Профессионал - Гамильтон Эдмонд Мур - Страница 1

Гамильтон Эдмонд

Профессионал

ЭДМОНД ГАМИЛЬТОН

Профессионал

Как же чудесно смотрелся тянущийся ввысь прекрасный, сигарообразный корпус первой построенной руками человека ракеты, вызывая восторженные крики народа, вынужденного оставаться на Земле. Еще более восторженные крики вызывал бы этот космический снаряд, не поддерживай его сейчас стальные фермы.

"Почему, черт возьми, - думал Барнетт, - мне на ум приходят фантастические и к тому же дурацкие фразы, даже тогда, когда гляжу на обычные вещи?"

- У тебя не бегут мурашки по телу, когда ты смотришь на это чудо нашей космической техники? - спросил Дэн.

- Боже мой! Да! - Барнетт повел плечами, усмехаясь. - Более того, при этом он еще раз усмехнулся. - И мурашки и гордость. Ведь это я придумал ее! В августе месяце, тридцать лет назад, в своем романе "Звездная мечта" я описал звездолет, построил и запустил, благополучно посадив на Марс. Этот роман я послал в журнал "Удивительные истории", печатавший фантастику и прочие невероятные были и небылицы, и не получил никакого ответа. И не знал, напечатали роман или нет.

- Жаль, что ты не оставил контрольный экземпляр!

- Ты должен радоваться, что не оставил, - ответил Барнетт. - Ведь ты полетишь на ней, настоящей ракете. Моя "Звездная мечта", конечно, была лучше, чем эта, но об ее устройстве у меня написано лишь два коротких абзаца. - Барнетт помолчал, потом кивнул головой и продолжил: - Это была первая проба. Хотя именно за "Звездную мечту" я получил потом чек на четыреста долларов, что придало мне смелости просить руки твоей матери.

Он посмотрел на сына, худого мальчишку с молодым серьезным лицом и спокойной улыбкой. В душе он сожалел, что сын конституцией пошел в мать. Сам Барнетт был крепкого телосложения, с крупной головой, большими руками и широкими плечами, а сын, Дэн, всегда казался ему таким маленьким и изящно хрупким. И вот Дэн стоял здесь, сияющий, словно начищенный чайник, прошедший все тесты на перегрузки, устойчивость вестибулярного аппарата, на воздействие невесомости и испытавший множество других мучений, которые пришлось перенести членам группы подготовки космонавтов в стальных барокамерах и центрифугах. Барнетт-старший очень сомневался, смог ли бы он выдержать, перенести все эти нагрузки и испытания даже в свои лучшие дни. И эта своеобразная неузнаваемость сына, а вернее, его новое открытие одаривали его незнакомой теплотой.

- Все равно ты на ней полетишь не на Марс, - неожиданно сказал он. Дэн улыбнулся:

- Не в этот раз. Мы будем рады достичь хотя бы Луны.

Они прошли через залитую солнцем площадку перед ангаром, повернувшись спиной к ракете. Барнетт чувствовал себя странно, словно все его нервы были обнажены и реагировали на любое, даже по малейшему поводу, раздражение. Никогда солнце не казалось ему таким жарким Никогда его не беспокоила шершавая кожа, запах чистого хлопка, пропитанного потом, гравий под ногами, близость сына, который шел рядом с ним...

Впрочем, не столь близко. Недостаточно близко. Никогда не бывает достаточно близко.

"Странно, - подумал Барнетт, - что раньше, до этого момента, я никогда не задумывался о нашей близости.

И почему? Почему не тогда? Почему сейчас?" Они шли рядом под палящим солнцем, и мозг Барнетта бешено работал. Мозг писателя, натренированный тридцатью с лишним годами работы, мозг, который никогда не мог быть полностью поглощен какой-либо семейной драмой, который всегда оставался в стороне и мыслил аналитически и холодно. Барнетт-писатель смотрел на Барнетта-человека, словно и он, и этот мальчишка были героями его рассказов. Мотивация - он человек! Эмоции - нереальны до тех пор, пока они не мотивированы! А эта эмоция не только не мотивирована, она противоречива. Это не в его характере.

