Осенние визиты - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 84

ему нужен кто-то, в чьих глазах будет тепло.

– Если меня убьют, а ты победишь… Виз, ты не говори тогда маме ничего. Пусть думает, что ты настоящий.

Визитер быстро кивнул.

– Кирилл, ничего с тобой не случится. Мы победим, сами победим! Мама только ранена, она скоро поправится. Ты останешься с ней, а я уеду куда-нибудь.

В его глазах было тепло. Кирилл секунду смотрел, потом обхватил Виза неумело, он привык только маму обнимать. А мальчишки обнимаются только в глупых детских книжках. Но ему нужно было прижаться к кому-то. Почувствовать страх за него – маленького поэта и испуганного ребенка Кирилла Корсакова.

Валя Веснин тоже, наверное, был тем, в чьих глазах жило это тепло. Только что-то с ним было неправильно. Он, видно, считал, что дети ничем не уступают взрослым. Что они вправе сами все решать и поступать, как им хочется.

А это очень приятное вранье, но все-таки – вранье.

И Ярослав Заров, который считал детей способными на любую гадость, который не умел любить и боялся быть добрым, тоже ошибался.

Потому что мир такой, каким ты его видишь.

Если не ждешь любви, то ее и не будет.

– Виз, мы пробьемся, – прошептал Кирилл.

– Да.

– Виз, все будет хорошо… правда?

Посланник Развития, чьим телом было тело ребенка, а душой – боль и страх, уткнулся в плечо Кирилла.

– Я не знаю.

14

Ограда оказалась не такой сложной, как ожидал Илья. Просто глухой деревянный забор, правда, крепкий и высокий, оплетенный поверху колючкой, но простенькой, несерьезной. Это не стальная, бритвенно острая лента «Егоза», которую стоило бы запретить, специально созвав Женевскую конвенцию. Обычная ржавая колючка.

Илья скинул плащ, подтянулся, набросил его поверх забора. Всмотрелся в сад. Деревья стояли голые, но слишком много елок и слишком большое пространство, чтобы его заметили.

– Руку, Маша, – велел он, взобравшись на ограду.

В комнатке охраны сидели трое. Еще четверо дежурили снаружи, один – у ворот. Когда невидимая нить лазерного датчика была нарушена, Семен даже не удивился. Лишь оскалился, вспоминая человека с автоматом на ВВЦ.

Ничего. Теперь и у него не пистолет. И он на территории, которую поручено охранять. Закон – на его стороне.

– Паша, седьмой датчик вопит.

Бывший спецназовец кивнул, поднимаясь. Они двое уже почувствовали Власть, и если остальными охранниками двигал долг, то ими — служение.

– Я спущу собак, – сказал Павел.

Это было ошибкой – единственной, которую они допустили. Но никто и никогда не предполагал, что это может стать промахом. Собаки неподкупны. Собаки ведь тоже служат.

– Валяй. – Семен поднялся, подхватывая со стола «кедр». Посмотрел на третьего их товарища, сухощавого, с желчным лицом татарина Рината. Парень он был не слишком крепкий, но прекрасный стрелок. – Сообщи Визирю и выходи. Ребят я предупрежу.

Доставая из кармана рацию, он выбежал из дома.

Анна не хотела идти. Не могла. Ее мутило, стоило вспомнить взгляд водителя. Растерянный и обиженный, как у ребенка, которому мать ласковым голосом велит стать в угол. Растерянный и послушный.

Только Игоря ждал не угол, а бензоколонка, в которую он врежется на двухстах километрах в час…

Там ведь будут еще люди. Машины и люди. Машины, ждущие бензина, люди, ждущие любви и добра. Они дождутся лишь пламени… света, обжигающего и смертоносного. Мария говорит – их муки не зря. Их муки отольются вечным блаженством…

Стоит ли рай смерти?

– Быстрее! – крикнула Мария. Анна послушно протянула руки, и Посланница Добра помогла ей взобраться на стену. Какая она сильная… Толчок, и Анна полетела вниз, уже по ту сторону забора. Земля была мягкой и доброй, и подниматься не хотелось. Илья рывком поднял ее, потом протянул руки, помогая Марии. Секунду они озирались, но все было тихо.

