Eurocon 2008. Спасти чужого - Пехов Алексей Юрьевич - Страница 111

И выразительно посмотрел на Ингольфа.

Два Сапога перехватила взгляд толстяка и нахмурилась. Охотник прищурился. Ингольф остался невозмутим. Углежог же, поразмыслив над предложением Большого Брюха, возмутился:

– Чем же он ее зарежет?

– Придумает что-нибудь, – махнул рукой Орвар. – Или вы ему подскажете... На самом деле, нам пора определиться с куда более важным вопросом: на что спорим?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Если выиграет наемник, ты отдашь мне свою знаменитую собачью шубу, братец, – предложил Расмус. – И весь следующий год проходишь в одних штанах.

Толстяк похлопал себя по животу, подумал, высасывая из косточки мозг, после чего кивнул:

– Хорошо. Но если победит нигири, я спилю у Дагни каблуки с сапог. Пусть она в следующий Отиг будет похожа на идиотку.

– Я с тобой не спорила, жирный ублюдок! – завопила рыжая.

– Ты подруга Расмуса.

– Но не его вещь!

– Да, Брюхо, придумай что-нибудь другое, – примирительным тоном предложил Углежог и покосился на проснувшуюся Сив: – Не хочешь заключить пари, сестричка?

– Я хочу замуж, – честно ответила некрасивая девушка, хлопая редкими ресницами. – Пойдешь?

– Я замуж не хожу, – ответил чернобородый, на всякий случай отодвигаясь от приставучей Невесты подальше. – Я в жены беру.

– Возьми меня, – предложила Ледяная Невеста. – Я хорошая...

– Дорогая! – возмутилась Два Сапога, услышав предложение Сив. – У тебя совесть есть?!

– У меня мужа нет, – всхлипнула та. – Танцую, танцую, а муж все не приходит.

– На танцы только прохвосты слетаются, – с умным видом заявил Орвар. – Хорошего мужика прикармливать надо.

И принялся облизывать пальцы.

– А тебе жена не нужна?

– Ты готовить не умеешь.

Невеста запустила в жидкие волосы тоненькие пальчики и беззвучно заплакала. Дагни уселась рядом с Расмусом и они о чем-то зашептались. Большое Брюхо ковырялся в зубах, ожидая, когда из темноты прилетит следующая перемена. А Ингольф и Охотник, отодвинувшись как можно дальше от товарищей, негромко вели собственную беседу.

– Как ты думаешь, что попросит наемник? – поинтересовался мечник, бесстрастно разглядывая одну из собак Охотника.

– Коня, разумеется, – усмехнулся тот. – На лыжах ему нигири не догнать.

– А он очень хочет до нее добраться, – вздохнул Ингольф.

– Так сильно, что не побоялся отправиться в путь накануне Отига, – подтвердил Охотник.

Мечник помолчал, а затем твердо произнес:

– Я хочу ей помочь.

Охотник сжал ухо желтоглазой суки – та удивленно посмотрела на хозяина, – однако ответил собеседнику прежним, спокойным тоном:

– Нигири сама решила, что купить на остатки магии. Разговор окончен.

– Будет лучше, если Леннарт умрет, – холодно сказал Ингольф.

Сказал решеннымтоном.

– Хочешь вмешаться в спор Орвара и Расмуса? Грязнуля будет недоволен.

– И что он сделает? Убьет меня?

Охотник расхохотался:

– Хорошая шутка, Ингольф! – И тут же стал серьезным: – Но я не хочу ссориться с Углежогом. Мне нравится дикость грязнули.

– Для меня это очень важно, – прорычал мечник. – Разреши мне поединок.

Несколько секунд мужчины буравили друг друга взглядами, после чего Охотник отвел взгляд, погладил плюхнувшегося на место обиженной суки кобеля и грустно улыбнулся:

– Наконец-то.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Ингольф.

– А ты не понял? Или боишься, что понял неправильно?

– Что ты имеешь в виду? – требовательным тоном переспросил мечник.

– То, что сказал, – ответил Охотник. – За те восемьсот лет, что я вынужден терпеть твое общество, ты впервые сам вызвался на бой.

«Те восемьсот лет...» Понимание заставило Ингольфа вздрогнуть:

– Так просто? Я должен был сам...

– Нет, человековское отродье, не просто, – жестко перебил мечника Охотник. – Ты должен был САМ: и душой, и телом. Каждой своей частичкой. И самое главное – ты должен был захотеть победить. Даже не так: тебе нужна победа любой ценой.