Люди часто кажутся противоречивыми, но на самом деле они не такие. У них всегда для любого поступка есть причина. Даже если они этого не знают, даже если никто не знает этого. И какова же твоя причина, Барнетт? Будь честен: если ты не будешь честным, тогда все на свете - человек или герой вылетят в трубу. Откуда это внезапное болезненное чувство неполноценности? Чувство того, что многое не сделал? Чувство неопределенности рядом с этим сравнительно счастливым, более того, очень счастливым, вполне довольным собой молодым человеком?

"Потому что, - думал Барнетт, - потому что..."

Жара накатывалась волнами. Белизна песка, блокгауза и отдаленных строений космогородка становилась невыносимо болезненной для глаз.

- Что случилось, отец? - взволнованно спросил Дэн словно издалека.

- Ничего. Прости. Просто свет...

И теперь пот. Пот, покрывавший его могучее тело, стал холодным, и Барнетт ощутил жгучую злобу внутри себя и подумал: "Ну конечно же, черт возьми! Я боюсь! Я думаю... Ну давай, Барнетт, выплесни это все наружу! Нет смысла прятаться внутри, в темноте! Я думаю о том, что мой мальчик войдет в это прекрасное, отвратительное создание, которое мы оставили у себя за спиной, и через несколько часов он и такие же, как он, застегнут ремни и приготовятся. А другие люди нажмут на кнопки и выпустят адский огонь из хвоста этого чудовища. И тогда, может быть... Ведь это не твоя "Звездная мечта". Не твоя. И потом?! Всегда есть право на отказ. Конечно, есть! В любом случае, вот перед тобой простейшая мотивация в мире - чувство противоречия не в отношении прошлого, а в отношении будущего".

- Иногда солнце здесь очень жестокое, проговорил Дэн. И Барнетт-старший услышал голос сына словно со стороны. - Может, тебе следует надеть шляпу?

Барнетт улыбнулся и, сняв солнечные очки, протер глаза, на которые градом струился пот, стекая с его высокоученого и высокоумного лба.

- Не списывай меня пока со счетов, - сказал он. - Я все еще могу разорвать тебя напополам, сынок.

Он вновь надел очки и, твердо ступая, пошел рядом с Дэном. А позади них стояла ракета, глядящая в небо.

В общей комнате штаб-квартиры астронавтов они встретили других: Шентца, который летел вместе с Дэном, Кридера, их дублера, и еще троих или четверых из группы подготовки. Другие уже отбыли в Центр управления полетами, откуда они будут следить за стартом Дэна и Шентца.

Все отобранные оказались замешаны на том же тесте, что и Дэн.

"А он, пожалуй, неплохой парень, - подумал Барнетт. - Совсем неплохой".

Большинство из устремившихся ныне в космос приходили к ним в дом, и трое, а может, и больше, даже прочли его рассказы еще до того, как встретили его и Дэна. Теперь-то, конечно, они прочли все.

Возможно, для них даже было приятно иметь в своей команде парня, чей отец писатель-фантаст. Барнетт не сомневался, что они частенько над этим подшучивали, но все равно ребята приветствовали его с удовольствием, и он был рад им, потому что ему было необходимо отвлечься и забыть холод внутри себя.

- Привет! - сказали они. - Вот и самый старый эксперт! Привет, Джим, как дела?

- Я пришел, - ответил он, стараясь попасть в нужный тон, - чтобы убедиться в том, что вы делаете все так, как я и другие это описывали.

Космолетчики усмехнулись.

- Ну и что думает старик профессионал? - спросил Кридер.

Барнетт приоткрыл рот и с видом судьи произнес:

- Довольно неплохо! Не считая одной маленькой детали.

- Какой же?

- Маркировки ракеты. Вам бы следовало раскрасить ее поярче. Добавить оттенков красных и желтых цветов, чтобы она резко контрастировала с черным цветом космоса, хотя эта фраза и звучит парадоксально.

В ответ раздался голос Шентца:

- У меня есть идея получше! Следует раскрасить ракету в черный и нарисовать звездочки, чтобы "они", там, наверху, не заметили нас. Но генералы над этим только посмеются.

- Невежды! - возразил на иронический монолог Шентца молодой человек по имени Мартин со слишком уж торжественным выражением лица. Он был одним из трех, кто читал рассказы Барнетта. - Это им не по зубам! - сказал он, заставив Барнетта почувствовать себя скорее совсем старым, нежели веселым.