Возвращение в джунгли - Берроуз Эдгар Райс - Страница 21

Тарзан слышал, что человек, убивший льва, пользуется большим почетом у арабов, и не пожалел, что случай помог ему по крайней мере избавиться от назойливых приставаний толпы.

Вскоре после того его отвели в палатку из козьих шкур у верхнего конца «дуара». Там его накормили и, основательно связав, положили на циновку туземной работы в палатке.

Больше в палатке никого не было. У дверей непрочной темницы сидел страж. Но никаких предосторожностей вообще не требовалось, веревки, связывающие Тарзана, не поддались бы никаким усилиям; даже его железным мыщцам невозможно было справиться с ними, он в этом сразу убедился.

Начинало смеркаться, когда несколько человек подошли к палатке и вошли в нее. Все были в арабских бурнусах, но один из них, подойдя к Тарзану, опустил складки, закрывавшие ему нижнюю часть лица, и человек-обезьяна увидел искаженные злобой черты Николая Рокова. На губах его играла скверная улыбка.

– Ах, мсье Тарзан, – сказал он, – какая приятная неожиданность?.. Но почему вы не встаете и не приветствуете гостя? – Потом, со скверным ругательством: – Вставай, собака! – и, отнеся назад ногу в тяжелом сапоге, он с размаху ударил Тарзана в бок, в голову, опять в бок. – И вот еще, вот еще, еще, – повторял он. – По удару за каждое унижение.

Человек-обезьяна не отвечал, он даже не удостаивал русского взглядом, после того как узнал его. Наконец, вступился шейх, остававшийся некоторое время немым и недовольным свидетелем низкого нападения.

– Довольно! – приказал он. – Убей его, если хочешь, но я не допущу, чтобы в моем присутствии так обращались с храбрым человеком. Я не прочь бы развязать его, – посмотрел бы я тогда, как бы ты ударил его.

Эта угроза сразу подействовала на Рокова, у него не было ни малейшего желания видеть Тарзана освобожденным и попасть в его сильные руки.

– Хорошо, – сказал он арабу, – я скоро убью его.

– Не в пределах моего «дуара», – возразил шейх. – Отсюда он должен уйти живым. Что вы сделаете с ним в пустыне, меня не касается, но я не хочу, чтобы из-за твоей ссоры кровь француза пала на головы моего племени, – сюда пришли бы солдаты, перебили много народу, сожгли наши палатки и угнали наш скот.

– Пусть так, – проворчал Роков, – я заберу его в пустыню позади «дуара» и там покончу с ним.

– Ты увезешь его на день пути от моей земли, – твердо сказал шейх, – и кто-нибудь из моих поедет с тобой, чтобы проследить, как ты выполнил то, чего я требую, иначе – в пустыне останутся трупы двух французов.

Роков содрогнулся. – Ну, так я подожду до утра. Уже темнеет.

– Как знаешь, – сказал шейх. – Но через час после восхода солнца вас не должно быть в «дуаре». Я не очень-то люблю неверных и совсем не люблю трусов.

Роков хотел что-то ответить, но остановился, потому что сознавал, что нужно немного, чтобы шейх обратился против него. Они вместе вышли из палатки. У выхода Роков не устоял перед искушением и обернулся к Тарзану:

– Высыпайтесь, мсье, и не забудьте хорошенько помолиться, потому что вы умрете завтра в таких мучениях, что вам будет не до молитв.

Никто не позаботился принести Тарзану поесть или напиться, и жажда сильно мучила его. Он спрашивал себя – стоит ли попросить караульщика принести ему воды, но после двух-трех попыток, не получая никакого ответа, отказался от этой мысли.

Далеко в горах раздавался львиный рев. Логовища хищных зверей – более безопасны, чем людские жилища, рассуждал Тарзан. В джунглях за двадцать лет его жизни его ни разу не преследовали так неутомимо, как среди цивилизованных людей, за несколько последних месяцев. Никогда он не бывал там так близок к смерти.

Лев снова заревел, уже ближе. В Тарзане заговорило старое, примитивное желание ответить ему боевым кличем обезьяньего рода. Его рода? Он почти забыл, что он не обезьяна, а человек. Он попробовал высвободиться. Боже, если бы он мог вцепиться в веревки своими крепкими зубами. Он чувствовал, как волна безумия заливает его мозг по мере того, как гаснет надежда на освобождение.

