Дневной Дозор - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 11

– Не то слово, – без лишних сантиментов ответил он. – Алиса, ты чем думала, когда силу отдавала?

– Я действовала по инструкции, – опять ощущая подступающие слезы, ответила я. – Эдгару конец бы пришел – против него стояли два мага второго уровня!

Лекарь кивнул:

– Достойное усердие, Алиса. Но и цена немалая.

Эдгар, уже торопящийся к лифту, остановился, сочувственно посмотрел на меня. Подошел и поцеловал в ладонь – трепетно и галантно. Эти прибалты – они вечно строят из себя викторианских джентльменов.

– Алиса, моя глубочайшая благодарность! Я чувствовал, что вы отдаете последнее. Боялся, что и ты уйдешь вслед за Ольгой.

Он повернулся к лекарю:

– Карл Львович, что возможно сделать для отважной девушки?

– Боюсь, что ничего. – Лекарь развел руками. – Алиса вытягивала силу из собственной души. Это как с дистрофией, понимаете? Когда организму не хватает пищи, он начинает переваривать сам себя. Уничтожает печень, мышцы, желудок – лишь бы до последнего сохранить мозг. Наши девочки попали в аналогичную ситуацию. Жанна, похоже, вовремя потеряла сознание и перестала отдавать последние резервы. Алиса и Ольга держались до последнего. У Ольги внутренних резервов оказалось меньше, и она умерла. Алиса выдержала, но полностью истощилась ментально…

Эдгар понимающе кивал, все остальные с любопытством прислушивались, а лекарь продолжал витийствовать:

– Способности Иного чем-то схожи с любой энергетической реакцией, к примеру – ядерной. Мы поддерживаем свои способности, извлекая силу из окружающего мира, из людей и прочих низкоорганизованных объектов. Но для того чтобы начать получать силу, ее вначале надо вложить – таков жестокий закон природы. И вот этой начальной силы у Алисы практически не осталось. Грубая подкачка здесь не поможет, как не спасет умирающего от голода кусок круто соленого свиного сала или прожаренного до хруста мяса. Организм такую пищу не переварит – она убьет, а не спасет. Так и с Алисой – влить ей энергию можно, но она захлебнется.

– А можно не говорить обо мне в третьем лице? – спросила я. – И таким тоном!

– Извини, девочка. – Карл Львович вздохнул. – Но я говорю правду.

Эдгар бережно отпустил мою руку. Сказал:

– Алиса, ты не переживай. Может быть, руководство что-нибудь придумает. Кстати, о прожаренном мясе… я голоден как зверь.

Лемешева кивнула:

– Пойдем в какое-нибудь бистро.

– Подождите меня, а? – попросила Жанна. – Душ приму, я вся в мыле…

У меня даже ужасаться сил не осталось. Я стояла, тупо слушая их разговор и пытаясь ощутить хоть что-нибудь на уровне Иного. Увидеть свою подлинную тень, вызвать сумрак, почувствовать эмоциональный фон…

Пусто.

А про меня словно уже и забыли…

Будь на моем месте Жанна или Ленка – я бы тоже себя так вела. Ну не вешаться же, в конце концов, из-за чужого ротозейства? Кто меня просил отдавать все, до донца? Так нет… захотелось геройствовать!

Это все из-за Семена и Тигренка. Когда я поняла, с кем мы столкнулись, – решила взять реванш. Доказать что-то… кому-то… зачем-то…

Ну и что теперь? Доказала.

И стала калекой. Куда большей, чем после схватки с Тигренком…

– Жанка, только быстро, – сказала Лемешева. – Алиса, ты с нами пойдешь?

Я повернулась к Анне Тихоновне – но сказать ничего не успела.

– Уже никто никуда не идет, – послышалось из-за спины. У Лемешевой округлились глаза, а я, узнав голос, вздрогнула.

У лифта стоял Завулон.

Сейчас он был в своем человеческом облике: худощавый, печальный, с немного отсутствующим взглядом. Многие из наших его только и знают – спокойного, неторопливого, даже скучноватого.

А я знаю и другого Завулона. Не сдержанного шефа Дневного Дозора, не могучего бойца, принимающего демонический облик, не темного мага вне классификаций, а веселого и неистощимого в выдумках Иного. Просто Иного – без всяких следов разделяющей нас пропасти, будто и не было разницы в возрасте, опыте, силе.

