Холодные берега - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 57

– Почему же…

– Да потому, что у божественной любви свои пути, прихотливые! Порадуйся лучше, что Бог в своей милости не дал людям достаточно ума сродство железа разбивать. Иначе не стоял бы тут, рядом с умными и добросердечными людьми, а прислуживал бандитам, у которых кулак побольше головы!

Раздался взрыв смеха. Хелен, устало прижавшаяся ко мне, тихонько сказала:

– Браво. Рудознатец не дурак, но ведь этот баронишко захудалый – умнее.

– Полагаешь?

– Конечно.

– Милостивый господин. – Старик склонил голову. – Я не смею спорить, но, видимо, лишь сам Господь мог бы нас рассудить. Нам не дано, увы, знать, как сложилась бы жизнь, стань железо вещью обыденной…

– Такого и быть не могло, – безжалостно добил его аристократ.

– А вот тут вы не правы, господин… – Старик оживился. – Известно, что еще в средние века, в году тысяча четыреста пятидесятом от обожествления Искупителя, в британских землях добывали железо из земли, ныне непригодной для обработки…

– Видно, все и добыли!

Снова хохот. Аристократы потешались от души.

– В Китае, наряду с тайной гибкого стекла, так долго не дававшейся державным мастерам, знали и секрет добычи железа… – рудознатец почти кричал в меру своих слабых сил, – из пустой породы. Но потом Чингиз, будущий руссийский хан, взял Пекин и велел отсечь головы всем мастерам, сказав, что только трус прикрывает себя латами…

– Надо же, а я думал, что он небольшого ума был человек!

Смех…

– Пойдем, – сказала Хелен. – Про булаты он уже рассказывал, это так, напоследок.

Я кивнул, и мы тихонько двинулись к выходу. Неприятно было видеть унижение старого мастера, пусть он и заслужил его пустыми разговорами. Уже на улице я спросил летунью:

– Интересно, а он прав?

– О чем ты?

– О том, что люди умели добывать железо из пустой породы.

– Да. Уверена, что да.

– Но почему никто не пытается восстановить секрет? Ведь это так изменило бы всю человеческую жизнь!

– Ты сам ответил.

– Хелен, я не понимаю.

– Ты все-таки не настоящий аристократ… – Смягчив слова улыбкой, летунья пояснила: – Вся жизнь, и у нас, и в Руссии, и в Китае, зиждется на железе. Оно – мера стоимости. Как прикажете торговать, если железо упадет в цене?

– Есть еще серебро, золото, наконец… медь…

– Все давным-давно завязано на железо. Все сокровищницы наполнены им. К тому же железо – не бесполезное золотишко, которое годится лишь на дешевые украшения. Это и деньги, и товар. Железо прочно и красиво. Началась война – и ты пустил его на оружие, например. Понимаешь теперь?

– Но все равно выгоды были бы несравнимы…

– Для кого, Ильмар? Накопления Дома или запасы Церкви – огромны и разнообразны. И все же они в основном в железе. Для мелких аристократов более того, кроме шахты-другой у них и нет ничего. Кто же захочет рубить под собой сук? Кто пожелает разоряться ради того, чтобы крестьянин имел железный плуг, а ребенок играл стальным ножиком? Кому это надо?

Я даже остановился. Мысль была такой ослепительно яркой, такой простой, такой чудесно все объясняющей…

– Хелен… Маркус спер книгу, в которой описана тайна дешевого железа!

Она даже не удивилась. Помолчала, потом пожала плечами:

– Не знаю. Мне это не приходило в голову.

– Точно!

– Ильмар, слишком уж просто.

– А что тогда? Ну что?

Хелен посмотрела мне в глаза:

– Ильмар, не дай Господь нам это узнать.

Часть четвертая

Страна чудес

Глава первая,

в которой я дважды нахожу принца Маркуса, а Хелен оба раза смеется надо мной

Ни один город в мире, даже Париж или Рим, не выглядят ночью так красиво, как Миракулюс.

Все сияет!