Нума рычит, почти не переставая. Ясно, что он спускается с гор в пустыню на охоту. Так рычит голодный лев. Тарзан завидует ему, ведь он свободен. Никто не свяжет его веревками и не убьет, как овцу. Это-то и раздражает человека-обезьяну. Умереть не страшно, но пережить перед тем унижение поражения, не иметь даже возможности сразиться за свою жизнь…

Теперь около полуночи, думал Тарзан. Ему осталось жить несколько часов. Может быть, он найдет все-таки способ забрать с собой Рокова в неведомый путь. Царь пустыни уже совсем близко. Должно быть, он вынюхивает себе ужин в одном из загонов внутри «дуара».

На некоторое время все затихло, как вдруг тонкое ухо Тарзана уловило звук медленно и осторожно подвигающегося по земле тела, оно приближалось к задней стенке палатки, со стороны гор. Все ближе и ближе. Он напряженно прислушивался, выжидая. Несколько мгновений царило полное безмолвие, странное безмолвие, и Тарзан удивлялся, что не слышит дыхания зверя, который, наверное, пригнулся к земле у задней стенки палатки.

Вот шевельнулся опять. Подползает ближе. Тарзан поворачивает голову на звук. В палатке темно. Медленно отделяется от земли полотнище палатки, приподнятое головой, потом плечами проникшего в палатку существа. Снаружи проникает теперь в палатку слабый свет, там горят звезды пустыни.

Мрачная улыбка заиграла на губах Тарзана. По крайней мере Роков обманется в ожиданиях. Вот то-то будет взбешен! И смерть все-таки будет легче той, какую придумал бы для него русский.

Полотнище палатки опустилось снова до земли и снова кругом темно, и что-то – неизвестно что – тут, в палатке, вместе с ним. Оно подползает ближе, оно уже рядом. Он закрывает глаза и ждет удара мощной лапы. Повернутого вверх его лица касается мягкая рука, ощупывающая в темноте, и голос девушки едва слышным шепотом называет его по имени.

– Да, это я, – шепчет он в ответ. – Но, во имя неба, кто вы такая?

– Девушка из Сиди-Аиссы, – отзывается она. И Тарзан чувствует, что она старается освободить его. Вот холодная сталь ножа чуть резнула его. Минута – и он свободен!

– За мной! – шепчет она.

На четвереньках выползают они из палатки, тем же путем, каким она пришла. Она ползет дальше, совсем приникнув к земле, пока не добирается до кустарника. Тут она поджидает его. Он глядел на нее молча некоторое время, прежде чем заговорить.

– Я не могу понять, – произнес он, наконец, – как вы сюда попали? Откуда вы узнали, что я здесь пленником и в этой палатке? Как могло случиться, что именно вы спасли меня?

Она улыбнулась. – Я проделала большой путь ночью, – сказала она, – и нам предстоит пройти немало. Идем, я расскажу вам дорогой.

Они поднялись и двинулись по направлению к горам.

– Я не была уверена, что вообще доберусь к вам, – говорила она. – «Эль адреа» бродит сегодня вокруг и, когда я слезла с лошади, мне кажется, он почуял меня, я очень боялась.

– Какая смелая девушка, – сказал он. – И все это ради чужеземца, ради неверного?..

Она гордо выпрямилась.

– Я дочь шейха Кадура бен Садена. Я была бы недостойной его дочерью, если бы побоялась рискнуть жизнью для того, чтобы спасти человека, который спас мне жизнь еще в то время, когда считал меня простой танцовщицей.

– И все-таки, – настаивал он, – вы смелая девушка. Но как же вы узнали, что я здесь, в заключении?

– Ахмет дин Тайеб, мой родственник с отцовской стороны, был в гостях у друзей, принадлежащих к тому племени, которое захватило вас. Он был в «дуаре», когда вас привезли. Вернувшись, он рассказывал нам о большом французе, которого захватил Али бен Ахмет для другого француза, чтобы тот мог убить его. По описанию я догадалась, что это вы. Отца не было дома. Я пробовала уговорить кое-кого из мужчин спасти вас, но они не согласились, говоря:

– Пусть неверные убивают друг друга, если хотят. Нас это не касается, а если мы помешаем Али бен Ахмету – начнется распря между нашими племенами.