Было так когда-то. Было…

– Все в мой кабинет, – велел Завулон. – Немедленно.

Он исчез – нырнул в сумрак, наверное. Но перед этим на миг остановил взгляд на мне. Его глаза ничего не выражали. Ни насмешки, ни сожаления, ни приязни.

Но все-таки он посмотрел на меня, и сердце екнуло. Последний год Завулон вообще словно бы не замечал неудачливую ведьму Алису Донникову.

– И покушали, и помылись, – хмуро сказала Лемешева. – Пошли, девчонки.

То, что я села в сторонке, получилось случайно.

Ноги сами понесли меня в кресло у камина – широкое кожаное кресло, где я так привыкла сворачиваться клубочком и полусидеть-полулежать, глядя на работающего Завулона, на бездымное пламя в очаге, на фотографии, которыми увешаны стены…

И когда я сообразила, что невольно отдалилась от всех, занявших подобающие места на диванах у стены, – было уже поздно что-либо менять. Только глупо бы выглядела.

Тогда я скинула босоножки, подобрала под себя ноги и уселась поудобнее.

Лемешева удивленно глянула на меня, прежде чем приступить к отчету, остальные даже взгляда себе не позволили – ели глазами шефа. Лизоблюды!

Завулон, откинувшийся в кресле за своим необъятным столом, тоже никак на меня не отреагировал. Внешне по крайней мере.

Ну и не надо…

Я слушала ровный голос Лемешевой – докладывала она хорошо, коротко и четко, ничего лишнего не сказано и ничего важного не упущено. И смотрела на фотографию, что висела над рабочим столом. Старая-престарая, ей сто сорок лет, она сделана еще коллоидальным способом – когда-то шеф мне подробно объяснял различия между «сухим» и «мокрым» методами. На фотографии – Завулон в старомодной одежде оксфордского студента, на фоне башни колледжа Крайст Чёрч. Это подлинник работы Льюиса Кэрролла, и шеф как-то заметил, что очень трудно было уговорить «этого чопорного поэтического сухаря» потратить время не на маленькую девочку, а на собственного студента. Но фотография очень удачная, наверное, Кэрролл и впрямь был мастером. Завулон на ней серьезен, но в глазах живет тихая ирония, и еще он кажется гораздо моложе… хотя что для него полтораста лет…

– Донникова?

Я посмотрела на Лемешеву и кивнула:

– Совершенно согласна. Если целью нашей миссии было непременное освобождение задержанной, то образование Круга Силы и угроза жертвоприношения являлись наилучшим решением.

Помолчав, я скептически добавила:

– Конечно, если эта дура стоила таких усилий.

– Алиса! – В голосе Лемешевой зазвенел металл. – Как ты смеешь обсуждать приказы руководства? Шеф, приношу извинения за Алису, она переволновалась и несколько… несколько не в себе.

– Разумеется, – сказал Завулон. – Алиса фактически обеспечила успех операции. Пожертвовала всей своей силой. Неудивительно, что ей хочется задавать вопросы.

Я вскинула голову.

Завулон был очень серьезен. Ни тени насмешки или иронии.

– Но… – начала Лемешева.

– Кто-то только что говорил о субординации? – прервал ее Завулон. – Помолчите.

Лемешева осеклась.

Завулон поднялся из-за стола. Неторопливо подошел ко мне – я, не отрываясь, смотрела на него, но вставать не стала.

– Та дура, – сказал Завулон, – не стоила таких усилий. Разумеется. А вот сама операция против Ночного Дозора была крайне важна. И все ваши боевые раны вполне оправданы.

Мне словно шило в одно место вставили…

– Спасибо, Завулон, – ответила я. – Мне будет легче прожить все эти годы, зная, что я выкладывалась не зря.

– Какие годы, Алиса? – спросил Завулон.

Странное дело… мы целый год вообще не разговаривали… я даже приказов от него лично не получала… а вот сейчас он заговорил – и в груди снова холодный колючий комок…

– Лекарь сказал, что я восстановлюсь очень нескоро.

Завулон усмехнулся. И – вдруг – протянул руку! И потрепал меня по щеке. Ласково… и так знакомо…

– Мало ли, что сказал лекарь… – миролюбиво произнес Завулон. – У лекаря свое мнение… а у меня свое.