На аллеях зажглись газовые фонари, причем зажглись сами по себе, ни одного фонарщика я не увидал. То ли к ним шли электрические запалы, то ли применялось что-то еще более хитрое. Хрустальный Дворец весь сиял – верхний этаж мертвенным светом дуговых фонарей, остальные – от нормальных ламп. На нижних ветках деревьев раскачивались маленькие зажженные фонарики, их развешивали, быстро скользя на деревянных роликовых коньках, подростки в униформе. Разноцветными огнями пестрели пиццерии, ресторанчики, пивные. И людей меньше не стало, наоборот, все переместились из павильонов и дворцов на аллеи.

– Мне надо заглянуть на планёрную, – сказала Хелен. – Пойдешь со мной или подождешь?

– Подожду, – решил я. – Давай встретимся вон там, у сцены…

Огромный открытый театр и впрямь был одним из центральных мест ночной жизни. Никакой платы за билеты не бралось, люди просто сидели перед сценой за столиками, пили, ели и общались, особо и не глядя на сцену. Хелен кивнула и двинулась по аллее. А я присел за свободный столик, заказал подавальщице коньяк и кофе, уже начиная привыкать к местным ценам, и погрузился в раздумья.

По всему выходило, что наша авантюра обречена на провал. Нет здесь Марка, и не было никогда. Еще день-другой мы его поищем, а потом? Нет, для меня все понятно – надо бежать. А как поступит Хелен? Повинится перед Домом? Убежит со мной? Или решит сдать меня Страже?

Честно говоря, я боялся последнего. Наш странный альянс был столь хрупок… столь необычен. И ладно бы это. Мне всегда нравились подобные неустойчивые отношения.

Беда в том, что соединила нас не любовь… не то «сродство», о котором так вдохновенно толковал старый рудознатец. Стремление спасти свою шкуру, причем за счет другого.

А из дурного семени не вырастет добрый плод. Сейчас мы ищем Марка, а завтра будем ловить друг друга…

Я сделал маленький глоток коньяка. Посмотрел на сцену. Шел там какой-то водевиль из современной жизни. Актеры то ли не в духе были, то ли просто посредственные, но играли неважно. Зато острили удачно, видно, текст писал хороший комедиант. Временами шутки пробивали даже увлеченно жующих аристократов, и те начинали аплодировать.

Водевиль был про Дом и про самого Владетеля, который недоволен роскошью Миракулюса, превзошедшего Версаль. Вот Владетель и размышляет, не перебраться ли всему двору на Капри, чего очень не хотят придворные…

Действие шло на самой-самой грани измены. Спасало актеров лишь то, что Владетель был потрясающе мудр, красив и отважен, так что ни у кого язык не повернулся бы назвать водевиль насмешкой над ним. Зато аристократы, лебезящие вокруг него, выглядели недалекими и мелкими интриганами. Я долго не мог понять, как сидящая публика терпит это – ведь многие тут были вхожи ко двору. Потом до меня дошло. В насмешках, видно, и впрямь была определенная правда, но никто не хотел ее отнести на свой счет и предпочитал посмеяться над другими.

Что ж, водевильчик рискованный, но зато даже плохая труппа срывала свои аплодисменты. Я лениво наблюдал за действием, размышляя, сколько в нем правды, а сколько фарса, и кто был автором – почти наверняка кто-то достаточно высокородный, чтобы позволить себе подобные шутки. Потом со сцены прозвучало имя Маркуса, и я напрягся.

– А младший принц поможет нам! – заявил один из интриганов. – Я подучу его забраться в рабочий кабинет высокого лица, взять со стола эдикт, а после с ним скрываться… эдикта нет – и гнев его отца обрушится на Маркуса немедля…

Ничего себе! Либо совсем новая пьеса, либо ее оперативно меняют, отражая все интриги и сплетни Дома. Скорее, второе.

Науськивание Маркуса актеры не показали, но всячески сосредоточились на своем безумном плане сорвать переезд в Миракулюс, украв подписанный Владетелем эдикт. Потом фонари на сцене притушили, рабочие в черных комбинезонах быстро сменили декорации – это почему-то вызвало бурю аплодисментов, видно, какие-то реалии кабинета Владетеля были показаны очень верно. Показали и самого Владетеля, вокруг которого вился шут, предлагая не просто перевести Дом в Миракулюс, а еще и устроить жилища придворных в виде большущего гефестова колеса – чтобы каждый придворный был то вверху, то внизу. При таком раскладе, по мнению шута, ни у кого не будет повода для обид. Зал от души смеялся…