Чистовик - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 22

Хотя нет. Променяли бы. Есть такой замечательный приз – очень, очень долгая жизнь. И вот этот приз все перевешивает.

Вот если бы и одно, и другое. И способности, и свободу…

Но собственно говоря, этим мы с Котей и заняты. Ведь верно?

Задумавшись, я докурил сигарету и выбросил ее в лужу за неимением в поле зрения урны. Интересно, ну почему человек уж если решил намусорить, то все-таки отправит свой окурок или смятый пакетик из-под чипсов куда-нибудь в кучу к уже имеющейся грязи? В крайнем случае – в ямку или в лужу, на обочину или в канаву. А тот, кто все же мусорит посреди дороги или тротуара, вызывает общее возмущение.

Наверное, в глубине души все, даже самые неряхи, понимают, что мусорить – нехорошо!

– И где же тут башня? – пробормотал я, озираясь в свете редких фонарей.

Жилой дом, трансформаторная подстанция, еще дом…

Ой!

Это был не дом.

Узенькое трехэтажное здание – один подъезд, по три окна на каждом этаже – было вовсе не жилым домом.

Это был еще один вариант башни таможенника!

Конечно, после домика Василисы в Харькове можно было и не удивляться. Это скорее мое обиталище выглядело необычно стильно даже со стороны Москвы, настоящей башней – пусть и водонапорной.

Но у Василисы в домике чувствовался запах иного мира. Ощущалась функция. Да и ее кузнечное увлечение было налицо.

А здесь – дом как дом.

Только довольно запущенный, как говорится, «пролетарский» дом.

На окнах грязноватые занавески и горшки с чахлыми цветочками. На крыше какая-то кривая антенна.

Дверь подъезда – деревянная, старая, обитая железом, крашеная недавно, но дрянной коричневой краской, уже пошедшей лохмотьями, из-под которой проступает старая синяя краска. Кодовый замок – дешевый, механический. Дверь, впрочем, все равно приоткрыта.

И изнутри доносится чей-то скрипучий и скандальный голос:

– Между прочим, это уже второй случай за год. Я сидел без интернета три часа! А вы еще отказывались ехать!

– Ну зачем вам интернет посреди но… – начал и тут же заткнулся чей-то усталый голос.

Я осторожно вошел в подъезд.

Воняло кошками. Вряд ли они тут реально жили, это была всего лишь имитация, мимикрия. По выщербленным ступенькам я поднялся на площадку первого этажа. Здесь была всего одна дверь – тоже полуоткрытая. Сквозь прохудившийся дерматин торчали клоки синтепона. Номер «1» болтался на одном шурупе. Изнутри шел свет.

Я заглянул внутрь – и тихонько вошел.

Комната начиналась сразу, без всякой прихожей. Очень большая, захламленная, но при этом удивительно чистая. Выглядела комната как воплощенный рай свихнувшегося на компьютерах тинейджера.

В одном углу большая и не застеленная кровать. Подушки не мешало бы взбить, а одеяло – расправить… похоже, на кровать падали и тут же засыпали мертвым сном.

В другом углу – какая-то навороченная плита. Неиспользуемая. На сверкающей стеклокерамике стояла простенькая микроволновка с открытой дверкой. Прямо на стеклянном поддоне микроволновки лежала четвертинка пиццы.

Третий угол – здоровенный шкаф с книжками. Пестрые растрепанные томики фантастики соседствовали с какими-то техническими пособиями в мягких обложках и серьезными, академического вида, темно-зелеными томами.

И четвертый угол – там и был краеугольный камень этого помещения.

Огромный компьютерный стол. Системный блок такого размера, что в него можно было бы запихнуть неплохой сервер. Два здоровенных монитора. Принтер и сканер. Кофеварка – мне показалось, что она подсоединена по ю-эс-би-кабелю к компьютеру, и я предпочел решить, что это и впрямь почудилось. А вот подставка под кофейную чашку была подключена к компьютеру без всякого сомнения. Знаем такие штуки, продавали их сотнями перед Новым годом и двадцать третьим февраля, лучший подарок для молодого сисадмина от его молодой сисадминихи…

И все это на столе помещалось легко и незаметно. Я же говорю – это был подлинный центр комнаты, даром что в углу.

А еще перед столом было Кресло.

