Спектр - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 90

А ещё юные шеали проявляли к Мартину живейший интерес. Сгрудились кучкой и загалдели, заклекотали, умеренно помогая разговору жестами крыльев. Пользуясь случаем, Мартин с ответным любопытством разглядывал шеали.

Самым интересным в их облике, пожалуй, были крылья. Называть их рукокрыльями не хотелось, слишком уж это слово отдавало летучими мышами. Шеали имели две кисти на каждом крыле – срединная развита слабее, но некоторые птички ловко ею орудовали, концевая походила на обычную человеческую ладонь и была начисто лишена перьев. Упругие крылья птенцов покрывали длинные маховые перья – у взрослых перья отсутствовали, а перепонка обвисала, так что крыло напоминало руку в слишком просторном рукаве.

Видимо, маховые перья выпадают с возрастом? Или их выщипывают? Например, во время первого брачного ритуала? И это – водораздел между детством и юностью. С ним приходят трудоспособность, ответственность, деликатность…

Мартин понимал, что занимается теоретическими изысканиями по изобретению велосипеда. Достаточно открыть справочник и прочитать – всё более или менее важные ритуалы шеали уже должны быть описаны. Но «пальм», в память которого было загнано немало интересного и по Шеали, и по Талисману, и по прочим планетам галактики, остался в гостинице. Да и к чему ему излишняя информация?

Впрочем, информация лишней не бывает. Особенно в свете полученного от ключника задания. «Сделай то, что должно…» Придётся посидеть над файлами.

От щебечущей стайки шеали отделился один птенец. Подбадриваемый писком товарищей, приблизился к Мартину. Что-то тоненько произнёс.

– Увы, не знаю ваш язык, – не теряя достоинства, произнёс Мартин и улыбнулся – очень аккуратно, не показывая зубов, для многих рас открытая улыбка служила угрозой.

И на всякий случай повторил свои слова на жестовом туристическом.

Птенец оглянулся на товарищей, явно подзуживающих его продолжить общение. И, слегка присев, неумело и косноязычно, но вполне понятно показал на туристическом:

«Вы говорить туристический?»

«Я говорю, – машинально ответил Мартин. Надо же! – Ты учил язык сам?»

«Я учила язык в яйце. Мама шла Вратами», – когда разговор завязался, птенец почувствовал себя увереннее и приблизился. Или приблизилась?

«Ты – маленькая женщина?» – спросил Мартин.

«Я – девочка, – гордо ответил птенец. – Мало практики, плохо говорю. Можно с вами говорить недолго? Я улучшу речь».

«Можно, – согласился Мартин. – Сядешь?»

«Да».

Птенец неуверенно взгромоздился на скамейку. Сел прямо – не совсем как человек, но и не как взрослый шеали. Его товарищи явно заскучали – разговор на жестовом был для них непонятен. Призывно загалдели – но птенец застрекотал в ответ, и явно разочарованные детёныши разбежались.

Мартин с улыбкой смотрел на «девочку», топорщащую жёлто-зелёный хохолок… так и хотелось сказать – «застенчиво топорщащую». Спросил:

«Как тебя зовут?»

«У меня пока нет имени. Я же девочка».

«Наши девочки имеют имя с самого рождения», – ответил Мартин.

«А мальчики?»

«Тоже».

Птенец задумался. Потом произнёс:

«Ты можешь звать меня просто девочкой. Мало девочек знают туристический язык».

«Хорошо. А ты можешь звать меня Мартин», – ответил Мартин, старательно передавая транскрипцию имени.

– Жар-ртин, – пискнул птенец.

– Мартин, – произнёс Мартин вслух.

– Мартин, – согласилась девочка.

«Ты замечательно произносишь звуки, – похвалил Мартин. – Ты могла бы говорить вслух».

«Трудно и не принято, – ответила девочка и сделала жест, обозначающий лёгкую печаль. – Все взрослые – лентяи».

Мартин засмеялся. Он вдруг понял, что и в обстановке, и в разговоре, и в облике птенца было что-то мультяшное, несерьёзное. Это Скруджу Мак-Даку с племянниками следовало сидеть на месте Мартина и общаться с инопланетной «уткой».

«Что тебя развеселило?» – заинтересовалась девочка.

«На нашей планете птицы неразумны, – честно ответил Мартин. – Но в придуманных для детей историях они бывают разумными, говорят и строят города… Я вдруг почувствовал себя персонажем придуманной истории».

