Донырнуть до звезд (Сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 52

Музейные работники терпеливо ждали.

– Да чего это я вас баснями пичкаю? – вдруг прервался Иван. – Еда стынет, а солдат без пайка – как пушка без заряда! Идемте…

Вздох облегчения пронесся по залу номер пятнадцать. Джон Смит утер пот со лба.

– Кстати… – уже в дверях остановился Иван. – Читал я, профессор, что у вас даже старая аннигиляционная пушка есть! Не покажете ли раритет?

Мелкими шажками профессор двинулся в центр зала. Там, на исцарапанном стальном полу, высился огромный макет аннигиляционной пушки, какими некогда вооружали орбитальные базы. Макет был очень тщательно сделан из картона и раскрашен яркими латексными красками.

– Красота! – восхитился Иван. – Только почему же она ненастоящая? Как сейчас помню, профессор… вы писали: «Настоящая аннигиляционная пушка с зарядным реактором и прицельным компьютером, в рабочем состоянии…» А? Профессор? Нет-нет, я понял… она сгорела! Верно, гражданин Мяэтэ? У вас очень плохо с пожарной безопасностью!

Старший хранитель закатил глаза и осел на пол.

А Иван Перелетный уже выхватил из кобуры огромный плазменный «Маузер» и, потрясая старым, но грозным оружием, надвигался на музейных работников.

– Что, контра недобитая, выкормыши имперские, подстилка аристократическая! – вопил он. – Продали барону Трэшу аннигиляционную пушку – и в ус не дуете? Древности-херевности, экспонаты-хренаты! Всех вас в расход пущу именем Новой Демократии! И ничего мне не будет, я на арктурианском фронте контуженный, за власть демоса кровь проливший!

Неизвестно, чем закончилась бы эта ужасная сцена – ибо Иван Перелетный, хоть и имел доброе демократическое сердце, но пособников бандитов никак не уважал. Но тут прижавшийся к профессору малыш Антуан-Мария-Пьер пролепетал:

– Папочка, он тоже будет в нас стрелять и мучить моих зверюшек?

Услышав слова невинного ребенка, Иван сразу же замолчал, спрятал «Маузер», поигрывая желваками. И рявкнул:

– А ну рассказывай, профессор… хренов… Как дело было?

– Видите ли, госпо… гражданин Перелетный, – прижимая руки к груди, пробормотал профессор. – Они приземлились полгода назад… вошли в купол… их было больше сотни… страшно, да, знаете, очень страшно! Люди, Чужие, киборги, роботы… Издевались над нами… грозились обесчестить жену и дочь… Мебиуса отключили от сети… гражданина Керша заставили целоваться самого с собой, а это ведь ужасное оскорбление для билиатов… Антуана-Марию-Пьера ударили, убили его любимого кролика… потом заявили, что разобьют все музейные экспонаты…

– Ну, картина мне в целом ясная, – сказал Иван Перелетный, – даром что противная. Бандиты – они и на Марсе бандиты. И вы струсили? Отдали им пушку?

– Они бы и сами ее забрали… – прошептал профессор.

– Мы очень не хотели этого делать, – тихо сказала Мария-Пьер.

– Братан, растерялись мы… – пробасил Тягомотин.

– Это омерзительные создания без малейших представлений о совести и морали! – отчеканила левая голова Керша. Правая голова молчала и кусала губы.

– Я крайне неодобрительно отношусь к нынешнему режиму, – процедил сквозь зубы Джон Смит. – Но с такими, как Трэш, мне не по пути.

Иван Перелетный взмахнул руками:

– Хорошо говорите! Правильно говорите! Так что же, граждане музейные работники, слова у вас с делом расходятся? Или у вас оружия мало? Встретили бы врага огнем, умерли бы достойно, как подобает!

Музейные работники потупились. Только малыш Антуан-Мария-Пьер засопел носом и сказал:

– Вам легко говорить, вы уже пожили. А я еще маленький. Я вырасти хочу.

Иван вздохнул. Укоризненно посмотрел на профессора – ну разве ж можно так воспитывать детей? Профессор покраснел.

Вперед выступила Мария-Пьер и негромко сказала:

– Гражданин комендант. Мы, разумеется, виноваты. Но готовы искупить свою вину.

– Ну-ка, ну-ка! – обрадовался Перелетный. – И как именно?