Именно Кресло, с большой буквы. Что-то мне подсказывало, что эту исполинскую конструкцию из темной кожи, водруженную на легкомысленные ролики, просто так не купишь. Небось делают на заказ где-нибудь в Италии за очень большие деньги. Это было не просто место для сидения, на которое опускают зад, а что-то вроде кокона с высоченной спинкой, выдающимися вперед в районе изголовья «ушками», широченными подлокотниками. В общем, найдите фотографию Рокфеллера или Черчилля за работой – и вы поймете, что я имею в виду.

Но в образчике мебельного мастерства восседал вовсе не подросток, который смотрелся бы уместно в этой комнате, и не толстопузый начальник, который гармонировал бы с креслом. Кожаный монстр вмещал, будто скорлупа – подсохший орех, сухощавого седовласого старичка в обвислых на коленях брюках и замызганной рубашке с короткими рукавами.

Перед ним стояли два парня, моих ровесника, в униформе с надписями «Корбина-телеком» на спине. Между старичком и парнями лежала на уголке стола какая-то бумажка.

– Не подпишу акт приемки, – с явным удовольствием говорил старикан. – У меня с вами договор на круглосуточное обслуживание. А я три часа был без интернета!

– Два часа двадцать минут…

– Не важно! Ехали долго, чинили долго!

– Господин Цебриков, у вас дом старый, коммуникации все гнилые…

– Этот дом вас перестоит, молодые люди! – весело воскликнул старичок, и я подумал, что в этом трухлявый склочный пень на самом деле прав: дом будет стоять долго, очень долго…

Тут взгляд старика скользнул по мне. Похоже, мой возраст послужил причиной того, что и меня зачислили в интернет-провайдеры.

– А вы что можете сказать? – задорно воскликнул хрыч.

– А я по другому поводу, Николенька, – сказал я, не без содрогания обращаясь к старому скандалисту столь панибратски. – Мне всего-то в одну дверь войти, а в другую выйти.

Старик мигнул.

Потом молча расписался на бумажке.

Один из парней схватил ее, не сдержав вздоха облегчения, и оба корбиновца рванули к двери. Я подмигнул страдальцам. В ответ парень, урвавший подписанный акт приема работ, страдальчески закатил глаза.

Да уж. Сидеть на техподдержке – самое ужасное дело. А уж если найдется вот такой упертый склочник, так совсем пиши пропало…

За интернетчиками хлопнула дверь, по лестнице простучали шаги. Они явно спешили убраться.

– Что-то не припомню. – Старик сощурился, глядя на меня. – Раньше… не видались?

– Нет.

– Эх… – Он смотрел на меня и все никак не мог прийти к определенному выводу. – Ты… функционал?

– Бывший. – Я решил не врать.

– А… надоело на поводке сидеть? – Господин Цебриков подмигнул. – Эх… молодость. А мне, полагаешь, весело было? В году одна тысяча восемьсот шестьдесят шестом? Человеку немолодому, жизнью битому, но любознательному, получившему до обидного короткий поводок – три тысячи семь метров!

– Ой… – вздохнул я.

– До стен Кремля дойти мог, а внутрь уж ни-ни, – сказал старичок с такой обидой, будто привык ходить в Кремль на работу. А может, и впрямь привык? Кто знает, кем он был… – Человек я хоть и пожилой, но по натуре бойкий и свободолюбивый, легко ли мне было? А выдержал! Дождался телефона, радио, телевидения. Теперь – и вовсе просто. Весь мир рядом, и что мне поводок?

Я терпеливо подождал, пока он кончит хихикать, невольно глядя через плечо старичка в мониторы.

Да, забавно.

Насколько я мог понять, в обоих экранах был открыт один и тот же блог: электронный дневник, популярное развлечение молодых оболтусов и старых лентяев.

В одном мониторе старичок выступал от имени девушки, в другом – от имени парня. Оба персонажа азартно ругались. Целая толпа, вероятно – настоящих людей, комментировала происходящее.

– Забавы, забавы… – Старик проследил мой взгляд. – Осуждаете? Даром трачу время?

– Не мое дело, – сказал я.

– Разумный подход! Понимаете ли, молодой человек, с высоты прожитых лет я ясно вижу, что любое человеческое действие – суета сует. Любовь, ненависть, дружба, вера, презрение, ревность, ярость, патриотизм, вдохновение – все наши чувства сгорают и превращаются в ничто. И важно ли, любишь ли ты на самом деле… – Он запнулся и уточнил: – В силу возраста я вынужден исключить плотский компонент любви… или лишь имитируешь любовь, заставляя поверить и себя, и окружающих, что испытываешь неземные страсти?