Чистовик - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 25

Уверенность ковродела я не вполне разделял, все-таки в нашем мире на коврах ткали портреты разве что президентов и диктаторов. Но выставленный в витрине маленький коврик с вытканным на нем лицом рыжеволосой конопатой девчонки и впрямь выглядел симпатично. Совсем не парадно и при этом не пошло.

Была тут и целая череда ресторанчиков и кафе. В совсем крошечной забегаловке – два столика внутри, два снаружи – я купил пиалу чая и два здоровенных шипящих беляша. Сел снаружи – у входа стоял грибок газового нагревателя, подключенного к баллону, дышала теплом шипящая решетка каталитической горелки, заставляя таять случайные снежинки и высушивая камни под ногами.

Беляши были вкусные и сочные, набитые больше мясом, чем луком. И чай хороший, крепкий, только зря в него сразу, не спросив меня, бухнули две ложки сахара.

Головой все-таки во многом управляет желудок. Я подумал об Орысултане с неожиданной симпатией. Какой все-таки хороший мир – Вероз! Может, и впрямь стоило остановить развитие цивилизации в девятнадцатом веке? Ну, не остановить совсем, а затормозить, чтобы технический прогресс не обгонял моральный?

Я прошелся вдоль храма Исы-пророка, пока не обнаружил парадный вход. Встал спиной к храму у широкой улицы, по которой довольно активно курсировали экипажи – от маленьких двуколок до огромных фаэтонов. Саней, кстати, не было совсем. Видимо, обилие дворников на улицах не оставляло санному транспорту никакого шанса.

Так… и где здесь искать десять-одиннадцать часов, чудную башенку с часами, птичкой и лавчонкой?

Искать долго не пришлось. Я понял, что имел в виду под «десятью-одиннадцатью часами» Цебриков, одновременно с тем, как увидел башню над часовым магазином. Не башню, а именно башенку.

Старик скаламбурил.

Во-первых, он явно имел в виду направление – «смотри на десять часов» означало «смотри вперед и чуть левее». Во-вторых – там и правда был десяток крупных часов, не то работающих вразнобой, не то показывающих время в разных городах. Маленький двухэтажный домик вообще не имел окон на втором этаже – только циферблаты.

Ну а главные часы были на небольшой башенке на крыше. Циферблат метра полтора, не меньше. И прямо на моих глазах из лючка выскочила деревянная ворона и проорала:

– Кар! Кар! Кар! Кар! Кар! Кар! Кар! Кар! Кар! Кар!

Я пожал плечами.

Каждый сходит с ума по-своему. Цебриков чатится в сетях с энтузиазмом неофита. Кто-то заводит рыбок, а кто-то – часовой магазин.

Одно дело функция, а другое – хобби.

Вот только с чего у них вороны заняли место кукушек?

Подождав, пока поток экипажей рассосется, я перешел улицу. Ни светофоров, ни «зебр» здесь не наблюдалось, впрочем, движение позволяло такую расхлябанность.

Двери в магазинчик были не заперты. Я толкнул их – звякнул колокольчик. Впрочем, хозяин магазина был на месте, за прилавком – дружелюбно улыбающийся толстяк в очках, вполне европейского вида. Одет он был в цветастый халат – белые узоры по зеленой ткани, что придавало его облику изрядный комизм.

– Андрюша? – спросил я.

– Ассалям Алейкум, дорогой. – Толстяк вышел из-за прилавка, обеими руками взял и потряс мою ладонь. На ногах у него оказались пышные шаровары темно-зеленого цвета и мягкие кожаные туфли. – Будь гостем в моей маленькой лавке, незнакомец. Не все… не все ее замечают, ослепленные величием храма Исы… да простится муслимам неправильная оценка его роли в истории!

На шее у таможенника (а я четко ощущал, что передо мной – функционал) висела цепочка. Проследив мой взгляд, Андрюша распахнул ворот халата и продемонстрировал крестик.

– Храню истинную веру, – гордо сказал он. – Нет, я не экстремист, разумеется! Христианство на самом деле миролюбивая религия, призывающая к любви и духовному совершенствованию. «Не мир пришел я дать, а меч» – образная цитата, никоим образом…

– Я тоже… как бы вроде христианин, – пробормотал я. – Православный.

