду – в ближайшем неавтоматическом магазине, выбирая вещи попроще и подешевле. Найти парк, где мы когда-то встретились с Терри, и ждать ее там каждый вечер. Если парк еще существует.

Флаер начал заходить на посадку – довольно резко, но гравикомпенсатор избавлял от неприятных ощущений. Я уставился сквозь прозрачный колпак кабины, разглядывая лежащий у подножий Алатау город.

Вот так возвращение на родину…

Лозунг «Превратим Алма-Ату в город-сад!» мне всегда нравился. Несмотря на его утопический оптимизм и приказной тон. Но нельзя же превращать лозунги в реальность так буквально! Подо мной раскинулось ярко-зеленое море с целым архипелагом разноцветных островков-домиков. Над ожившей утопией в нереально чистом, лишенном и следов туч небе взлетали, опускались и просто парили яркие точки флаеров. Мне стало не по себе. Я любил прежнюю Алма-Ату – и понял это лишь сейчас. Конечно, я никогда не считал венцом архитектурного творчества гостиницу «Казахстан», президентский дворец или бани «Арасан». Ну а хрущевские многоэтажки или элитарные монолитные дома в микрорайоне «Самал» должны были развалиться сами собой. С этим все вполне ясно. Но какая-то преемственность в архитектуре должна существовать? Я не видел даже следов той четкой «шахматной» планировки, которая мне всегда нравилась. Живописный беспорядок, зелень садов и разноцветные домики. Выделялись лишь несколько башен, белоснежный дворец в центре и беспорядочное нагромождение огромных тускло-зеленых шаров на горе Кок-Тюбе, занявшее место телевышки… Да еще несколько цилиндрических матово-зеркальных строений в разных точках города – различающихся размерами, но явно созданных по одному проекту. Красиво, но это уже не мой город! Мой исчез бесследно…