Черновик - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 20

8

Вас когда-нибудь просили о помощи?

Наверняка просили. «Одолжи штуку на неделю, а?», «Купил я все-таки гарнитур! Приходи, будем таскать мебель на четвертый этаж без лифта!», «У тебя машина на ходу? Теща в три часа ночи из Антальи прилетает…».

Конечно, это иногда напрягает. С другой стороны, понимаешь, что сегодня просили тебя, а завтра попросишь о помощи ты.

А вам когда-нибудь приказывали помочь?

Непременно. «Фура с товаром пришла, поможешь грузчикам», «Стойте, гражданин, будете понятым!», «В субботу вечером все идем на митинг против терроризма!».

Знаете, в чем разница? Ты бы и так пошел разгружать грузовик, ведь от пришедшего товара зависит твоя зарплата. И засвидетельствовать, что у мрачного типа с бегающими глазками в кармане женский кошелек, – тоже был готов. А к террористам ты относишься чуть хуже, чем к тараканам, и «была б моя воля…».

Но тебе не оставляют выбора. Тебе приказывают делать то, на что ты и так согласен. Подчеркивают, кто здесь начальник, а кто дурак. Хотя на самом-то деле умный начальник в таких случаях приказывать не станет, оставит тебе иллюзию собственного решения.

Записка, подброшенная девушкой «с такой попкой», оказалась приказом. Старательным округлым почерком человека, не привыкшего много писать от руки, на листке из блокнота было написано колонкой:

Я посмотрел на часы, засекая время.

– Что будем делать? – повторил Котя. – Искать мужика с белой розой?

– А может, женщину? – из чувства противоречия спросил я.

– Тут же написано – человека! – искренне возмутился Котя. – По умолчанию имеется в виду мужчина… Кирилл, ты учти, дело явно пахнет контрабандой!

– Чего? Белых роз? – Я покрутил пальцем у виска.

– Мало ли чего… Ты даже тех… этих… не проверил как следует!

– Нет у них ничего запрещенного. В товарных количествах – тоже ничего нет.

– Откуда ты знаешь? – удивился Котя. И тут же восторженно воскликнул: – О! Я понял! Ты просто знаешь! Как с асфетидой!

Я кивнул.

– Пошли наверх.

– Тебе чайник надо завести электрический, – сказал Котя, подымаясь вслед за мной. – Или плитку. Как ты без горячего?

– Еще тюль на окна и горшок с геранью… Не собираюсь я тут обустраиваться!

– Ха! – фыркнул Котя. – Не собирается он… Слушай, а где у тебя…

– В Москве. За башней.

Котя остановился как вкопанный:

– Ты что, серьезно?

– По-большому можешь сбегать на станцию.

– Так быть не может, – строго сказал Котя. – Извини меня, но это помещение подстраивается под твои вкусы. Я имею в виду, под твои потребности!

– А ты где-нибудь здесь заметил унитаз?

Котя подумал секунду и стал подниматься по лестнице дальше.

– Закрыто там, – вяло сказал я.

Котя толкнул люк, закрывающий проход вверх. И тот легко подался, откинулся на петлях.

– Закрыто, говоришь? – бодро воскликнул он. – Так… свет тут есть?

Свет там был. Выключатель нашел я, он как-то очень удобно лег под руку.

Третий этаж башни оказался разделенным на две части. Маленькая круглая площадка вокруг лестницы, две двери. Одна вела в совмещенный санузел – исполинских размеров ванна, умывальник, унитаз. На вешалках нашлись чистые полотенца и пестрый банный халат моего размера. Окон не было.

– Погоди минутку, ладно? – Котя бесцеремонно закрыл за собой дверь.

В ожидании я заглянул во вторую полукруглую комнату.

Как и следовало ожидать. Электрическая плита, шкафы, стол и четыре стула. Кухня. В шкафах нашлась посуда. Тарелки, вилки-ложки, кастрюли и сковородки. Неплохой набор. Я даже обнаружил внушительного размера чугунный казан для плова. На кухне окошко имелось – и выходило прямо на железку.

– Знаешь, что интересно… – входя на кухню, сказал Котя. – Никаких ярлычков на полотенцах. Никаких знаков на фаянсе. В мыльнице кусок мыла лежит, так вот это просто мыло. Без рисунка, букв, символов. Во флаконе шампунь стоит, так он ничем не пахнет и прозрачный. Но мылится!

