Черновик - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 42

Впрочем, один эксперимент я могу провести и сам…

Достав из кармана сигареты и зажигалку, я щелкнул кнопкой, предусмотрительно отведя зажигалку на вытянутую руку от себя.

Ну, назвать это снопом огня было бы чересчур. Но все-таки огонек выглядел как-то иначе. Ярче горел, пламя было ровное и чистое.

Все-таки кислород?

Возможно, как один из факторов…

Я вздохнул, спрятал сигареты, так и не закурив. Конечно, можно вернуться сюда с герметичным сосудом, взять пробу воздуха… Потом, в Москве, провести где-нибудь анализ. И мне все разложат по полочкам, нарисуют таблицы, графики, диаграммы…

Оно мне надо?

Все равно итог один. Этот мир пригоден либо для функционалов, либо для граждан, склонных к наркомании. Возможно, сюда будет с удовольствием выбираться рэпер с компанией. Или солидные дяденьки с депутатскими значками на пиджаках. Будут песни петь и голыми при луне танцевать…

У меня крепло ощущение, что я вытянул мир-пустышку, никому толком не нужный. Неприятное ощущение, если честно. За Кимгим и Землю-семнадцать меня так искренне хвалили… И я вдруг понял, что, как только откроется четвертая и последняя дверь, все мое будущее предопределится. Вот у меня уже есть четыре (включая нашу Землю) мира, в каждом из которых мне доступен круг десятикилометрового радиуса. Сколько ж это будет площади? Пи-эр квадрат… Вроде бы так. У меня всегда было сложно с геометрией. Ну, значит, километров триста квадратных я имею в каждом мире. Всего – полторы тысячи квадратных километров.

По сравнению с тюремной камерой – очень много.

По сравнению хотя бы с Москвой – уже соизмеримо. Москва, это я со школы твердо помнил, занимает площадь в тысячу квадратных километров.

Ладно, по крайней мере надо до конца исследовать это яблочное царство…

Минут двадцать я бодрым шагом удалялся от башни – временами оглядываясь назад. Впрочем, потеряться мне вряд ли грозило. Я понял, что башню ощущаю очень четко – как часть собственного тела.

Сад вокруг оставался все таким же запущенным и неухоженным. Но все-таки это походило на сад. Расстояние между деревьями было примерно одинаковое. Четко выделялись яблони разных сортов, у них даже цветы были разные, причем деревья росли не группами, что еще можно объяснить старой формулой «яблочко от яблони недалеко катится». Нет, разные сорта были посажены линиями – очень небрежно, но все-таки… У меня появилась слабая надежда, что в этом мире все-таки живут люди.

И буквально через пару минут я в этом убедился. В воздухе запахло дымком. Я побежал – не тем веселым, беспечным бегом, которым ворвался в этот мир, а чем-то вроде целеустремленного движения Цая. За яблонями мелькнула гладь воды – неширокая спокойная речка. Я выбежал на берег и остановился.

За рекой был поселок.

Хоть ножом режьте – это был наш, земной, российский поселок. В худшем своем варианте, том самом, что заставляет патриотов кричать о вражеских происках, а людей более здравомыслящих строить прожекты вроде поиска русской национальной идеи.

Каркасно-щитовые домики, грязноватые стекла в окнах, покосившиеся серые заборчики – все было той унылой серости, что царит в российских селах по весне. Чахлые огородики – казалось, даже морковка в них должна вырастать бурой или белесой, развешенное на веревках белье – той же пыльной окраски. Между домиками бродят, выискивая что-то в пыли, тощие пестрые куры.

Я-то сам городской житель. Я такие поселки обычно вижу из окна поезда, транспортирующего благополучных москвичей куда-нибудь в Питер или Екатеринбург. И всегда утешаю себя тем, что такие села возможны только вдоль железных дорог, вблизи крупных городов, куда вся молодежь из села уезжает, едва получив паспорт. А где-то, конечно же, есть настоящие, как в учебниках «Родной край». С аккуратными домами, кирпичными или бревенчатыми, чистыми палисадниками, резными наличниками на окнах… Где-нибудь есть. На Кубани. Или в Сибири.

А здесь прописалась унылая серость, особенно поразительная на фоне яркой, цветущей природы.