– Ты не позволишь мне убить наемника! – Мечник скрипнул зубами.

– Нет, Ингольф, не так: ты сам должен будешь сделать выбор. – Охотник издал издевательский смешок: – К тому же все говорят, что Леннарт крутой боец.

– Крутые бойцы не шляются по северным пустошам и не ночуют в клоповниках, – отрезал Ингольф. – Крутые бойцы живут южнее, в столице и богатых марках, где много преступников и много охотников за головами. Там крутость проверяется другими бойцами, не менее сильными. О Леннарте же складывают легенды пропахшие селедкой рыбаки да пастухи. Ему хватает этой славы.

– Он силен и победил многих воинов.

– Где простолюдин мог обучиться высокому искусству? – высокомерно осведомился мечник. – Я убью его без твоей помощи, убью даже с закрытыми глазами, убью и помогу нигири дойти до Мышиных гор. Ублюдок Расмус отнял у нее магию, но я верю – она дойдет. У нее глаза горят. Она дойдет.

– Но почему?

– Мое дело, – в третий раз за вечер повторил Ингольф.

– Если убьешь Изгоя, тебе придется бродить с нами еще тысячу лет!

– Я уже проклят, – напомнил мечник. – Тысячей лет больше, тысячей меньше... Мне давно все равно.

– Ставишь тысячу лет проклятия ради чужой женщины?

И снова во взгляде Ингольфа появилось высокомерие. Даже – Высокомерие. И обращено оно было не к простолюдину, что топтался сейчас на лыжах, умело ведомый ночными тварями, а к самому Охотнику, одно только имя которого наводит страх на людей. Ингольф смотрел на Охотника так, что тот начал понимать разницу между тварью и человеком.

– Гаруса – мать, – произнес мечник. – А у матерей нет национальности и рас.

– Кажется, теперь я понимаю, что именно заинтересовало Брюхо в этой истории, – пробормотал Охотник, отводя взгляд. – Мать, да?

– Я рожден женщиной, – продолжил Ингольф. – Пусть я проклят, но этого не забыл. Я был воином, но сражался только с воинами. Мои руки по локоть в крови, но это кровь равных. Это кровь воинов!

Не было больше проклятого мечника, бездушного и безразличного. Перед Охотником сидел рыцарь, заплативший огромную цену за нарушенное слово, но не забывший, что такое честь. Или наконец-то вспомнивший, что такое честь. Рыцарь, который больше всего на свете хотел исполнить главный долг воина: выйти на бой, чтобы защитить.

– Разреши мне поединок! Расмус не посмеет воспротивиться: ты держишь нити моего проклятия, ты в своем праве. Разреши!

– Ты хочешь победить?

– Я обязан победить.

– Орвар, – покачал головой Охотник, восхищаясь толстым уродом. – Хитрый обжора Орвар... он все предусмотрел, потребовал меч... А я все не мог понять, чего он на тебя так пялится... Теперь Грязнуля и Сапоги подумают...

– Что подумают? – не понял рыцарь.

– Не важно. – Охотник посмотрел Ингольфу в глаза. – Я ждал этого момента восемьсот лет, рыцарь. Я ждал, когда ты сам, не по принуждению, не по приказу, а по зову сердца, по велению души, по требованию совести захочешь выйти на поединок. По-настоящему захочешь. А потому не могу тебе отказать. Ты сразишься с Леннартом.

– Спасибо!

– Не спеши радоваться. – Охотник вновь стал спокойным и чуточку рассеянным. – Ты очарован Гарусой, но ты не разглядел главного: иногда, мой друг, победа и смерть шествуют рука об руку. Подумай об этом, проклятый рыцарь.

Бразар умер в тот самый миг, когда на горизонте появились заснеженные пики Мышиных гор. Когда Гаруса решила, что предсказание по каким-то причинам оказалось ложным и ее безумное предприятие может завершиться удачно. Когда она улыбнулась.

Именно в этот момент Бразар остановился, коротко выдохнул и медленно опустился на землю, аккуратно сложив в коленях ноги. Отдых у костра ночных тварей не прибавил скакуну сил, зато наполнил ложной уверенностью в себе. И холодным дыханием Отига. Покинув заброшенное кладбище, козел, несмотря на протесты Гарусы, помчал рысью, торопясь унести хозяйку от ночных тварей, а уж когда они вышли на знакомую дорогу, то и вовсе погнал без оглядки.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');