– Гипоаллергенный, значит, – сказал я. – Котя. Я пойду и приму душ. Я последний раз знаешь когда мылся? Вчера утром у тебя дома.

– А как же эта… – Котя явно растерялся, – просьба о помощи?

– Просьба? По-моему, это приказ. Не люблю приказов.

– Мы же все равно хотели туда идти! – воскликнул Котя.

– Искать человека с белой розой? Что-то мне не хочется. Ловушка это какая-то. Лучше вымоюсь.

На лице у Коти поочередно отразились растерянность, обида и даже неприязнь.

– Дама просила, – сказал он. – Ну… смотри. Иди принимай водные процедуры. Я пока твою жратву на кухню перетащу.

Когда я закрывал за собой дверь, то мне послышалось еще что-то вроде: «Дама просит, а ему двое суток без душа невтерпеж…»

Плевать я хотел на его бурчание! Горячая вода, шампунь неизвестного происхождения, хороший напор в душе – я с наслаждением вымылся и оделся. Увы, о чистом белье я вовремя не задумался, но все равно мне было хорошо.

Когда я вышел из ванной на кухню, Котя стоял у окна. На плите кипел алюминиевый чайник. При моем появлении Котя демонстративно посмотрел на часы и вздохнул.

– Котя, как ты представляешь себе поиски человека с белой розой в чужом мире? – спросил я, усаживаясь за стол. Надо сказать, что, несмотря на изрядный бардак у себя дома, в гостях Котей овладела какая-то страсть к порядку. Он действительно перетащил на кухню все продукты и аккуратно разложил по шкафам.

– Я представляю, что не тому человеку выпал уникальный шанс исследовать чужой мир! – горько сказал Котя.

– Котя, сейчас семь вечера, – ответил я. – Еще двадцать минут.

– Так ты пойдешь? – Он сразу ожил. – А еще голову морочил… Кстати, здесь та же самая петрушка! Никаких знаков изготовителя, ни на посуде, ни на плите. Я думаю, все это создано механизмами башни как идеальное отражение конкретных вещей! Своего рода платоновские идеальные вещи!

– Какими механизмами? – спросил я, наливая себе кипятка и бросая в стакан пакетик чая. – Какие идеальные вещи? Этот кривобокий чайник – идеальный чайник?

– Сразу видно, что ты не интересуешься философией. – Котя тоже сделал себе чай. – Между прочим, белая роза – это древний философско-магический символ. Как и башня, кстати! Со времен Вавилонской башни…

– Котя… – Я вздохнул. – Это не символ. Мы в нем сидим. И чай пьем тоже не из символа.

– Весь мир состоит из символов, а наша жизнь – тем более! – горячо воскликнул Котя. – Любовь мужчины к женщине тоже глубоко символична. Я думаю, когда эта дама оставила нам записку…

– Котя! – воскликнул я, прозревая. – Дама?

У Коти забегали глаза, но он твердо повторил:

– Дама!

Я первый раз присутствовал в момент влюбления моего друга. Вот оно как бывает! Мимолетный взгляд, восхищение фигуркой – и Котя готов. Он ведь и лица ее толком рассмотреть не успел!

Нет, симпатичная девушка, слов нет. Но…

– Кирилл, если ты согласен, я пойду с тобой, – твердо сказал Котя.

– Замерзнешь. Там снег валит, а у тебя ботиночки на тонкой подошве и куртка на рыбьем меху.

– Она с виду тонкая, а на самом деле очень теплая!

Я пожал плечами.

– Да пожалуйста! Что я тебе, мать родная, шарфик на шее повязывать? Ты уже большой мальчик, воспаление легких сам вылечишь.

– Я пойду с тобой, – упрямо повторил Котя.

В тупичке было темно. По-зимнему, когда небо не разглядишь, но рождающийся в нем белый снег координатной сеткой чертит воздух, а от самой земли будто идет слабое белое свечение. Едва-едва угадывались заснеженные стены и темный контур башни. На ней снег почему-то не налипал.

– Один маленький шаг открывает целый огромный мир, – внезапно сказал Котя.

– А? – Я вздрогнул. – Ты чего?

– Ну… мы же впервые вышли в иной мир. Надо что-то сказать. – Под моим взглядом Котя даже в темноте начал мяться. – Что-то умное.