Были здесь и люди. На берегу речки сидела с удочками группа мужчин и мальчишек. Дети были совсем мелкие, дошкольного возраста. Почему-то я сразу это отметил – какой-то провал в возрастах, хотя, казалось бы, на рыбалку должны были собраться взрослые и подростки, а не мальцы, не способные даже толком удочку в руках удержать.

И они все улыбались. О чем-то негромко разговаривали, перебрасываясь почти односложными фразами. До меня доносилось: «Клюет!», «Ага!», «Твоя!», «Да!» Как будто тратить лишние усилия на сложные слова эти люди не хотели… или уже не умели…

Я сел напротив, на другом берегу. Мое появление не вызвало среди рыболовов ни удивления, ни оживления. Несколько улыбок, бодрых взмахов рук. И все.

Снова достав сигареты, я закурил, пристально разглядывая людей. А ведь они наши. Все наши, с Земли. Не отсюда и даже не из Кимгима.

– Нет, Дима, – пробормотал я. – Мне кажется, это не годится на роль новой национальной идеи. И я очень, очень надеюсь, что это не Аркан. Что это не Россия в две тысячи сороковом году…

Один из рыбаков встал. Посмотрел на меня. Отложил удочку. И вошел в воду – не раздеваясь и не разуваясь, даже не засучивая брюки. Почти до середины речушки он дошел вброд, потом метров пять проплыл – и снова побрел по мелководью, приближаясь ко мне.

Ну хоть какая-то реакция!

Не обращая внимания на текущую с него воду, мужчина подошел ко мне и уселся на траву. Дружелюбно улыбнулся. Было ему хорошо за сорок, но выглядел он крепким, здоровым и вполне довольным.

– Здравствуй, хлопец!

– Здравствуй, дядько, – ответил я.

Ну что за «дядько»? С какой стати? Из-за «хлопца», что ли? Но мужчина на такое обращение не обиделся, а спросил:

– А покурить у тебя не найдется?

– Отчего же, найдется, – ответил я в тон. Протянул ему сигареты. Одну мужчина закурил, еще две, взглядом спросив разрешения, спрятал в карман рубашки. В мокрый карман. Я лишь пожал плечами.

– У… – блаженно выпустив дымок, сказал мужчина. – Меня Сашей зовут. Дядя Сашко.

– А меня – Кирилл. – Я не стал иронизировать. Дядя так дядя.

– Издалека пришел, Кирилл?

– Нет. – Я неопределенно ткнул рукой в сторону башни. – Не очень.

– Неужто новый проход открылся? – обрадовался мужчина. – Ну, заживем! Ты откуда будешь?

– Из Москвы.

– А я с Полтавы.

Видимо, исчерпав этим сообщением все темы для разговора, дядя Сашко растянулся на траве, не выпуская из зубов сигаретку.

– И давно вы тут, дядя Сашко? – спросил я.

– Ну… – Он ответил не сразу, покатал во рту сигарету. – Года два. Или три. Горбача когда скинули?

– Горбачева, что ли? – удивился я. – Президента СССР?

– Во-во!

– Да уж лет десять… нет, что я говорю, лет пятнадцать. Я и не помню-то его толком, – зачем-то признался я.

– Пятнадцать? Ого! – восхитился Сашко. На этом его интерес к прожитому вне Земли сроку и закончился. Он засунул руки под голову, с удовольствием дососал сигаретку и мастерским плевком отправил окурок в сторону реки.

– Много народа здесь живет? – спросил я.

– Теперь немало, – охотно ответил Сашко. – Вначале-то я один жил… ну, не один, с друганами… Потом народец прибывать стал.

– А как вы сюда попали?

– Ну, как попадают… – Сашко вздохнул, но не огорченно, а словно бы по обязанности. – С типчиком одним повздорил… тоже мне умник нашелся! Дал ему в глаз, получил в ответ. Нет бы успокоиться… а я его выследить решил. Ну, выследил… домик у него странный, сто раз мимо ходил, не замечал. Пришел ночью с двумя друганами. Ты не думай, мы только морду ему хотели начистить! А что с железками… так он же драться умел будь здоров! Ну и…

Сашко замолчал. Я кивнул и уточнять не стал. Разумеется, три дурня, даже вооружившись арматурой, ничего не смогут сделать функционалу, у которого в способностях есть «рукопашный бой». Это не полоумную старушку вязать.

А потом их выкинули сюда…

– Как называется этот мир? – спросил я.