– Бандиты взяли только пушку, – объяснила девушка. – Реактор по производству снарядов из антиматерии брать не стали… испугались. По моим расчетам, у них вот-вот должны закончиться боеприпасы. Кроме как у нас, взять их негде. Верно, папа?

– Предпоследний оружейный реактор был уничтожен семьдесят лет назад, – поправляя очки и оживляясь, сказал старый ученый. – А последний здесь, у нас.

Иван Перелетный пристально посмотрел на сконфуженных музейных работников. Оправил форму, подтянул обмотки. Сказал – сурово, но справедливо:

– Что ж, граждане испугавшиеся. Есть у вас первый и последний шанс исправить свою ошибку, оправдать доверие товарища Мунина. Справимся – честь нам и хвала! Погибнем – все равно честь и хвала. – И, добродушно усмехнувшись, добавил: – Но помирать нам как-то не с руки, верно, граждане?

Ранним утром, когда маленькое холодное Солнце показалось над краем горизонта, над бурой марсианской равниной показался огромный боевой корабль. Человек сведущий сразу сказал бы, что это линкор орбитальной поддержки. Человек знающий отметил бы, что часть оружейных башен разобрана, а вместо них из бронированного корпуса торчит чудовищное дуло аннигиляционной пушки.

Вздымая пыль и опаляя песок струями пламени, линкор опустился вблизи купола Независимой Республики Сидония.

Барон Трэш, кровавый ужас пояса астероидов, выходец из захудалого калифорнийского рода (давно уже отрекшегося от такого родственничка), первым вышел из корабля. Трэш был страшен. Черная кожа барона была испещрена шрамами, вместо правого глаза посверкивал электронный прицел, вместо левого – злобно блестел биопротез (по слухам, барон имел обыкновение разбирать на запчасти своих врагов). На правой руке не было кисти, вместо нее в руку барона была встроена лазерная пушка. Левая рука заканчивалась маленькой ультразвуковой пилой – страшным оружием ближнего боя. Недоброжелатели любили съязвить насчет неспособности барона собственноручно подтереться, но ужасна была их участь, если шутка доходила до ушей Трэша.

Уши у него, кстати, были электронные.

Следом за Трэшем вышли его верные телохранители – братья-близнецы Грегор и Эгрегор. Эти невозмутимые скандинавы были с раннего детства зомбированы на преданность барону. Именно они разрушили орбитальный лифт на Церере, лишив заработка десять тысяч рудокопов.

За телохранителями последовали три киборга, давно уже утратившие всякое сходство с людьми. Один из них парил в воздухе, другой ехал на гусеницах, третий передвигался большими прыжками.

А уж потом из люков линкора посыпались остальные бандиты – люди и роботы, Чужие и киборги. Отбросы Солнечной системы, беглые аристократы и предатели-демократы, садисты и убийцы, все они собрались под черное знамя Трэша, поскольку больше никто в мире не желал иметь с ними дела.

Последней из корабля вышла Миосика – девочка-самурай, выгнанная из якудзы за излишнюю кровожадность. Она была одета в черный кожаный комбинезон с шипами и сапоги со шпорами-лезвиями. Ее холодный взгляд теплел лишь при виде барона – Миосика мечтала стать его любовницей, но барона не привлекали женщины. Впрочем, барона не привлекали ни мужчины, ни Чужие, ни даже киборги.

– Идем в купол, загружаем боезапас, – приказал Трэш. – Больше сюда возвращаться не станем, слишком опасно. Потому…

Бандиты заулыбались. Они понимали, что значат эти слова…

– Устроим кровавую оргию! – оскалился Трэш. – Профессора оставьте мне, я люблю пытать интеллигентов!

– А мне – детей! – закричала Миосика. – Можно я сама убью детей?

Трэш милостиво кивнул.

– Разрешите мне обесчестить дочь профессора? – воскликнул кто-то из бандитов, расслабленный показным добродушием барона.

Это были его последние слова – ультразвуковая пила взвыла, вырезая ему сердце.

– Молод еще – профессорских дочек насиловать! – рявкнул Трэш. Приказал Эгрегору: – Похоронить с воинскими почестями… когда вернемся.

И предвкушающие кровавую оргию бандиты двинулись к куполу Сидонии.

Плакат висел на двери шлюза: написанный от руки печатными буквами на большом листе картона.