Спектр - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 92

«Да», – ответил Мартин.

Девочка спросила:

«А у вас вообще есть стаи?»

«Нет. Есть семьи… нации… государства… Но это другое».

«Я так и думала. Плохо».

– Ну что мне делать, а? – произнёс Мартин в пространство.

«Ты говоришь на своём языке?»

«Да».

«Извини, я не понимаю, когда ты говоришь на другом языке. Если ты возьмёшь меня с собой и примешь в стаю – я постараюсь его выучить. Я способная. У меня ещё есть время учиться».

«А ты допускаешь, что я не возьму тебя?» – с любопытством спросил Мартин.

«Да. Если у вас нет стай… я принадлежу к иному биологическому виду… я послужу обузой».

«Полицейский даже не поинтересовался, есть ли у нас стаи…»

«Полицейский – взрослый. Он уже не умеет думать».

Мартин кивнул. Вздрогнул, осмыслив сказанное:

«Что значит – не умеет думать?»

«Не уметь думать – это означает не уметь думать».

«Ты – думаешь?»

«Конечно».

«Другие дети?»

«Да».

«А взрослые?»

Девочка что-то прощебетала. Кажется, это было местным аналогом смеха:

«Извини, я думала, ты знаешь. Конечно же – нет».

«Ты поэтому убежала? Когда узнала, что я взрослый?»

«Да. Я растерялась. Я не сразу осмыслила, что ты – Чужой и умеешь думать, даже когда стал взрослым».

«Но ваши взрослые – говорят, – напомнил Мартин. – Они работают, ходят через Врата, управляют машинами…»

«Они это умеют. Это…» – Девочка замолчала.

«Рассудок?» – подсказал Мартин.

«Рассудок. Правильно. Они научились. Они были детьми, умели думать. Они узнали всё, что им нужно для жизни. И перестали думать. Думать – трудно. Думать больно и опасно. Если в мире нет неизвестных опасностей – тебе вовсе не нужно думать».

«Именно поэтому убийца… сошёл с ума?»

«Он не сошёл с ума, а пришёл к уму, – терпеливо сказала девочка. – Он встретил новую сущность – тебя. В детстве его не подготовили к встрече с Чужими. Ты вёл себя как шеали, но не был шеали. Рассудка не хватило, и ему снова пришлось думать. Он был шокирован разумом. Он заболел. Он не успел осмыслить новое и стал действовать как первобытный шеали – убивать слабых, чтобы спасти себя. Мне очень его жаль».

«Как шеали перестают быть разумными? – спросил Мартин. – Я хотел бы знать».

Девочка пристально смотрела на него.

«Извини, я только теперь поверила, что ты разумный. Ты принял новое сразу. Прости, я сомневалась».

«Ничего. Ты расскажешь мне, как шеали перестают быть разумными?»

«Да. А ты берёшь меня в свою стаю?»

«Ну не могу же я тебя тут бросить? Ты ведь умрёшь тогда».

«Я попробую выжить. Я умная, я что-нибудь придумаю. Можно уйти в леса и жить как дикари. Там есть хищники, но я сделаю…»

«Ты хочешь есть?» – спросил Мартин.

«Очень», – мгновенно ответила девочка.

«Какой же я дурак… Идём».

…Слава Богу, она не клевала принесённую официантом кашу, а ела чем-то вроде ложки. Начни девочка деловито стучать клювом по тарелке – опасность «шокироваться разумом» угрожала бы Мартину.

Но девочка шеали вела себя будто самая обычная человеческая девочка, проголодавшаяся и набросившаяся на вкусную еду. Энергично работала ложкой, с удовольствием запивала кашу фруктовым морсом. Мартин решил было попробовать кашу, но из осторожности спросил у официанта состав. Не могли такие крупные создания, как шеали, питаться только злаками!

Подозрения оправдались – помимо крупы, в кашу входил фарш из «живущего в земле». Возможно, речь шла всего-то о местных кроликах, обитающих в норах. Но Мартин, здраво рассудив, что в земле обитают ещё и черви, уточнять первоначальный облик фарша не стал, от каши отказался и попросил стакан морса.

Девочка аккуратно вытерла клюв салфеткой. Посмотрела на Мартина:

«Спасибо. Очень вкусно».

«Просто ума не приложу, что с тобой делать», – признался Мартин.

«На твоей планете меня сочтут человеком?»