«Это смешно, – согласилась девочка. – У нас тоже есть занимательные истории. А ты приехал к нам с родителями?»

«Нет», – с лёгким удивлением ответил Мартин.

«Тебя отпустили одного? Или ты убежал? – Девочка явно заволновалась. – Те, кто убегает с дома, попадают в разные опасности… но про них очень интересно читать».

«Меня не надо отпускать, – сказал Мартин. – Я ведь взрослый. Будь я маленьким, я был бы с тебя ростом».

Некоторое время птенец молчал, недоверчиво глядя на Мартина. Потом крылья взметнулись, рисуя слова:

«Извините. Я не знала».

Девочка шеали вскочила и бросилась к остальным птенцам.

Мартин вздохнул. Ну вот… а так замечательно всё начиналось. Неужели она испугалась взрослого инопланетянина? Вряд ли…

Тогда, вероятно, было нарушено какое-то правило птичьего этикета? К примеру, птенцу нельзя первым заговаривать со взрослым? Вот это уже похоже на истину…

Мартин вновь набил потухшую трубку, которую из деликатности отложил, едва к нему приблизился птенец. Закурил, попытался найти среди прыгающей у фонтана детворы фигурку его недавней собеседницы.

Тщетно. Как их различишь – птенцов желтопузых…

А детвора резвилась вовсю. Одежды шеали не носили, разве что пояса с карманами для всяких мелочей – но пояса были привилегией взрослых особей. Птенцы резвились голышом, если можно так сказать о существе, целиком покрытом перьями. Прыгали в неглубокий фонтан, скакали под струями воды, топорщили пёрышки, бежали по мелкоте, смешно хлопая крыльями о воду – будто собирались взлететь…

– А ведь они были водоплавающими… – пробормотал Мартин, сам поражённый неожиданной догадкой. И не важно, что для земных учёных происхождение шеали давно не являлось новостью. Мартину собственная догадливость понравилась. Он выпустил клуб дыма, полез в карман за фляжкой с коньяком. Сделал маленький глоток.

День был хорош – как только может быть хорош краткий миг передышки. Впереди – поиски Ирины, которых Мартин смутно боялся, заранее догадываясь об исходе. Впереди – неведомая миссия, возложенная на него ключниками.

Но пока можно было любоваться «спиралоконусом» чужого храма, наблюдать за веселящейся инопланетной детворой, дымить старым добрым «Мак Барреном» и тянуть армянский коньячок.

– Сноб, – повторил Мартин свой безжалостный диагноз. Вновь потянулся за фляжкой…

И тут день решил, что свою порцию безмятежности Мартин получил сполна.

Мирно шедший по аллее шеали скользнул по Мартину безразличным взглядом – и остановился как вкопанный. Присел, будто потерял равновесие, захлопал короткими крылышками. Мартин, не соображая, что происходит, смотрел на Чужого.

Шеали выпрямился. Сделал несколько неловких шагов. Снова посмотрел на Мартина – глаза становились всё безумнее и безумнее.

А потом шеали издал клокочущий шип – сделавший бы честь исполинской змее или простуженному тигру. Крылья схлопнулись, две пары кистей ощупали перевязь, расстегнули кармашки…

Мартин ещё ничего не понимал. Вот остальные шеали – понимали. Некоторые бросились наутёк, некоторые стали выгонять птенцов из бассейна. Но слишком медленно – грохот воды заглушал шипящий клёкот свихнувшегося шеали.

В том, что шеали спятил, сомнений уже не было. Он распахнул крылья – и в каждой кисти сверкало что-то металлическое, блестящее, острое…

Единственным оправданием Мартину служило то, что шеали бросился вовсе не в его сторону. Наверное, Мартин успел бы выхватить револьвер и расстрелять Чужого… но шеали одним прыжком оказался в бассейне. Крылья взлетели и упали – раздался тонкий писк, и что-то окровавленное рухнуло в воду.

Кровь у птенцов шеали была красная – совсем как у людей.

Мартин бежал к бассейну, а безумный шеали скакал среди разбегающихся птенцов, размахивая своим оружием – тонкими, как стилеты, ножами. Почти каждый удар находил цель. В воздухе метался зелёный и жёлтый пух, вода стала розовой – а над побоищем всё так же сверкали водяные струи и звучала тихая чужая музыка…