– А! Здравствуй, брат! Извини, родной! Привык с муслимами спорить, а они вечно христиан в агрессивности упрекают, даже самые интеллигентные… Так что вам нужно, радость моих очей?

– Почему у вас нет часов с кукушкой? – спросил я.

Андрюша прищурился.

– Так… – задумчиво сказал он. – «Андрюша», «кукушка», «православный». Все ясно. Ты из Москвы? Верно? От Кости?

Я кивнул.

– Как прозвище у Кости?

– Котя…

– А что он мне передал, о друг моего друга?

– Письмо, – чувствуя себя уж совсем дураком, сказал я. Надо же, сам его так и не прочитал, застеснялся.

Андрюша быстро читал письмо. Я осматривался. Лавочка небольшая, да еще и разделенная прилавком посередине. Со стороны входа – дверь, окно и парочка потертых кресел. Через прилавок – дверь во внутренние помещения, а вся стена увешана часами.

– Кукушки, значит… – пробормотал Андрюша, читая. – Так нет у нас кукушек, дорогой. Не создал Господь. Может, и есть такая злая птица, что свои яйца в чужие гнезда подсовывает, только не кричит она «куку», и в часах ее не селят. А ворон… ворон птица умная, хитрая, с чувством юмора, с чувством меры, с пониманием своей ответственности перед стаей. Достойная птица! И крик у нее пронзительный, хорошо слышимый.

Сложив письмо, он спрятал его куда-то под прилавок. Посмотрел на меня совсем другим, серьезным взглядом.

– Как тебя зовут, гость нежданный?

– Кирилл.

– Очень приятно. А меня – Андрей. Близкие друзья из Москвы зовут Андрюшей, но, если говорить откровенно, в нашем мире это не принято. Так… один болтун почему-то всех таможенников кличет ласковыми именами.

Я покраснел. «Николенька», «Андрюша» – все понятно. Котя и сам предпочитал называться уменьшительно-ласкательным прозвищем, и окружающих так звал без разбора.

– Очень приятно, Андрей.

Мы снова пожали друг другу руки.

– У нас нет кукушек, – снова повторил Андрей. – Нет страусов. Нет некоторых видов рыб, насекомых и млекопитающих. Зато есть гигантские спруты в морях, динозавры в Африке…

– Динозавры? – в полном восторге воскликнул я.

– Ну да. Два десятка видов, кажется. В основном мелкие, из больших только тираннозавр. Но он в Красной Книге, их осталось-то около полусотни… – Андрей помолчал и удивленно добавил: – Нет, ну почему демосов это всегда удивляет?

– Кого?

– Людей из твоего мира, сын наивности! Того, где Москва. Наш мир вы называете Вероз, а мы ваш – Демос.

– Почему?

– У вас везде демократия – ну, такой древний общественный строй.

– Он не древний! – возмутился я. – Вот у вас феодализм, так?

– Угу, – подтвердил Андрей. – Более прогрессивный строй. Демократия у нас существовала в древности.

– И у нас тоже, в Афинах, – блеснул я эрудицией. – В Древней Греции.

– Я знаю вашу историю, – кивнул часовщик. – Ну так вот! Демократия – это древняя форма политического правления, неразрывно связанная с рабовладением и уравнивающая в правах мудреца и идиота, бездельника и мастера, опытного старца и сопливого юнца. Ну и что хорошего в такой уравниловке?

– А у вас?

– А у нас прогрессивная референдумная система. Каждый гражданин, в зависимости от суммы денег на его счете в городском банке, обладает тем или иным коэффициентом значимости, который и определяет вес его голоса на референдумах по важнейшим вопросам.

– И что честного в такой системе? – возмутился я. – Кто богаче, тот и…

– Э нет! – Андрей погрозил мне пальцем. – Вот смотри. Деньги должны лежать в городском банке. Таким образом они работают на благо города, общества. Если ты крутишь их в своем личном деле или держишь в кубышке, то ты не заботишься об окружающих, и твой коэффициент значимости низкий. Это раз. Референдумы проходят ранним утром каждую субботу. Если ты пришел, пожертвовал сном – то, опять же, это показатель твоей ответственности, твоего личного интереса к решаемому вопросу. Это два. Если ты не умеешь зарабатывать, то ты либо еще молод и не имеешь жизненного опыта, либо выбрал неправильную специальность, и тогда ты глуп либо транжира и мот – опять же, с чего доверять тебе решение важных вопросов?