«Человек – это двуногое животное, лишённое перьев, – печально процитировал Мартин Аристотеля. – Я не стану врать, на тебя всегда станут смотреть с опаской. Но тебя не обидят, Землю посещают много Чужих».

«Это ничего, – сказала девочка. – Я привыкну. Я успею выработать новые инстинкты».

«А тебе обязательно терять разум?»

«Я ещё не думала над этим, – призналась девочка. – Если у вас все разумны… Нет, не обязательно. Но ведь это трудно?»

«Быть настоящим человеком – это всегда трудно, – сказал Мартин, вновь прибегая к безотказной мудрости цитат. – Но неужели тебе хочется потерять разум?»

«Это не больно, – философски сообщила девочка. – Это рано или поздно случается со всеми. Вот сейчас я думаю, можно ли прожить всю жизнь, сохраняя разум, – и мне страшно. Как это – жить и думать? Всегда, до самой смерти? Разве ты не хочешь, чтобы всё стало легко и просто? Чтобы не приходилось бояться, сомневаться, страдать, отчаиваться, колебаться, раскаиваться?»

«Я как-то слышал одного старичка, – сказал Мартин. – Он выступал по телевидению, в таком шоу… где собирают всяких чудаков на потеху публике…»

«А у нас нет таких шоу, – сообщила девочка. – У нас нет взрослых чудаков. Извини, я перебила».

«Так вот, этот старик утверждал, что все беды на Земле – от любви, – продолжил Мартин. – Ты ведь знаешь, что такое любовь?»

«Знаю. Это волнующее эмоциональное состояние, одно из свойств разума. Я тоже люблю одного мальчика».

Мартин улыбнулся:

«Замечательно. Старик перечислял всякие беды, происходящие от любви. Говорил, что любовь заставляет людей совершать странные нелогичные поступки, жертвовать жизненным покоем, а то и самой жизнью. Он советовал никогда не любить, а если получится – то и не размножаться или размножаться искусственным путём. Говорил, что попробовал как-то заняться сексом…»

«Я знаю, что такое секс», – спокойно сказала девочка.

Мартин хмыкнул:

«Ага. В общем, ему и секс не понравился… Смешной такой старичок. И когда он говорил, то кое-что даже звучало логично. Ведь от любви люди и впрямь часто страдают… если посмотреть со стороны. Я на него смотрел и думал, в чём же он неправ. Так бывает, человек неправ, но в чём – сразу и не понять. Сказать, что любовь – это ещё и радость? Но нельзя же приводить радость в противовес горю! Это уже весы какие-то получаются, на которых взвешиваешь плюсы и минусы любви. А потом до меня дошло – этот несчастный старичок не понимает самого главного. Когда страдаешь от любви – это страдание светло. Это тоже радость, даже когда любовь безответна, когда тебе от неё – только печали и горести. Главное, что она есть – любовь. А у того старичка… может быть, что-то в ДНК неправильно, не знаю. Или он вообще лишён всех чувств, кроме вкусовых пупырышков на языке и удовольствия от мягкого дивана под седалищем. В общем, ему ничего не объяснить, как слепому цвета радуги… Так и с разумом, девочка. Он, конечно, штука коварная, и бед от него много. Но разум – счастье само по себе. А понять это может только тот, у кого он есть».

«Тот старичок – он говорил как наши взрослые, – заметила девочка. – Может быть, и у вас есть люди, которые перестали думать, которым хватает рассудка?»

«Может быть», – согласился Мартин.

«А ты кого-нибудь любишь?»

Странный это был разговор. Маленький ресторанчик на чужой планете, с посетителями, будто бы не замечающими Мартина. Собеседница – птенец Чужого. А тема разговора – разум и любовь. То, к чему всё и всегда сводится…

«Любил, – откровенно сказал Мартин. – Кажется, любил. А сейчас… – Он заколебался. И честно закончил: – Не знаю».

«Значит, любишь», – рассудила девочка.

Мартин улыбнулся.

«А ты днём спишь?»

«Последние тридцать лет – нет. – Мартин внимательно посмотрел на девочку, хлопнул себя по лбу. – Я и впрямь дурак. Ты хочешь спать?»

«Мы спим днём. Пока маленькие», – призналась девочка.

«Идём. Тут недалеко».

Недалеко – это было смело сказано, но через полчаса они подошли к гостинице. Мартин посмотрел вверх – солнце стояло ещё довольно высоко над горизонтом. Что ж, можно уложить девочку спать и потихоньку отправиться к доброму полицейскому за информацией об Ирине.