– Может быть, вместе? – Карамазов держал автомат в левой руке. Небрежно, но уверенно.

Мария покачала головой.

– Я не могу рисковать им…

– Там еще и рисковать-то нечем! – Карамазов выматерился. – У меня в штанах миллион таких, только попроси!

Обретенная уверенность в своих мужских способностях требовала похвальбы и цинизма.

– Уже есть, – ровным голосом сказала Мария. – Я не собираюсь ждать девять месяцев. Он родится гораздо раньше.

Карамазов не нашелся, что ответить. Мешкать не стоило. Их, конечно, не заметили, но если территория патрулируется…

В этот миг он увидел собак. Двух здоровенных ротвейлеров, молча и быстро бегущих к ним. Карамазов вскинул автомат, сдергивая предохранитель, но Мария толкнула его в локоть, крикнула: «Нет!» И бросилась вперед – на распрямляющиеся пружины звериной ненависти…

Впереди был враг. Впереди была цель.

Их растили, чтобы убивать, и они умели отличать хозяев от врагов.

Мужчина был опаснее – они знали, что в первую очередь надо ликвидировать мужчин, потом – женщин, потом – детей. К тому же в руках мужчины была та металлическая штука, которая несет смерть еще быстрее, чем их клыки.

Но вдвоем у них был шанс. Кто-то успеет вцепиться в горло. То, что другой погибнет, лишь добавляло ярости. Они знали вкус человеческой крови – однажды пьяный бродяга сдуру перелез через ограду…

Женщина вышла вперед. Один пес вильнул, заходя на мужчину справа, другой ускорил бег. Он собьет женщину в прыжке, хлестнет зубами по горлу и набросится на врага с автоматом.

страх. Страх из темных глубин, из древних веков.

Впереди была не женщина – впереди был Хозяин. Тот, кого они ненавидели и боялись вместе с людьми… и так же охотно подчинялись ему, как и люди. Не самый главный хозяин, скорее тот, кто должен привести его в мир. А главный Хозяин тоже был где-то рядом, еще бессильный и крошечный, но уже глядящий на них внутренним взглядом – полным беспощадной любви и приказа.

Псы взвизгнули, останавливаясь, подползая к женщине-Хозяину, елозя брюхами по опавшей листве.

– Хорошие мои, – сказала Мария. Потрепала одного ротвейлера по вздыбленной шерсти. Тот заскулил. Словно и хотел этой ласки, и боялся, и ненавидел Марию, и не мог этого показать.

– Умница, – прошептал Илья.

– Они нас заметили. Может быть, здесь стояла сигнализация. – Мария наклонилась, заглядывая в глаза собаки. Та вскочила, метнулась к Илье – тот едва не выстрелил, замерла у его ног. – Это твой, – объяснила Мария. – Второй останется с нами.

Карамазов не считал подобный расклад справедливым. Но спорить времени не было. Он побежал в глубь сада, и пес бросился вперед, словно получив от Марии четкий приказ.

Павел увидел, как собака выбежала ему навстречу. Харон, более старший и более сильный пес. Бежал он спокойно, и Павел перешел на шаг, опуская оружие. Значит, ложная тревога. Значит, никого нет у ограды. Второй ротвейлер, Гамлет, наверное, еще носится вдоль стены, ловит запахи, ищет врага. Он помоложе и поазартнее.

Когда охранник увидел вооруженного человека, идущего следом за собакой, у него уже не осталось времени отреагировать. Харон был рядом. Молча, беззвучно он взвился в воздух, и его зубы сомкнулись на горле бывшего хозяина, вырывая трахею.

Захлебываясь кровью, Павел упал. Пес уже отпустил его – он был убийцей, а не голодной шавкой. Но морду он все-таки облизнул.

Охранник умирал еще несколько секунд, с хлюпаньем втягивая воздух и кровь, глядя в собачьи глаза, по-прежнему умные и верные.

Вот только верные уже не ему.

– Молодец, – прошептал Илья, глядя на агонизирующего охранника. Пес послушно подошел к ноге.

Если так пойдет и дальше, то охрана окажется не слишком большой проблемой. Будь с ним второй пес, они смели бы телохранителей беззвучно, чисто и не оставляя улик.